- А верно! - удивленно согласился дежурный. - Я забыл поставить точ- ку. Он поставил за своей подписью жирную точку, и ребята облегченно вздохнули: наконец их руки расклеились! - Скажите родителям, чтобы завтра обязательно пришли сюда. - Хорошо, - буркнул Сережка. - Не маленькие, сами знают. Им не впер- вой. - Да, кстати, как зовут этого старичка? - крикнул ему вдогонку дежур- ный. - Не знаю. Он не с нашей улицы. С ним был один мальчик, так тот его называл каким-то чудным именем... что-то вроде Потапыч, но только не По- тапыч... - Золотой старичок! - промолвил дежурный и мечтательно затянулся па- пироской. - Побольше бы таких Потапычей!.. XXXII. ГДЕ ИСКАТЬ ОМАРА? Никто не мог бы, посмотрев на цветущую физиономию Хоттабыча, поду- мать, что еще так недавно он был очень болен. Неяркий, но ровный стариковский румянец покрывал его смуглые щеки, шаг его был по-прежнему легок и быстр, широкая улыбка озаряла его откры- тое и простодушное лицо. И только хорошо изучивший Хоттабыча Волька мог заметить, что какая-то затаенная дума все время тревожит старого джинна. Хоттабыч часто вздыхал, задумчиво ерошил бороду, и крупная слеза нет-нет, да и покатится из его честных и приветливых глаз. Волька прикидывался, будто ничего не замечает, и не расстраивал ста- рика бестактными вопросами. Он был убежден, что в конце концов Хоттабыч обязательно сам заговорит об этом. Так оно и случилось. - Печаль и тоска терзают мое старое сердце, о благородный спаситель джиннов, - тихо произнес както Хоттабыч, когда величественный закат ок- расил в ровный розовый цвет тихие вечерние воды Москвы-реки. - Мне не дают покоя мысли о моем бедном пропавшем брате, об ужасной и безвыходной его судьбе. И чем больше я думаю о нем, тем больше я склоняюсь к тому, чтобы как можно скорее отправиться на его поиски. Как ты смотришь на это, о мудрый Волька ибн Алеша? И если ты к этому моему решению отно- сишься благосклонно, то не угодно ли будет тебе осчастливить меня и раз- делить все радости и невзгоды этих поисков? - А где ты собираешься искать своего брата? - деловито осведомился Волька, привыкший уже спокойно относиться ко всяким, самым неожиданным, предложениям Хоттабыча. - Помнишь ли ты, о Волька, я уже рассказывал тебе на самой заре наше- го столь счастливого знакомства, что Сулеймановы джинны бросили его, за- точенного в медный сосуд, в одно из южных морей. Там, у берегов знойных стран, и надлежит, конечно, искать Омара Юсуфа. Возможность отправиться в путешествие по южным морям пришлась Вольке по душе. - Ну что ж, - сказал он, - я согласен. Я с тобой обязательно поеду. Куда ты, туда, как говорится, и я... Хорошо бы еще... - Тут Волька за- мялся. Но повеселевший Хоттабыч подсказал ему: - ...захватить с собою нашего превосходного друга Женю ибн Колю? Так ли я тебя понял, о добрый мой Волька ибн Алеша? - Угу! - В этом не могло быть и тени сомнения, - сказал Хоттабыч. И тут же было решено, что экспедиция по розыскам несчастного брата старика Хоттабыча отправится в путь не позже чем через два дня. Но если вопрос о сроках отбытия в путь не вызвал споров, то совершен- но неожиданно обнаружились довольно серьезные разногласия по вопросу о том, какими средствами передвижения пользоваться во время экспедиции. - Полетим на ковре-самолете, - предложил Хоттабыч. - Мы все на нем прекрасно уместимся. - Не-е-ет, - решительно возразил Волька, - на ковре-самолете я больше не ездок. Слуга покорный! С меня за глаза хватит полета в Бенэм. Не хочу я больше мерзнуть, как собака! - Я обеспечу вас теплой одеждой, о благословенный Волька. А если вам будет угодно, посреди ковра будет все время гореть неугасимый большой костер, и мы сможем греться у него во время полета. - Нет, нет, нет! - отрезал Волька. - О ковре-самолете не может быть и речи. Давай лучше поедем до Одессы поездом, а из Одессы... И Волька развил свой план поездки, безропотно принятый Хоттабычем и с восторгом одобренный Женей, которому он через какие-нибудь полчаса был изложен во всех необходимых подробностях. XXXIII. "ДАВАЙТЕ ОСТАНЕМСЯ" На вокзал наши путешественники прибыли почти без приключений. А если не считать того, что произошло при посадке в автобус, то и вовсе без приключений. Случилось же при посадке в автобус вот что. Уже и Волька и Женя с трудом, правда, но влезли в переполненный автобус, уже Хоттабыч занес ногу на подножку автобуса, чтобы последовать за ними, когда из раскрыто- го окошка высунулся кондуктор и властным голосом произнес: - Граждане, мест больше нет! Автобус отправляется! Так как его слова не произвели никакого впечатления на старичка в ка- нотье, то он специально для старичка в канотье добавил: - Давайте останемся, гражданин! Старичок посмотрел на кондуктора с изумлением, убрал ногу с подножки и растроганно промолвил: - Если тебе это доставит удовольствие, о господин мой, то я это только сочту за честь, хотя и очень спешу на розыски моего несчастного брата. Кондуктор, успевший к этому времени дать сигнал отправления, вдруг совершенно непонятным образом очутился на мостовой рядом с учтиво покло- нившимся ему стариком в канотье и с ошарашенным видом проводил глазами автобус, быстро скрывшийся за воротами. - Я осмеливаюсь выразить глубочайшее убеждение, о почтеннейший незна- комец, что мы с тобой чудесно проведем здесь время, пока прибудет сле- дующий автобус, - вежливо обратился Хоттабыч к оцепеневшему кондуктору. Но тут кондуктор опомнился и с пронзительными воплями ринулся вслед за своей осиротевшей машиной. - Остановите! - кричал он, проворно семеня ногами и придерживая рукой бренчащую серебром и медяками тяжелую сумку. - Остановите автобус, граж- дане!.. Хоттабыч, пораженный странным поведением кондуктора, с интересом пос- мотрел ему вслед, а потом, когда тот скрылся за поворотом, где стоял за- держанный Волькой автобус, легко нагнал его и даже успел взобраться в машину раньше кондуктора. Вскоре автобус тронулся в дальнейший путь, и Хоттабыч, наклонившись к своим друзьям, зашептал им, неодобрительно поглядывая на все еще не при- шедшего в себя кондуктора: - Странный, очень странный человек этот кондуктор! Я его не тянул за язык. Он сам, по собственной воле, предложил мне: "Давайте останемся". Меня порадовали и поразили сердечность и доброта человека, предложившего мне свое общество, чтобы мне легче было скоротать время до следующего автобуса. Но стоило лишь машине отправиться, а ему очутиться рядом со мной на мостовой, как он уже передумал, оставил меня в одиночестве и по- бежал догонять автобус. Странный, очень странный человек! - закончил Хоттабыч и не без сожаления посмотрел на кондуктора. - Он вовсе и не собирался оставаться с тобой на мостовой, - попытался Волька разъяснить старику. - Он сказал тебе "давайте останемся" в том смысле, что останешься только ты, а он уедет. Однако Хоттабыч понял объяснения Вольки очень своеобразно. Он недружелюбно посмотрел в сторону кондуктора и жестко сказал: - Теперь для меня окончательно стало ясно, что это не только стран- ный, но и очень неискренний человек. XXXIV. РАССКАЗ ПРОВОДНИКА МЕЖДУНАРОДНОГО ВАГОНА СКОРОГО ПОЕЗДА МОСК- ВА-ОДЕССА О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО НА ПЕРЕГОНЕ НАРЫ-МАЛЫЙ ЯРОСЛАВЕЦ (Рассказан проводником его сменщику, спавшему во время этого проис- шествия) - Я тебя, Кузьма Егорыч, потому рабудил, что только что произошел в нашем вагоне удивительный, совершенно непонятный случай. Понимаешь, постелил я, как полагается, всем постели, и в седьмом купе постелил. Стелю и обращай внимание, что едут в этом купе один старичок, такой бородатый, в дореволюционной соломенной шляпе, и при нем двое пар- нишек. Скорее всего, я так думаю, однолетки. И, понимаешь, ни капли ба- гажа. То есть ну ни-ни! А тут еще один из мальчишек, такой белобрысенький, весь в веснушках, спрашивает: "Товарищ, говорит, проводник, как пройти в вагонресторан" Я отвечаю. "К сожалению, нет у нас в поезде вагон-ресторана, но можно будет ут- речком предложить вам чаю с сухарями". Тут мальчик смотрит на старика, старик ему глазом моргает. Мальчик и говорит: "Ну ладно, мы и без вашего чаю обойдемся, раз нет вагон-ресто- рана". Интересно, думаю, как это вы до самой Одессы обойдетесь без моего чая. И ухожу в наше купе, но дверь только прикрываю, чтобы оставалась щелочка. А уже в вагоне все давно спать улеглись, и уже во всех купе пассажиры третьи сны видят, и только в седьмом купе все шу-шу, шу-шу-разговарива- ют. Что именно говорят, мне не слышно, но только мне определенно слышно, что о чем-то разговаривают. Потом вдруг открывается дверь, и из нее высовывается тот самый стари- чок; не замечает, что я за ним слежу, снимает с головы свою дореволюци- онную шляпу... И что бы ты, Кузьма Егорыч, подумал, что этот старичок делает? Слово даю, не вру! Рвет из своей бороды клок волос. Пропади я на этом месте, ежели вру! Батюшки, думаю, сумасшедший! Вот уж, что называется, повезло! Прива- лило сумасшедшего аккурат в мое дежурство. Молчу и жду, что будет дальше. А дальше, оказывается, старик рвет этот самый клок волос на многие части, кидает этот мусор на пол и что-то про себя бормочет. Тут я все больше убеждаюсь, что этот пожилой пассажир - ненормальный и не миновать того, чтобы в Брянске его ссаживать. Ух, думаю, скандалу с ним не обе- решься! Может быть, он даже сию минуту начнет кидаться на людей, стекла бить. Смотрю - нет, ни на что не кидается, стоит смирно, бормочет. Побормо- тав малость, уходит в свое купе. И вдруг слышу - кто-то по коридору босыми ногами шаркает. Только не впереди, а позади меня. Тогда я понимаю, что кто-то с тамбура прошел в вагон, и опять-таки страшно удивляюсь, потому что тамбур-то у меня во время движения всегда заперт. Посмотрел я назад и... честное тебе, Кузьма Егорыч, благородное слово - не вру... вижу - идут с площадки четыре молодца, загорелые, что твои курортники, и притом совершенно голые. Только и есть на них одежонки, что тряпочки на бедрах. Босые. Я выхожу из нашего купе и обращаюсь к ним: "Граждане, вы, вероятно, вагоны перепутали. Это граждане, международ- ный, и у нас тут все купе заняты". А они хором: "Молчи, неверный! Мы знаем, куда мы идем! Нам как раз сюда и нужно, куда мы идем". Тогда я им говорю: "В таком случае, граждане, попрошу ваши билетики". Они мне опять хором: "Не морочь нам голову, чужеземец, ибо мы спешим к нашему повелителю и господину!" Я говорю: "Меня поражает, что вы меня называете чужеземцем. Я - советский граж- данин и нахожусь в своей родной стране. Это раз. А во-вторых, у нас гос- под нет с самой Октябрьской революции. Это, говорю, два". Их старший говорит: "Тебе должно быть стыдно, неверный! Ты пользуешься тем, что у нас ру- ки заняты и что мы не можем вследствие этого убить тебя за твою безумную наглость. Это, говорит, нечестно, что ты этим пользуешься". Тут я замечаю, что все четыре голых гражданина сверх всякой меры наг- ружены разной снедью. Один держит тяжелое блюдо, а на блюде - жареный барашек с рисом. У другого - громадная корзина с яблоками, грушами, аб- рикосами и виноградом, хотя - обращаю твое внимание, Кузьма Егорыч! - еще до фруктового сезона не меньше месяца осталось. Третий на голове держит посудину в виде кувшина, и в этом кувшине что-то плещется. По за- паху чувствую - какое-то вино. Типа рислинг. У четвертого в обеих руках по блюду с пирогами и пирожными. Я, признаюсь, даже рот разинул. А их старший говорит: "Лучше бы ты, неверный, показал нам, где тут седьмое купе, потому что мы должны поскорее выполнить наше задание". Я тогда начинаю догадываться и спрашиваю: "Как он выглядит, ваш хозяин? Старичок такой с бородкой?" Они говорят: "Он самый. Это тот, кому мы служим". Я их веду к седьмому купе, по дороге говорю: "Придется с вашего хозяина взыскать штраф за то, что вы без билета ездите. Давно вы у него служите?" Старший отвечает: "Мы ему служим три тысячи пятьсот лет". Я, признаюсь, думаю, что ослышался. Переспрашиваю: "Сколько, говорите, лет?" Он отвечает: "Сколько я сказал, столько и служим. Три тысячи пятьсот лет". Остальные трое головами кивают: дескать, правильно старший говорит. "Батюшки, думаю, не хватало мне одного сумасшедшего - еще четырех подвалило!" Но я разговор продолжаю, как с нормальными пассажирами. Я говорю: "Что это за безобразие! Столько лет служите, а хозяин вам даже спе- цовки простой не справил. Ходите, простите, нагишом!" Старший отвечает: "Мы в спецовке не нуждаемся. Мы даже не знаем, что это такое". Я тогда говорю: "Странно слышать подобное от человека с таким приличным произ- водственным стажем. Вы, вероятно, не здешние? Вы где постоянно проживае- те?" Тот отвечает: "Мы сейчас из Аравии". Я говорю: "Тогда мне все понятно. Вот седьмое купе. Постучите". Сразу выходит тот самый старичок, и тут все его сотрудники падают на коленки и протягивают ему свои кушанья и напитки. А я отзываю старичка в сторону и говорю: "Гражданин пассажир, это ваши сотрудники?" Старик говорит: "Да, мои". Тогда я ему говорю: "Они без билетов едут, за это с них полагается штраф. Вы как, соглас- ны уплатить?" Старик говорит: "Согласен хоть сейчас. Ты только скажи, что это такое - штраф?" Я вижу, старичок довольно благоразумный, и шепотом ему объясняю: "Тут у вас один служащий ума лишился. Он говорит, что служит у вас три с половиной тысячи лет. Согласитесь, что он сошел с ума". Старик отвечает: "Не могу согласиться, поскольку он не врет. Да, верно, три тысячи пятьсот лет. Даже немного больше, поскольку мне, говорит, было лет двес- ти - двести тридцать, когда я стал повелевать ими". Я тогда старику заявляю: "Перестаньте надо мной смеяться! Это неприлично в вашем возрасте. Платите немедленно штраф, или я их ссажу на ближайшей станции! И вообще вы мне подозрительны, что ездите без багажа в такой дальний путь". Старик спрашивает: "Это что такое - багаж?" Я отвечаю: "Ну, узлы, чемоданы и так далее". Старик смеется. "Что же ты, говорит, о проводник, выдумываешь, что у меня нет багажа? Посмотри-ка полки!" Смотрю, а на полках полным-полно багажа. Только что смотрел - ничего не было. И вдруг - на тебе! - масса чемоданов, уйма узлов. Я тогда говорю: "Тут, гражданин пассажир, что-то неладно. Платите поскорей штраф, а на следующей остановке я приведу сюда главного кондуктора - пускай раз- бирается. Я что-то перестаю понимать, в чем дело". Старик опять смеется: "Какой штраф? За кого платить штраф?" Я тогда стал совсем злой, поворачиваюсь, пальцем показываю на кори- дор. А там никого нет! Я нарочно весь вагон обегал, всюду осмотрел. Даже след моих "зайцев" простыл. Старик говорит: "Иди, о проводник, к себе в купе!" Я и ушел. Теперь ты понимаешь, Кузьма Егорыч, почему я тебя разбудил? Не ве- ришь? Хочешь, я тебе дыхну, чтобы ты понял, что я совершенно трезвый? Нет, уж я обязательно... Что? Пахнет вином? Да ну тебя, Кузьма Егорыч! Чтобы я когда-нибудь в пути себе такое позволил! Я и рюмочки со вчераш- него дня не выкушал! Что говоришь: рюмочки не выкушал, а стаканчика два выпил? Ай-яй-яй, Кузьма Егорыч! Ха-ха-ха! Ух, уморил! Ха-ха-ха! Хи-хи-хи! Знаешь что, Кузьма Егорыч? Давай споем песню. Что? Пассажиров разбудим? А мы тихо. Бывали дни веселые, Гулял я, молодец... Ладно, ладно, лягу спать. Я, брат Кузьма Егорыч, человек смирный. Лечь спать? Пожалуйста, с удовольствием лягу. Спокойной ночи, Кузьма Егорыч... За час до прибытия поезда в Одессу проводник пришел в седьмое купе убирать постели. Хоттабыч его угостил яблоками. - В Москве, наверно, покупали, в "Гастрономе?"с уважением сказал про- водник и спрятал яблоки в карман для своего сынишки. - Редкая в это вре- мя года вещь - яблоки, - продолжал он. - Большое вам спасибо, гражданин! Было очевидно, что он ничегошеньки не помнил о том, что произошло с ним на перегоне Нары - Малый Ярославец. Когда он покинул купе, Женя восхищенно крякнул: - А молодец все-таки Волька! - Зачем это слово "все-таки?"-сказал Хоттабыч. - Оно совершенно из- лишне. Волька ибн Алеша - явный молодец, и его предложение, вне всяких сомнений, достойно похвал. Так как читателям нашей повести, возможно, не совсем понятен смысл приведенной только что краткой беседы, спешим разъяснить. Когда ночью сбитый с толку проводник покинул седьмое купе, Волька об- ратился к Хоттабычу: - Можно ли так сделать, чтобы проводник все забыл? - Это сущий пустяк для меня, о Волька. - Так сделай это и как можно скорее. Он тогда ляжет спать, а утром проснется и ничего не будет помнить. - Превосходно, о сокровищница благоразумия! - восхитился Хоттабыч, махнул рукой и сделал так, что проводник вдруг стал пьяным. Это произошло как раз в тот момент, когда проводник дыхнул в лицо своему сменщику, Кузьме Егорычу. XXXV. НЕИЗВЕСТНЫЙ ПАРУСНИК На прогулочной палубе теплохода "Колхида", совершавшего очередной рейс из Одессы в Батуми, стояли, опершись о перила и неторопливо бесе- дуя, несколько пассажиров. Тихо громыхали где-то глубоко, в самой сере- дине судна, мощные дизели, мечтательно шелестела вода, плескавшаяся о высокие борта теплохода, наверху, над головой, озабоченно попискивала судовая рация. - Очень обидно, знаете ли, - сказал один из пассажиров, - что исчезли большие парусные суда, эти белокрылые красавцы. С какой радостью я очу- тился бы сейчас на настоящем парусном судне, на фрегате, что ли... Нас- лаждаться видом тугих белоснежных парусов, слушать поскрипывание могучих и в то же время изящных и стройных мачт, восхищенно следить за тем, как по приказу шкипера команда молниеносно разбегается по разным мачтам, ре- ям... и как их еще там называют. Хоть бы раз удалось мне видеть настоя- щий парусник! Только чтоб был настоящий парусник. А то в нынешние време- на даже какой-нибудь "дубок" - и тот, видите ли, заводит себе моторчик, хотя-обращаю ваше внимание - считается парусным судном. - Парусно-моторным, - поправил его гражданин в форме торгового моря- ка. Наступило молчание. Все, кроме моряка, перешли на левый борт смот- реть, как совсем неподалеку плещется и кувыркается в ласковом полуденном море веселая стайка неутомимых дельфинов. А для нашего моряка дельфины уже много лет не были новостью. Он поудобнее расположился в шезлонге и попробовал перелистывать какой-то журнал. Но вскоре солнце его размори- ло, он закрыл журнал и стал им обмахиваться вместо веера. И вдруг что-то так завладело его вниманием, что он перестал обмахи- ваться журналом, вскочил на ноги и кинулся к перилам. Далеко, почти у самого горизонта, он увидел быстро, очень быстро мчащееся красивое, но страшно старомодное парусное судно. Оно казалось видением из старинной волшебной сказки. - Товарищи! - закричал моряк своим недавним собеседникам. - Товарищи, сюда, поскорее! Посмотрите, какой интересный парусник!.. Ну и старина!.. Ого, да у него что-то случилось с грот-мачтой!.. Нету грот-мачты! Точно корова языком слизнула! Батюшки-и-и! Да вы только посмотрите, да ведь у него же паруса не в ту сторону надуты!.. По всем законам, фок-мачта должна была уже давно улететь за борт!.. Форменные чудеса в решете!.. Но пока вняли его словам и вернулись на правый борт, неизвестное суд- но уже пропало из виду. Мы говорим "неизвестное" потому, что моряк готов был поклясться, что этот прекрасный парусник не был приписан ни к одному из советских портов Черного моря. И действительно, судно, замеченное с борта теплохода, не было приписано ни к одному из советских портов Чер- ного моря. Не было оно приписано и ни к одному из иностранных портов. Оно вообще нигде и ни к чему не было приписано по той простой причине, что появилось на свет и было спущено на воду всего несколько часов на- зад. Парусник этот назывался "Любезный Омар", в честь несчастного брата нашего старого знакомогоГассана Абдуррахмана ибн Хоттаба. XXXVI. НА "ЛЮБЕЗНОМ ОМАРЕ" Если бы уже известный нам проводник международного вагона скорого по- езда Москва - Одесса каким-нибудь чудом попал на борт двухмачтового па- русника "Любезный Омар", то больше всего его поразило бы не то, что он ни с того ни с сего вдруг очутился на морском корабле, и даже не то, что этот корабль совсем не похож на обычные суда, бороздившие просторы наших морей и рек. Больше всего его поразило бы, что он знаком со всеми пасса- жирами и всей командой "Любезного Омара". Старик и два его юных спутника только сегодня утром покинули купе но- мер семь международного вагона, а экипаж корабля состоял как раз из тех четырех темнокожих граждан, у которых производственный стаж восходил к XVI веку до нашей эры. Надо полагать, что вторая встреча с ними надолго уложила бы нашего впечатлительного проводника в постель. Уж на что и Волька и Женя привыкли за последние дни ко всяким неожи- данностям, но и те были порядком огорошены, встретив на корабле своих недавних знакомцев, оказавшихся к тому же очень ловкими и опытными мат- росами. Вдоволь налюбовавшись быстрыми и точными движениями малочисленной ко- манды "Любезного Омара", беспечно шнырявшей по снастям высоко над палу- бой, как если бы это гладкий паркетный пол, ребята пошли осматривать ко- рабль. Он был очень красив, но мал, не больше московского речного трам- вая. Впрочем, Хоттабыч уверял, что даже у Сулеймана ибн Дауда не было та- кого громадного корабля, как "Любезный Омар". Все на "Любезном Омаре" блистало поразительной чистотой и богатством. Его борта, высокий резной нос и корма были инкрустированы золотом и сло- новой костью. Палуба из бесценного розового дерева была покрыта коврами, почти не уступавшими по своей роскоши тем, которые украшали собой каюты Хоттабыча и его друзей. Тем удивительнее показалось Вольке, когда в носовой части корабля он вдруг обнаружил темную, грязную конуру с нарами, на которых валялись груды всяческого тряпья. Пока он, поборов брезгливость, знакомился с убогим убранством этого крохотного помещеньица подоспел Женя. Женя после тщательного осмотра пришел к выводу, что эта неприглядная конура предназначена для тех пира- тов, которых они, возможно, изловят в пути. - Ничего подобного, - настаивал на своей точке зрения Волька. - Это просто осталось после капитального ремонта. После ремонта иногда остает- ся какойнибудь заброшенный уголок, где и тряпки валяются и разный другой мусор. - Какая может быть речь о капитальном ремонте, раз еще сегодня утром этого корабля и в природе не существовало? - сказал Женя. На этот вопрос Волька не мог дать удовлетворительного ответа, и ребя- та пошли к Хоттабычу, чтобы тот помог разрешить их спор. Но оказалось, что старик спит, так что увиделись с ним ребята только часа через полтора, за обедом. Неумело поджав под себя ноги, они расселись на пушистом ковре, играв- шем изумительно яркими красками. Ни стульев, ни столов не было ни в этих покоях, ни вообще где бы то ни было на этом корабле. Один член экипажа остался наверху у штурвала, остальные внесли и расставили на ковре множество разных блюд, закусок, фруктов и напитков. Когда они повернулись, чтобы покинуть помещение, Волька и Женя оклик- нули их: - Куда же вы, товарищи! А Волька учтиво осведомился: - А вы что, разве не будете обедать? Слуги в ответ только отрицательно замахали руками. Хоттабыч растерялся: - Я, вероятно, недостаточно внимательно слушал вас, о юные мои друзья. Мне показалось, будто вы пригласили на нашу трапезу тех, кто нас об служивает... - Ну да, пригласили, - сказал тут особенного? - Но ведь это простые матросы, - возразил Хоттабыч таким тоном, будто этими словами вопрос был исчерпан. Однако, к его удивлению, ребята все же остались при своем. - Тем более, что матросы, - сказал Волька, - не какие-нибудь капита- листы, а самые настоящие трудящиеся, свои люди. А Женя добавил: - Надо еще учесть, что они, кажется, негры, угнетенная нация. К ним надо особенно чутко относиться. - Тут какое-то прискорбное недоразумение, - заволновался Хоттабыч, смущеный дружным натиском со стороны ребят. - Я вторично прошу вас при- нять во внимание, что это простые мореходы. Нам не пристало сидеть с ни- ми за одной трапезой. Это унизит нас в их глазах и в наших собственных. - Меня нисколько не унизит, - быстро возразил Волька. - И меня не унизит. Наоборот, будет очень интересно, - сказал, в свою очередь. Женя, с вожделением поглядывая на дымящуюся жареную индейку. - Зови скорее матросов, а то индейка остынет. - Мне что-то не хочется есть, о юные мои друзья. Я буду обедать поз- же, - хмуро промолвил Хоттабыч и три раза громко хлопнул в ладоши: - Эй, слуги! Матросы явились в то же мгновение. - Эти молодые господа милостиво изъявили желание отобедать вместе с вами, недостойными моими слугами. - О великий и могучий повелитель! - промолвил старший из матросов, падая ниц перед Хоттабычем и коснувшись лбом драгоценного пушистого ков- ра. - Нам совсем не хочется есть. Мы очень сыты. Мы настолько сыты, что от одной лишь цыплячьей ножки наши желудки разорвутся на части, и мы ум- рем в страшных мучениях. - Врут! - убежденно прошептал Волька на ухо Жене. - Голову отдаю на отсечение - врут. Они не прочь пообедать, но боятся Хоттабыча... Вот вы говорите, что сыты, - обратился он к матросам, - а скажите, пожалуйста, когда вы успели пообедать? - Да будет тебе известно, о юный благородный мой господин, что мы мо- жем по году и больше воздерживаться от пищи, не испытывая голода, - ук- лончиво ответил за всех старший из матросов. - Они ни за что не согласятся, - разочарованно заявил Женя. - Они его боятся. Матросы попятились к выходу и скрылись. - Что-то у меня, к моему удовольствию, вдруг снова разыгрался аппе- тит, - бодро промолвил Хоттабыч. - Приступим же поскорее к трапезе. - Нет уж, обедай-ка ты, Хоттабыч, один, а мы тебе не компания! - сер- дито пробурчал Женя и решительно поднялся с ковра. - Пошли, Волька. - Пошли. Нам тут делать нечего. Эх! Воспитываешь человека, перевоспи- тываешь, а толку ни на грош... И старик остался, наедине с собой и нетронутым обедом. Он сидел, под- жав под себя ноги, прямой, надменный и торжественный, как восточный бо- жок. Но лишь мальчики скрылись за пологом, отделявшим каюту от палубы, Хоттабыч стал изо всей силы колотить себя по голове своими сухонькими, но крепкими, как железо, кулачками. Горе, горе бедному Гасану Абдуррах- ману ибн Хоттабу! Опять что-то получилось совсем не так, как ему хоте- лось. А ведь как хорошо началось путешествие на "Любезном Омаре"! С ка- ким искренним восторгом хвалили ребята его убранство, его паруса, играв- шие на солнце всеми цветами радуги, его мягчайшие ковры, в которых босая нога блаженно утопала по самые щиколотки, его драгоценные поручни из черного дерева и слоновой кости, его могучие стройные мачты, отделанные мозаикой из прекраснейших и редчайших камней! Почему же вдруг пришла им в голову такая странная причуда? А вдруг это не причуда, не каприз, а совсем-совсем другое? Сколь удивительны эти отроки, отказывающиеся, нес- мотря на голод, от пиршества только потому, что его слугам не позволено отобедать с ними, как равным с равными! Ах, как непоятно, обидно и го- лодно, очень голодно было Хоттабычу! Пока чувство привязанности к Вольке и Жене боролось в груди старика с предрассудками тысячелетней давности, наши юные путешественники горячо обсуждали создавшееся положение. Слуги Хоттабыча старались не показы- ваться им на глаза, но один из них - не то по рассеянности, не то по не- осторожности - вдруг показался из той самой конуры, которая, по первона- чальным предположениям Вольки, предназначалась для пленных пиратов. Зна- чит, эта убогая конура служила на роскошном "Любезном Омаре" кубриком для матросов. - Не-ет! - возмущенно заключил Волька. - На таком корабле мы ни на что не останемся! Или Хоттабыч немедленно, сию же минуту изменит порядки на нем, или пускай старик возвращает нас домой, а нашей дружбе с ним ко- нец. И вдруг они услышали позади себя голос Хоттабыча. - О паруса моего сердца, - обратился к ним лукавый старик так, словно ничего особенного не произошло, - зачем вы теряете время здесь, на палу- бе, когда вас ждет изысканнейший и сытнейший обед? Индейка еще дымится: но она ведь может остынуть, и вкус ее тогда неминуемо ухудшится. Поспе- шим же обратно в каюту, ибо и возлюбленные мои матросы и я, покорнейший ваш раб, изнываем от голода и жажды. Ребята заглянули в только что оставленную ими каюту и увидели матро- сов, чинно восседавших на ковре в ожидании их возвращения. - Ладно, - сухо промолвил Волька. - Нам еще придется, Хоттабыч, очень серьезно с тобой потолковать. А пока приступим к обеду! Не успела закончиться трапеза, как на море поднялось сильное волне- ние: маленькое судно то взлетало на гребень большой волны, то оказыва- лось в глубоком ущелье между двумя громадными водяными стенами. Волны, гремя и свирепо шипя, перекатывались через палубу и уже давно смыли в море покрывавшие ее ковры. Водяные потоки то и дело врывались во внут- ренние покои. Стало холодно, но жаровню с горячими угольями так швыряло из угла в угол, что во избежание пожара ее выбросили за борт. Посеревшие от холода слуги-матросы, единственную одежду которых составляли повязки вокруг бедер, ожесточенно хлопотали у зловеще хлюпавших парусов. Еще полчаса - и от "Любезного Омара" осталось бы только печальное воспоминание. Однако волнение прекратилось так же неожиданно как и нача- лось. Выглянуло солнце. Снова стало тепло. Зато наступил полнейший штиль. Паруса безжизненно повисли, и корабль стал покачиваться на зати- хавшей волне, нисколько не подвигаясь вперед. Хоттабыч решил, чго ему представился удобный случай поправить пошат- нувшиеся отношения со своими спутниками. Радостно потирая руки, он ска- зал: - Штиль? Да будет вам известно, о великодушные и справедливые отроки, что штиль для нас - сущая чепуха. Мы прекрасно обойдемся и без ветра. Сейчас "Любезный Омар" помчится еще быстрее прежнего... Да будет так! И он щелкнул пальцами левой руки. Тотчас же "Любезный Омар" с бешеной быстротой рванулся вперед, причем паруса, встретив сопротивление воздуха, естественно, надулись в направ- лении, обратном ходу корабля. За все существование парусного судоходства никому не приходилось быть свидетелем столь удивительного зрелища. Однако ни Волька, ни Женя, ни Хоттабыч, стоявшие в это время на корме, не успели им насладиться, пото- му что силой инерции их сбросило с кормы в воду. А сразу вслед затем грот-мачта, не выдержав чудовищного сопротивления воздуха, со страшным треском рухнула на то место, где только что стояли наши путешественники. "Любезный Омар" мгновенно скрылся из виду. "Сейчас бы очень пригодилась шлюпка или, на худой конец, спасательный круг, - подумал Волька, барахтаясь в воде и отфыркиваясь, как лошадь. - Берегов не видать". Действительно, куда ни кинь взор, всюду видно было только спокойное и безбрежное море. XXXVII. КОВЕР - ГИДРОСАМОЛЕТ "ВК-1" - Куда ты? - окликнул Волька Женю, быстро поплывшего куда-то в сторо- ну. - Все равно до берега не доплыть. Не трать силы, ложись на спину. Женя послушался. Лег на спину и Хоттабыч, бережно приподняв в правой руке свою шляпу. Так началось единственное в истории мореходства совещание потерпевших кораблекрушение, на котором ораторы высказывались лежа на спине. - Вот мы и потерпели кораблекрушение! - чуть ли не с удовлетворением промнес Волька, самочинво взявтаа на себя обязатеств председателя. - Что ты там задумал? - спросил он, увидев, что Хоттабыч стал выдергивать сво- бодной левой рукой волоска из своей бороды. - Я хочу вернуть назад наш корабль. - Успеешь, - сухо остановил его Волька. - Еще вопрос, хотим ли мы на него возвращаться. Мне, например, не хочется. Прямо скажем: на нем не человеческие, не советские порядки. Даже вспомнить противно. - По-моему, тоже. "Любезный Омар" отпадает, - поддержал его Женя. - Только вот что, Хоттабыч: надо поскорее позаботиться о спасении матро- сов. А то как бы они не погибли вместе с судном. Хоттабыч насупился: - Меньше всего пусть беспокоит вас судьба моих недостойных слуг. Вот уже пять минут, не менее, как они в Аравии. Там они проживают постоянно, там они и сейчас ждут моих дальнейших приказаний. Но объясните мне, о мачты моего сердца, почему бы нам не продлить наше путешествие - на "Лю- безном Омаре"? - Кажется, тебе ясно сказано, - отвечал Волька. - И вообще, - заметил Женя, - парусник - слишком неверный и медленный тип судна. Зависишь от всякой перемены погоды... Не-е-ет, "Любезный Омар" окончательно отпадает. - О якоря моего счастья! - жалостно захныкал Хоттабыч. - Я сделаю все, чтобы... - Бесспорно отпадает, - снова перебил его Волька, поеживаясь. Было очень неприятно лежать в воде одетым и обутым. - Остается выяснить, что еще может нам предложить Хоттабыч. - Я могу вас взять подмышки и полететь. - Отпадает! - отрезал Волька. - Слуга покорный - летать у кого-то подмышками! - Не у кого-то, а у меня! - обиделся Хоттабыч. - Даже у тебя. - Тогда я осмелюсь предложить вашему просвещенному вниманию ковер-са- молет. Превосходнейшее средство передвижения, о разборчивые друзья мои! - Вот уж не сказал бы, что превосходнейшее! Замерваешь на нем, да и летишь медленно и без всяких удобств, - задумчиво промолвил Волька я вдруг воскликнул: - Идея! Честное пионерское, идея! Он тут же камнем ушел подводу, так как в припадке восторга не приду- мал ничего лучшего, как начать самому себе аплодировать. Он вынырнул, сопя и отплевываясь, снова улегся поудобнее на спину и, как ни в чем не бывало, продолжал: - Нужно усовершенствовать ковер-самолет, - сделать обтекаемой формы, утеплить, оборудовать койками и поставить на поплавки.