коричневый бант на шею, жилет и в тон к нему пиджак с глубоким вырезом, кажется, он называется сюртук или фрак, не помню. Все было точно моего размера. Итак, охота началась... * * * - Серега, ты сногсшибательно элегантен! - удовлетворенно констатировал Фармазон, когда Парамон наконец закончил меня одевать. Зеркала в комнате не было, но я доверял вкусу черта. Мы отправились вниз в столовую. У входа стояли двое уже знакомых лакеев, те, что встречали меня у ворот. Они подобострастно улыбнулись и, распахнув двери, хором доложили: - Господин Петрашевский прибыли-с... - Ну наконец-то... - Ко мне бодро прыгнула страстная графиня. Из-за дверей раздались тяжелые шаги мужа. Ольга Марковна, едва не столкнувшись со мной лоб в лоб, с тем же пылом бросилась назад. Барин был мрачен. Он молча прошествовал мимо нас, сел во главе стола и рявкнул лакеям, чтобы подавали. Я смирно сел на указанное место, графиня опустилась на высокий стул напротив. Стол был большой, сервирован на три персоны и уставлен всевозможными закусками в русском стиле. Хозяин дома начал с водки. Просто опрокинул здоровый граненый стакан, захрустел огурцом и, ни на кого не глядя, руками начал рвать печеного гуся. Передо мной и графиней поставили блюда с рыбным пирогом. Ольга Марковна двумя пальчиками подняла высокий фужер золотистого вина: - Бон аппетит, месье! - Бон аппетит, мадам. - Уж такие-то мелочи я помнил. Лакеи удалились" ножка хозяйки под столом мягко коснулась моего сапога. Наверное, я покраснел... - Что-нибудь не так? Я надеялась, что наша кухня придется вам по вкусу. Если нет, только скажите - и повара запорют на конюшне. - Нет! В смысле - но! Найн! Нихт! У вас чудесный повар, просто шерман! Хайль повар! - Вы так возбуждены, - интимно прошептала барыня. - Кто? Я? В... в... каком... что вы имеете в виду? - забормотал я, напряженно кося в сторону жующего хозяина. - Если бы что имела, то на вашем месте давно бы ввела... - Еще один призывный взгляд и касание ножкой. - Не обращайте на него внимания, когда эта скотина ест, то ничего не видит и не слышит. А как нажрется, так спит без задних ног. Ну, говорите же, говорите, говорите... - Майн... как это? Их би шпрехен... а почему ваш муж все время травит медведей? - Какой вы... странный, однако... Во-первых, их слишком много, во-вторых, на медвежьи шкуры хороший спрос, а в-третьих, и это самое главное, медвежий нутряной жир - превосходное косметическое средство для ухода за кожей. Лично я использую его в натуральном виде, без всяких добавок... Так у меня ТАКАЯ кожа... - Вы уверены? - ошарашенно переспросил я. - Да. И вы сами будете иметь возможность в этом убедиться, - томно улыбнулась Ольга Марковна, демонстративно облизывая позолоченную ложку. - Она словно шелковая на ощупь, гладкая и упругая, нежная и прозрачная, на всем теле - ни единого пятнышка! Я еще сильнее смутился, отхлебнул из фужера, и тут... видимо, мой самоконтроль несколько ослаб, потому что я с веселым ужасом почувствовал рвущийся с языка нахальный жаргон Фармазона: - Эй, ма петий фий! Мамзелька-а... Че делаем вечером? Супругу - бон суар, подушку под ушко и одеяльцем с головой, нехай храпит боров недорезанный! Я, в смысле, у меня же не заперто... By компроне муа? Стульев, правда, нет, но постель удобная, вполне разместимся для партии в триктрак. Ферштейн, майн либен фройлен? По глазкам вижу, что ферштейн... - А... У... господин Петрашевский, вы... - От такой откровенной наглости у барыни перехватило голос. Похоже, она еще не совсем поверила в такое счастье. А у меня страшно зачесалось в правом ухе, и с языка само собой полилось прямо противоположное: - Уважаемая Ольга Марковна, позвольте спросить вас прямо - верите ли вы в Бога? Помните ли о семи смертных грехах? Не боитесь ли суда Страшного, кругов адовых, геенны огненной? Обратите свой лик к Господу и покайтесь во всем, пока не поздно... Внемлите голосу, молящему о спасении души вашей, одумайтесь! - Вы... что?! С ума сошли? - едва смогла выдавить бледная графиня, округлив глаза по царскому пятаку. Я хлебнул еще и обрушился на нее уже в полный голос. Анцифер и Фармазон толклись в моей голове, перебивая друг друга: - А у меня там есть... стол! Ну, табль по-французски... На нем такое вытворять можно! Да разве приличествует женщине вашего возраста и положения столь явно заигрывать с посторонним мужчиной в присутствии живого мужа?! Вас ведь венчали в церкви, пел хор, батюшка читал... Есть такая гранд-фолиант, "Камасутра" называется. Древнеиндийский трактат для настоящей лямур с домашним учителем немецкого. А ведь Господь Бог на небесах на все это смотрит, смотрит... Он терпелив, справедлив и милосерден, однако это не причина, чтобы его так бесстыдно провоцировать! Вы только представьте себе... Ночь, звезды, мы вдвоем безо всего, я интимно поливаю вас вареньем, а потом его так медленно... Вот тут-то гнев Божий и обрушится на вашу беспечную голову, ибо грозен Господь наш к преступающим заповеди его! - Кхм... - неожиданно громко прокашлялся Павел Аркадьевич. Я повернулся в его сторону, графиня продолжала сидеть, застыв, как кукла деревянная с остекленевшим взглядом, сжимая в окаменевших ручках кусок пирога, так что у него выдавилась начинка. - Дас ис вас? - вежливо поинтересовался я. - Да... ты тут че-то про Бога нес, - лениво заговорил барин, - проповедник, что ли? - О, найн! Я нихт ферштейн в вопросе истинной веры. - По счастью, близнецы выдохлись, и я вновь ощутил себя хозяином положения. - Мы всего лишь коснулись айн, цвайн, драйн? Да, кажется, драйн день, когда Господь сотворяет зверей и птиц. Я ничего не напутал? - Ах, звери... Вот тока утром за медведем гналси! - оживился хозяин усадьбы. - Здоровущий такой зверюга, когти как чеченские ножи, а зубы, а лапы... Уж я его и шашкой, и из револьвера, и конем по-всякому... Не могу одолеть! Уж так здоров, скотина! Напоследок схватился за плеть и как начал охаживать... Убежал-таки, подлец! Перед моим мысленным взором встала Наташа, бережно бинтующая маленького медвежонка, слезы в ее глазах, кровь на пушистой детской шерстке... Похоже, барин Павел Аркадьевич тоже, смакуя, перелистывал свои воспоминания, он довольно откинулся назад, хихикая и бормоча: - Медведи - они... как люди. В глаза тебе смотрят, только что не говорят. Им же прямо в лоб стрелять надо! Промахнешься - все, задавит зверюга поганая. У него же мозгов нет, силища немереная и человека заломать - первая радость. Нет, господа мои, я их, негодяев, травил и буду травить! Всех! До последнего! Пока хоть один по моей земле ходит, я из него из живого жир выдавлю Оленьке на забаву... Отсмеявшись, граф сполз со стула и тяжелой походкой кавалериста вышел вон. Через некоторое время его примеру последовал и я. Хозяйка продолжала сидеть за столом в прежней позе столбнякового состояния. - Так я пошел? Погуляю по саду, знаете ли... Очень полезно перед сном, врачи рекомендуют. Она не реагировала на мои слова. Даже когда я осторожно помахал у нее перед носом руками, глаза Ольги Марковны оставались такими же тупо непроницаемыми. Не иначе как совместные усилия Анцифера и Фармазона произвели на нее сильное впечатление. Но каков же скотина сам барин?! Он же просто садист! Он испытывает удовольствие и когда убивает, и когда рассказывает об этом. Да еще и врет безбожно! Его необходимо срочно остановить... Такому кровавому психопату место только в дурдоме, за кирпичными стенами и железными решетками. И я серьезно настроен сделать все, чтобы запечурить его туда на веки вечные... Вот с такими решительными мыслями я и спустился в сад. Вечерело... В быстро темнеющем небе серебряной монеткой тускло отсвечивала луна, звонко роились звезды. Воздух был свеж и полон сказочных фруктовых ароматов. Как раз созрели яблоки и груши, листва чуть трепетала от ненавязчивого ветерка. Все вокруг благоухало поэзией... - Сереженька, я здесь. - Из-за широкой яблони показалась узкая морда моей жены. Я радостно нагнулся к ней, обнял за шею, и ее ласковый язык счастливо пробежался вдоль моего уха. - Наташа, ты не очень рискуешь? Я видел тут таких здоровенных волкодавов... - Не волнуйся, любимый, дядя Миша с ними договорился. Они, конечно, верны своим хозяевам, но существует и звериная солидарность. Вообще у меня свободный пропуск в оба конца. - Замечательно, а теперь слушай внимательно. Я как можно короче рассказал ей все, что удалось узнать. Ну или почти все... Болтать о разбушевавшейся страсти молодой хозяйки было бы крайне неразумно. Наташа и так разнервничалась, поняв, что мне придется ночевать в одном доме с оборотнем. - Не переживай за меня, Фармазон подсказал, как можно запереть дверь. Я буду очень осторожен... - Найди чеснок и повесь над входом, на пороге начерти мелом святой крест, а на подоконнике разбросай побольше зерен, - весомо добавила она. - Судя по всему, эта дамочка обычная упыриха, она боится серебра и холодного железа, у нее наверняка аллергия на лук и чеснок, изображение креста не может переступить ни одна нечисть, а зерна нужны для того, чтобы ее отвлечь. Вампиры почему-то аккуратны до педантичности, они развязывают все узлы и собирают всю разбросанную мелочь. Это может и не понадобиться, но в каких-то случаях дает тебе несколько минут форы... Боже мой, как я боюсь за тебя! - Любимая, - я с наслаждением расцеловал волчицу в ласковые желтые глаза, - беги! Мне пора возвращаться в дом и превратить свою комнату в неприступную крепость. Не волнуйся за меня. Она лишь жалобно вздохнула и, вильнув хвостом, скрылась в темноте. Ну, что же, значит, мне тоже пора... Так, где можно взять чеснок? Впрочем, вряд ли его держат в этом доме. И зерна - где мне их искать по ночам? Ладно, начерчу крест, должно сойти. По дороге я еще отломал подходящий сук. Теперь оставалось только забаррикадироваться... * * * Как я обратил внимание, все обитатели барского дома после десяти прятались по своим норам, надежно запирая двери. Добрый Парамон принес в мою комнату трехгрошовый подсвечник и, подозрительно оглядываясь, сунул мне настоящую серебряную ложечку. - Бери, бери, Ганс... как по батюшке-то, Сергеич? - Наоборот, Серж Гансович, - улыбнулся я. - Ну, тоже ничего... с кем не бывает... Ложку в кулаке держи, не выпуская, говорят, оборотень серебра боится. Мы тут все что ни есть такое носим, не ровен час, да и сгодится. - Данке шен. - Я сунул ложку за голенище сапога. - Чего? - "Спасибо" по-немецки. - А, ну храни тебя Господь. - Старый лакей перекрестил меня на прощанье и ушел к себе, - Свойский дедок, - констатировал Фармазон, потягиваясь у меня на кровати. - Видать, ты ему очень приглянулся, а вообще-то русские люди относятся к иностранцам с непонятной жалостью, как к безнадежно больным детям. - А где Анцифер? - Махнул в Город, говорит, ему надо срочно что-то забрать из вашей квартиры. Просил присмотреть. Ты за разговорами-то дверь не забудь запереть. Деревяшку нашел? О, самое то! Давай-ка я сам поставлю. - Думаете, она придет? - Всенепременно! Ты же просто пленил несчастную женщину. Бедняжка весь ужин провела в ступоре, не в силах отвести от тебя взгляда. - А вот это, между прочим, ваша заслуга! Зачем понадобилось нести эту псевдолюбовную чушь, да еще на дикой смеси трех языков с кошмарным акцентом?! - Ну и че? - недоуменно скривил губы черт. - Я же нечистый дух, у меня девиз: "Сделал гадость - на сердце радость". Ты тоже запомни: "С кем поведешься - так тебе и надо!" - Спасибо, удружили... - Да сколько угодно, от всей широты души! Нет, ну ты сам подумай, какой скучной и пресной была бы твоя жизнь, если бы не я. Представь, что у тебя остался один Циля... Начнем с того, что ты бы вовсе не женился. Он бы из тебя отшельника сделал. А не вышло бы, так этот легкокрылый моралист, скорее всего, подсунул бы тебе в жены субтильную богобоязненную фифочку из религиозной семьи. Каждое воскресенье - в церковь, с утра до вечера - беспрерывные молитвы, посты, праздники, ночные бдения, заутрени, вечери и прочие прелести. Добавь еще секс только для деторождения. Никаких предохранительных средств! Каждые девять месяцев - по ребенку! И все наверняка кончилось бы тем, что он умудрился бы распихать вас обоих по монастырям, а ваших детей по церковным приютам. Теперь переходим к творчеству... - Довольно! Я все понял. Однако если бы мне пришлось жить без Анцифера, то картинка бытия получилась бы еще более мрачная. Сойдемся на том, что белое и черное должно уравновешивать друг друга. - Ладно, дипломат, считай, что мы с кудряшкой в белом до конца дней к тебе привязаны. У меня тоже совесть есть, я ведь понимаю, что только моим ты не будешь никогда. Как, впрочем, и Анциферовым... За что мы оба тебя конкретно уважаем. - Фармазон, может быть, мне показалось... - Эй, парень, - встревожился черт, - ты че это бледный такой? С желудком чего? А не надо было рыбный пирог солеными груздями заедать... - Шаги... Шаги за дверью! - Это она! - Резко уменьшившийся Фармазон прыгнул мне на руки. - Серега, давай под кровать спрячемся. - Открой, - низким голосом потребовали из-за двери. Я невольно вздрогнул, голос, несомненно, принадлежал Ольге Марковне, но был Как-то приглушен и звучал с хрипотцой. - Ты что, с ума сошел?! Нипочем не открывай! Скажи, никого нет дома. - Никого нет дома, - послушно повторил я - Серж! Откройте, я сбежала от мужа, если он обнаружит меня стучащейся в вашу дверь, он убьет обоих. - Ну... так... вы и не стучите. Я хотел сказать, поздно уже, шли бы вы спать, а? - Я за этим и пришла, соблазнитель. - За дверью раздался каскад томных вздохов и осторожное царапанье. - Ой, я, кажется, ноготь сломала. Ну, не мучайте меня... вы же видите - я сама пришла, открой и возьми меня! - М-мне надо подумать. - Я обернулся к укрывшемуся под подушкой нечистому. - Че ты на меня смотришь? Сам думай давай... Может, Циля ошибся. Он вообще-то перестраховщик, между нами говоря. Вдруг графиня и не оборотень. - Фармазон, а вы не могли бы выйти посмотреть? - Че я, совсем дурной?! Тебе надо, ты и смотри. - Но вам-то она в любом случае ничего не сделает! - парировал я. - Нигде не написано о том, что оборотень может укусить черта. - Нигде и обратного не написано. Мало ли что... Не толкай меня на хорошее дело, я и так в них по уши. Как в конторе отчитываться буду, ума не приложу... - О, Серж! Серж, на помощь! - Неожиданно Ольга Марковна перешла в крик. - Сюда кто-то идет... - Муж? - напряженно спросил я. - Нет... это не он. Неужели... не-е-ет! Помогите же мне, откройте! Я бросился к двери и, невзирая на протестующий вопль Фармазона, выдернул сук, впуская в комнату перепуганную женщину. Красивое лицо графини было белее полотна, из всей одежды - длинная ночная рубашка, волосы растрепаны, в глазах - ужас. Мы вновь закрыли дверь на импровизированный засов. - Кто там был? - Упырь... - закашлялась она. - Я не хотела говорить, но... Это старое проклятие рода, раз в сто лет из земли поднимается страшный убийца и вновь собирает свою жатву. Видимо, он пришел по наши души. - О Боже, совсем забыл начертить на пороге крест! - Я гулко хлопнул себя по лбу. - Надо же... а может, он нас не заметит? - Упырь чует кровь и тепло тела. - А почему вы его до сих пор не убьете? - Муж устраивал целые облавы, но все бесполезно, оборотень ускользает из наших рук. В конце концов кто-то сказал, что отпугнуть упыря может медвежий череп над входом. - Еще одна весомая причина травить медведей?! - возмутился я. - Да что вам за дело до этих медведей?! - в свою очередь рявкнула на меня барыня. - Можно подумать, вы сюда пришли ради них, а не ради меня. - Естественно, не ради вас! Я. между прочим, женатый человек и очень люблю свою жену. А если я и ляпнул чего лишнего за столом, то это не по своей вине, тут есть два веселых братца, которые периодически лезут не в свое дело. - Так ты женат? - страшным шепотом процедила она, скрипя зубами и сжимая кулаки. - Ой-ой, Серега... зря ты тут так разоткровенничался. Разве можно чувствительной женщине все лепить прямо в лицо без предисловия? Глянь, глянь, что делается... На моих глазах барыня Ольга Марковна начала разительно меняться. Плечи расширились, рубашка затрещала по швам, пальцы стали толстыми и крючковатыми, волосы поднялись дыбом, кожа приобрела желтый оттенок и покрылась мелкими пятнами, а лицо... Куда делась былая красота? Подобные метаморфозы обычно демонстрируют в американских триллерах, но наблюдать за монстрами на экране - одно, а присутствовать при этом кошмаре лично... Hoc графини стал плоским, челюсти выдвинулись вперед, а оскал обнажил могучие клыки. - Ошибочка вышла... Циля все-таки оказался прав - эта взбалмошная тетка и есть упырь! Виноват, упыриха... С каждым словом мой верный черт уменьшался на ладонь. Достигнув размеров спичечного коробка, он вспорхнул мне на плечо и заверещал прямо в ухо, оттянув его двумя руками: - Да не стой же ты столбом, камикадзе! Прочти молитву и смиренно склони голову перед этой кровопийцей - гарантирую прямое попадание в Рай. Впрочем, если хочешь еще пожить... посопротивляйся, что ли! Инстинктивно я поднял кулаки в боксерской стойке и на всякий случай сдвинул брови. Упыриха гортанно расхохоталась, закрывая спиной дверь. Ее смех скорее напоминал лай гиены, в нем сквозила уверенность и нескрываемое торжество. - Серега, мать твою за ногу да об стенку! Чему тебя в армии учили, блин горелый? А ну влезь на стол! Вот так... Ноги шире, колени чуть согнуты, плечи расслабь. Бей по прямой в переносицу, в ближний" бой не лезь, по корпусу не молоти. Готов? Ну, давай, малыш, не позорь мои седины... Барыня полезла за мной. Я зажмурился и ударил изо всех сил. - Нокаут! - восторженно взвыл Фармазон, когда бывшая Ольга Марковна отлетела к двери и, треснувшись затылком, распласталась на полу. - Один, два, три, четыре, пять, шесть... нет! Встает... Объявляю второй раунд. Смотри сюда - вот так, нырком уходишь под удар, потом в солнечное сплетение - раз. Выпрямляешься и слева в челюсть - два! Запомнил? Куда там... Упыриха мне и опомниться не дала. Одним прыжком взлетев с пола, она поймала меня за ногу и сунула ступню в рот. Я завопил. - Че ты орешь? - укоризненно спросил черт. - У тебя же нога в сапоге, ей такую кирзу вовек не прокусить. В самом деле, боли я не чувствовал. Тем не менее, перейдя на глупый стон, я как-то извернулся и ударил каблуком левой ноги в нос чудовища, одновременно выдергивая из чавкающей пасти правую. В зубах упырихи остался лишь мой сапог, и она доедала его с видимым удовольствием. - Фармазон, она его съела, - потерянным голосом констатировал я. - Замечательно! - Как это? - Серега, ты че? Это же наш стратегический план. Военная хитрость! (Блестяще исполненная, к слову сказать.) Ты так натурально кричал, что даже меня ввел в заблуждение, артист... - Прекратите издеваться! Вон она опять на меня облизывается... - Хитрец, - лукаво погрозил пальцем нечистый дух. - Ты ведь не напрасно спрятал серебряную ложку в сапоге. Теперь она ее проглотила! Не пройдет и пара часов, как эта фифочка почувствует резь в желудке и умрет долгой смертью в страшных муках. Нечисть не выносит серебра... Выше нос, фельдмаршал! - А... понятно, - приободрился я. - Слушай, а вот за эти два часа она... в смысле, она нас больше не укусит? * * * Фармазон не успел мне ответить. Ольга Марковна закончила с сапогом, удовлетворенно рыгнула и снова полезла на меня. Я пробовал защищаться... недолго. Упыриха ловко стянула меня со стола, уложила на кровать, я зажмурил глаза, изо всех сил упираясь обеими руками ей в челюсть... а потом... - Минуточку, гражданка Филатова! Вот, взгляните, пожалуйста, что я вам принес, - раздался мелодичный голос Анцифера. Барыня тяжело сползла с меня и, цедя слюну сквозь большие зубы, устало вздохнула. Я огляделся... Фармазон сидел на столе, свесив ножки, а белый ангел помахивал перед носом Ольги Марковны длинным макраме. Это было настенное панно, изображающее сову. Кажется, что-то такое было в одной из наших комнат в Городе. Узлы! Наташа говорила, что упырь обязан развязать все узлы. Судя по тому, с какой страстью графиня взялась задело, - так оно и было. Правда, глаз с меня она тоже не спускала, не надеялась на мою порядочность (в том смысле, что, пока она занята, я не убегу). - Не волнуйтесь, она до утра провозится. Тут узлы такой степени сложности - любо-дорого посмотреть. Ваша супруга сама это сделала? - Да, - почему-то решил я. В принципе, Наташа могла и наколдовать. - Очень похвально, - кивнул Анцифер. - Подобный труд требует усидчивости, терпения и высокохудожественного вкуса, приличествующего хорошей жене. Видите, пригодилось же... - Спасибо. Вы... очень вовремя. - Фармазон обещал позаботиться о вас. - Он заботился, - подтвердил я. - Если бы не его советы, меня бы съели часом раньше. А если бы не его болтовня за ужином, она вообще бы сюда не пришла... - Стараюсь, как могу, - широко улыбнулся черт. - Слушай, Циля, наш умник умудрился спровоцировать хлебосольную хозяюшку проглотить серебряную ложечку. Как думаешь, сколько она после этого протянет? - Обычно часа два... - Все узлы развязать успеет? - Вряд ли. - Стоп! - дошло до меня. - Вы хотите сказать, что пару часов спустя у меня в комнате будет валяться труп упырихи? - Не упырихи, а графини Ольги Марковны, - наставительно поправил Фармазон. - После смерти ее тело примет прежние формы. - Выходит, рано утром у меня обнаружат труп хозяйки усадьбы в разорванной рубашке со следами побоев на лице... Безутешный муж соберет всю дворню, а я буду робко доказывать, что именно эта прекрасная женщина и есть злобный упырь. Мне хоть кто-нибудь поверит? Я же иностранец, человек без паспорта, дело даже не дойдет до суда. - Циля, он прав. - Боюсь, что да. Мы рядком уселись на кровати, тупо наблюдая, как сосредоточенная упыриха развязывает мудреные узлы макраме. Что-то не так сложилось, не так... Если мы случайно избавили усадьбу от этого кровавого ужаса - слава Богу! Хотя, с другой стороны, я здесь для того, чтобы барина урезонить, а не жену его ложками травить. Вот если бы два дела сразу... Ой! Тогда получилось бы, что я вырезал всю семью... Тоже не выход. Как быть? Если через пару часов у меня на руках будет свежий труп, куда его деть? Какое оригинальное объяснение придумать, если меня кто-нибудь увидит бегающим с мертвым телом через плечо? Кого именно заподозрят первым из всех обитателей усадьбы при банальном полицейском расследовании? Вот так вот... Столько вопросов и ни одного ответа в мою пользу. Внезапно я ощутил невероятную усталость и огромную потребность просто выспаться. В самом деле, сколько же ночей я нормально, по-человечески спал? За последнее время, кажется, ни одной. - Анцифер, вы уверены, что до утра она управится? - О... а... абсолютно, - зевая, протянул белый ангел. - Вы ведь, наверное, спать хотите? Ложитесь, Сереженька, я подежурю. - Но неудобно все-таки, вы ведь тоже устаете... - Ложись, ложись, пока предлагают, - успокоил меня Фармазон. - Мы с Цилей - субстанции иного порядка, нам отдыхать необязательно. Я вот, например, целый месяц могу не спать, да... Белобрысый тоже, хотя у него глазки наверняка станут красными, как у кролика. - Спасибо, - душевно поблагодарил я и, вытянувшись на кровати, словно отрубился. Как все-таки замечательно устроен человек: нахожусь в чужом мире, кругом говорящие медведи, волки-оборотни, хозяйка дома - упыриха, сидит в двух шагах, а я... сплю! Ни о чем не думаю, ничего не боюсь - сплю себе, и все тут. Кому рассказать - не поверит. Утром меня разбудил лакей Парамон. Принес новые сапоги, сказал, что завтрак будет через час, и пожурил за незапертую дверь. Я кое-как продрал глаза: ожидаемого трупа в комнатке не было. На полу валялись перекрученные веревочки, но мак-раме не было распущено до конца, два ряда узлов оставались точно. Стоило логично предположить, что Ольга Марковна не умерла, а честно трудилась вплоть до первых петухов, после чего, бросив недоделанную работу, рванула к себе. На моей подушке трогательно сопели близнецы, Анцифер - справа, Фармазон - слева. Они так крепко спали, что приход лакея никоим образом не потревожил их сон. Я осторожно встал, прикрыл обоих одеялом и пошел к умывальнику. За окном сиял новый день. Счастливо щурилось солнышко, качались зеленые ветви деревьев, небо было таким синим... Потом мне показалось, будто что-то мелькнуло в саду. Я подошел к окну и глянул вниз. Так и есть! За знакомой яблоней притаился от посторонних взглядов низкорослый гусар в ярко-малиновом ментике и кивере с султаном. Убедившись, что я его вижу, он воровато огляделся, давая мне знак спуститься вниз. Естественно, я пошел. Каково же было мое удивление, когда из-под лакового козырька на меня глянули неподкупные глаза крысиного разведчика! - Здравияс желаюс, шпионус! - Здравия желаю, - машинально ответил я. - Господи, парень, как же ты сюда попал? - Ш-ш! Замаскировалсяс под местныхс. Генералс ждетс докладас. - Значит, передай, что я организовал покушение на старого Сыча. Мне удалось трижды его ранить, но мерзавец оказался живучим. Наша следующая схватка будет для него последней. - Раненс?! Три разас?! - восторженно пискнул крысюк. - Кошкострахус будетс счастливс это слышатьс! Ты храбрецс, шпионус... - Ты тоже. Давай не тяни время, беги домой. Мне кажется, что в помещичьей усадьбе, посреди лесов и деревень, гусар в парадном мундире выглядит несколько вызывающе. Я немного передохну и снова возьмусь за Сыча. - Мы будемс рядомс на всякийс случайс, - пообещал разведчик. - Привет генералу! - крикнул я вслед, но он уже ловко петлял между фруктовых деревьев, выделяясь на зеленом фоне, как красная мишень. Герой старался вовсю, быть более заметным просто невозможно. Я еще немного побродил по саду, сгрыз яблоко и вернулся в дом. На этот раз завтрак ждал меня в моей же комнате. Присутствующий Парамон объяснил, что графине нездоровится, она пока у себя и просит меня провести урок поближе к обеду. Сам господин граф еще изволят спать, а на вечер у них готовится охота. Должен прийти лесничий, указать, где разгуливают медведи, а уж тогда все с собаками и ружьями начнут потеху. Когда лакей закончил, я уже твердо знал, что никакой охоты сегодня не будет. Как я это сделаю - еще неизвестно, но стрелять в медведей больше не будет никто. Точка. Немного успокоившись, я нашел перо и бумагу, нарисовал сердце, пробитое стрелой, написал свои инициалы, а под ними буквы "SOS". Сегодня мне понадобится любая помощь... После этого сложил лист самолетиком и пустил в сад. Вскоре за мной пришли. Барыня ждет. Ребят я будить не стал: они и в самом деле здорово умаялись. Выпросил у Парамона рюмку анисовой "для храбрости", а потом сам пошел в гостиную. У самых дверей меня остановила напольная фарфоровая ваза, в смысле - голос из вазы: - Чем можемс помочьс, шпионус? - Нужно остановить охоту на медведей, - сообразил ответить я. - Зачемс? - Ну... как это "зачем"? Охотников поведет лесничий - старый Сыч, а он нужен мне здесь. Я намерен его убить, не гоняться же за ним по всему лесу, да еще в присутствии сотни свидетелей. В вашем веселом мире разговаривают все, так что присутствующие лошади и собаки вполне могут дать против меня свидетельские показания. - Могутс, - согласилась ваза. - Мы остановимс всехс. - Без кровопролития! - строго предупредил я - Учтемс... Я козырнул, постучал в двери и вошел. - Сядьте, господин Петрашевский. Настала пора поговорить откровенно. - Барыня Ольга Марковна сидела в глубоком кресле, от подбородка до ног укутавшись в плед, ее воспаленные глаза на бледном лице казались необычайно большими. - Как вам спалось? - Крепко и сладко, - честно признал я, потом, опомнившись, добавил: - Зер гут! Тре бьен! Ол-райт! - Вы ничего не заметили ночью? - М-м... нихт шпрехен... а что я должен был заметить? - М-м... - Теперь уже графиня, подозрительно глядя на меня, не знала, что сказать. - Ходят нелепые слухи, будто бы в округе появились какие-то упыри. Конечно, это не более чем сплетни, но... вы точно никого не видели? - Вообще-то мне снился очень странный сон, почти кошмар, - осторожно начал я. - Будто бы в мою комнату пришли вы, случайно ошибившись дверью. Мы очень мило поболтали о пустяках... - Надеюсь, пристойных? - О, чрезвычайно пристойных! Погода, виды на урожай, литература и искусство - все, чем интересуются интеллигентные люди. - А потом? - Потом вы исчезли. - Как, совсем? - Ну, не совсем... на вашем месте появилось ужасное чудовище, которое съело мой сапог. Впрочем, я легко от него избавился. - Каким образом? - подалась вперед барыня, и в ее глазах заиграли зеленые искорки злобы. - Я повернулся на другой бок, и сон прекратился. - Так просто... - разочарованно вздохнула она, а я простодушно развел руками. - Ладно, господин Петрашевский, попробуем перейти к уроку... С этими словами графиня без прелюдий перешла к делу. Одним движением она плавно встала с кресла, оставив в нем плед. Я едва не зажмурился - на ней просто ничего не было! Боже ты мой, не знаю уж кто как, а я никогда в жизни не подвергался такому сексуальному домогательству. Ольга Марковна обладала роскошными формами, ее глубокие глаза излучали всепоглощающую страсть. Она молча облизнула пересохшие губы, одним движением бровей указывая на ряд широких кушеток в углу гостиной. Молодое упругое тело прямо-таки лучилось здоровьем и желанием. Несколько странно для упырихи, проглотившей серебряную ложечку и обязанной умереть через пару часов... - Сереженька... Сергей Александрович! Да очнитесь же вы, в конце концов!!! - А? что... А? Анцифер... - Да, это я! - строго произнес белый ангел, правым крылом закрывая мне обзор. - Закройте рот, возьмите себя в руки и отвернитесь. Так, уже лучше. Теперь вспомните, кто эта дамочка на самом деле. Ага... Надеюсь, у вас полностью пропало желание? - Почти, - честно признался я. Барыня горделиво поворачивалась, принимая разные соблазнительные позы, но не произнося ни слова. - Хорошо, тогда продолжим. А ну-ка поднапрягитесь и попытайтесь припомнить тот несомненный факт, что вы женатый человек, у вас замечательная (Боже, что я говорю?!) супруга и вы имеете по отношению к ней некоторые обязательства. В частности, никогда не заглядываться на посторонних голых женщин, к тому же замужних! Помогло? - Ну, уже процентов на восемьдесят. - Отлично. Теперь вы сами скажите себе, что с вами сделает ваша жена, когда об этом узнает. Только честно и не опуская детали. Видимо, я побледнел. Это заметила даже молчавшая доселе графиня. Похоже, она считала, что от ее пышной красоты я впал в столбняк, теперь вот-вот упаду в обморок от нереализованного желания. На самом-то деле я реально представил реакцию Наташи во всех возможных вариациях... - Теперь ты будешь моим... - глухо выдохнула графиня, делая шаг в мою сторону. Я автоматически отступил назад. Она несколько удивилась, но продолжила: - Мне нравятся мужчины, которых надо завоевывать. Я хочу тебя, немец. - Найн! - твердо отказался я. - Их бин женат. Моя фрау Наташа - зер гут супруга! Дас ист ее либен, либен, либен... Короче, мне действительно нельзя! Ну никак! Вы меня правильно ферштейн? - Женщинам не говорят "нет". - В томном голосе голой графини прорезались металлические нотки. - Ваша жена далеко, она ничего не узнает, а я рядом, и последствия отказа могут быть... достаточно болезненными. - Это угроза? - Конечно нет... Это лишь логическое развитие событий, которые непременно произойдут, если я не... - Она еще раз сделала попытку приблизиться, но я ловко отскочил за рояль. Итак, все возвращается на круги своя... Ночью за мной гонялась страшная упыриха, а супердейственный Фармазон успешно руководил фронтом моей обороны. Изменилось не многое. Я по-прежнему убегаю, однообразно прячась за стулья, стол, тумбочки, кресла, прыгая по диванам и кушеткам, следом шумно сопит уже вспотевшая от страсти секс-бомба местного уезда, и белый ангел, стыдливо прикрывая глаза, пытается выдать кучу полезных советов одновременно: - Прыгайте, прыгайте же! Вот так... и не смотрите на нее, не отвлекайтесь! Такая женщина кого угодно с ума сведет... За кресло! Вот, не высовывайтесь, какое-то время она вас поищет... Сереженька, будьте бдительны, она ищет слева. Вон ее ножка показалась... Господи, какая ножка! Какой изгиб бедра, а колено, а эта плавная линия голени, так певуче перетекающая в изящную щиколотку... Бойтесь ее! Ибо адово это искушение! Под рояль, под рояль, быстро... Ага, не поймала! Дышит тяжело... Грудь так и накатывает и откатывает, накатывает и откатывает, накатывает и... ка-ка-а-я грудь! Что за форма, объем такой... ух! Соски едва вздрагивают, как зернышки граната, а нежная плоскость живота так чарующе плывет вниз, к этому треугольнику любви. Ну не смотрите же вы на нее, в конце концов! Да что вы, обнаженных женщин с ошеломительной фигурой, жаждущих плотской любви, бегущих за вами и готовых на все, никогда не видели?! Естественно, при всей этой беготне многократного стука в дверь никто не услышал. Это уже когда красный от ярости Павел Аркадьевич, топая ногами, заорал во всю мощь, мы трое сообразили оглянуться, но было поздно - графиню занесло. - Пошел вон, дурак! У нас урок. - Что-о-о? - обомлел барин. - Шнелле, шнелле, руссише швайн! - неожиданно для самого себя выкрикнул я. Не знаю, как хозяин оценил мой немецкий, но его словно ветром сдуло. На Ольгу Марковну это произвело самое благоприятное впечатление, она решила, что если уж я послал мужа, то только для того, чтобы сию минуту отдаться ей. Как же... - О майн либен! - расцвела она. - О майн Готт! - ответил я, вовремя прячась за спинку дивана, страстная графиня стукнулась об нее головой, недооценив силу мужского коварства. - Ну-у... нельзя же так с женщиной... - укоризненно протянул Анцифер, стараясь смотреть в потолок, а не на застрявшую задом вверх барыню. - Проявляйте твердость, а не грубость. К сожалению, именно моя грубость и возбудила в Ольге Марковне очередной всплеск африканской страсти. Она умудрилась отодвинуть тяжелый диван в нужную сторону и поймать меня за руку. Мы покатились по ковру в партерной борьбе. Я начал орать, чувствуя, что вот-вот стану жертвой бессовестного насилия. Бить женщину я не мог, а оттолкнуть не удавалось - руки соскальзывали с ее мокрой кожи. - Анцифер! - Уже бегу... а, минуточку! Там шаги за дверью, может быть, Павел Аркадьевич вернулся? Дверь распахнулась с ужасающим грохотом. В проеме действительно стоял гневный барин с большим охотничьим ружьем. При виде распростертого меня и графини сверху он пошел пятнами... Потом покраснел так, словно собрался лопнуть, и, потрясая двустволкой, завопил: - Пристрелю кобеля немецкого! В ту же минуту в двери просочился заспанный Фармазон. Черт неловко ткнул под руку хозяина, ружье дернулось, и двойной заряд разнес большую вазу с цветами. - Ух ты... И не стыдно? Сами развлекаетесь, а меня разбудить забыли... Циля, это ты такой роскошный бардачок устроил? Не оправдывайся, я по глазам вижу, что ты. Графиня в неглиже и мыле, рогоносец махает дедовским дробовиком, а наш герой-любовник утомленно загорает на собачьем коврике. Циля, ты же воруешь мои прерогативы - втравить хозяина в такое... - Убью, фриц поганый, - снова взвыл барин, лихорадочно пытаясь перезарядить двустволку. Графиня под шумок чмокнула меня в челюсть и гордо встала, стряхивая осколки и лепестки: - Скотина, я все могу объяснить... - Да уж, сделайте милость, - сдержанно пробурчал я, пока Анцифер с Фармазоном ставили меня на ноги. - Что ж тут объяснять, ласточка моя?! - удивился хозяин. - Разве ж я не вижу, что этот немчура здесь вытворяет? Он же, насильник, тебя, счастье мое, едва не... - Кто? Я?!! - Близнецы гирями повисли на руках, пытаясь меня удержать, но плотина терпения лопнула! - Где у вас глаза, тиран репоголовый? Да ваша супруга мне с первой встречи проходу не дает! Забодала своей любовью окончательно! Я требую оградить меня от ее озабоченности. В культурных странах за такое домогательство тихого домашнего учителя можно под суд угодить! - Что? Он... как он смеет, Оленька? - Очень даже смею! Она ваша жена? Так вот и проследите, чтобы она свою неудовлетворенность на мою бедную голову не сваливала! Я выдохся. В комнате стало тихо-тихо. Барин переводил умоляющий взгляд с жены на меня, на общий кавардак, потом снова на жену... - Серега, ты глянь, мужик явно не в себе: губки дрожат, цвет лица в зелень отдавать начал, языком шевелит не по делу, ножками сучит... Зря ты с ним так сурово. Обманутым мужьям глаза нужно открывать постепенно. - Да, - вздохнув, поддержал братца погрустневший ангел, - как-то не по-христиански получилось. Без милосердия, без человеколюбия, справедливо, но... жестоко. Может быть, в душе этого самодура еще остались хоть какие-то чувства, раз он так страдает. А ведь страдания исцеляют душу... - Ладно, я был не прав. Прошу прощения у всех присутствующих! Я... попробую прочесть что-нибудь лирическое, о восстановившейся любви. Надеюсь, поможет... - А... о... у... - было возопил Анцифер, но Фармазон ловко засунул ему в рот его же кружевное жабо. - Читай, Серега! Пусть всем будет хорошо! Я чуть прикрыл глаза, вспоминая... Пограничье. Поле боя. Ты да я да мы с тобою. Постоянная война, Я один, и ты одна. Слева пушки, справа бомбы, Душ пустые катакомбы, Как берлинская стена. Чья вина? Ничья вина. Мы живем в пылу сражений, В взрывчатости отношений, В мертвой пропасти без дна, И победа не видна, Но расписаны, как ноты, Канонады, артналеты. Наша бедная страна В эти дни совсем бедна. Убедившись в неудаче, Мы сойдемся и поплачем, Поцелуемся спьяна. Что поделаешь - война... - Оленька! - всхлипнул барин, протягивая руки. - Павлик! - прошептала барыня, бросаясь в объятия супруга. Господи, неужели у меня получилось? Помещики Филатовы поливали друг друга слезами, умиленно обзываясь при этом самыми ласковыми именами. Братцы впервые посмотрели на меня с неподдельным уважением, кажется, этим стихотворением я действительно угодил всем. Непонятно, правда, чего теперь делать лично мне? От "барской ласки" я избавлен, но если и этой ночью Ольга Марковна припрется меня есть, то ведь надо как-то подумать о собственной безопасности. Вопрос о медведях отодвинулся на второй план. Живучего волка-оборотня тоже нельзя не брать в расчет. Запутался я - А тут еще подбежали двое рослых молодцов в охотничьих костюмах и хором заскулили: - Беда, батюшка барин... - Подите к чертям болотным, холопы! - огрызнулся Павел Аркадьевич. Он настолько увлекся обниманием жены, что забыл про все на свете. - Вон из дома, и до охоты не беспокоить меня, бал-бесы осиновые! Ты уж прости, душенька, вечно лезут не вовремя... - Так ведь о том и речь, - сбивчиво извиняясь, попятились егеря. - Не прогневайся, барин, а только... - Что еще?! - уже не на шутку рассердившись, зарычала Ольга Марковна, заподозрив, что ее разглядывают отнюдь не с почтительным страхом в глазах, - Не будет сегодня охоты. * * * Дальнейшие события развивались шумно и динамично. Графиня вновь завернулась в свой плед, Павел Аркадьевич бросился во двор, пинками гоня неповинных егерей. По доносившимся воплям я понял, что кто-то до отвала накормил всю свору охотничьих псов, теперь они ни за что не пойдут по следу. Ах, крысюки... так тонко и талантливо провести всю операцию - молодцы! Барин ругался как извозчик, но все тщетно, виновных не нашли. Естественно, кто, как не крысы, мог вскрыть любые склады, закормить голодных псов до неподвижного лежания и скрыться незамеченным. Мысленно поблагодарив отчаянных разведчиков Кошкострахуса, я неторопливо двинулся в сад, Анцифер с Фармазоном остались сторожить графиню. Им было о чем поговорить, а я надеялся, что мое послание дошло и до Наташи. Хотя понимание того, как она рискует, появляясь в саду днем, пришло гораздо позднее - сначала я просто был безумно рад ее видеть. - Любимый, я здесь. - На этот раз она пряталась в зарослях смородины на другом конце сада. - Как ты? - Все позади... Пока цел и невредим, а полчаса назад восстанавливал счастье одной семейной пары. Знаешь, иногда мои стихи приносят вполне ощутимую пользу. - Не увлекайся, милый. - Волчица ласково потерлась щекой о мое колено. - Когда ты вернешься? Я уже скучаю... - Мне тоже тут невмоготу, но, честно говоря, я не знаю, что делать. Сегодня барин собирался на охоту, мы с крысюками испортили ему все удовольствие, но... понимаешь, это лишь временная отсрочка. Господин Филатов предельно туп и травит медведей из нескольких соображений сразу. Его жене нужен животный жир для косметических целей, он сам успешно сдает шкурки за рубеж, самый большой череп медведя хотят прибить над входом в дом как отпугивающее средство от упырей, ну и хозяину усадьбы просто приятно убивать. По-моему, последняя причина для него самая весомая. Что мне делать? - Задуши его подушкой! - воодушевленно пустилась издеваться Наташа. - Заставь наглотаться нечищеных орехов и дай слабительного. Посади в сарай и корми только семечками. Напои пивом, а в туалет не пускай. Загони под шкаф и... - ...подпилить ножки? Старый чукотский метод охоты на тараканов. Старо как мир... Родная, кроме шуток, я - поэт, а не коммандос. - Как скажешь, милый... Тогда заколдуй его. - Но у меня нет стихов о перевоспитавшихся самодурах. - Плохо, надо что-нибудь придумать... - Слушай, - я присел на траву и обнял жену, перебирая пальцами серо-серебристую шерсть, - когда наконец кончится вся эта беготня? Ты не скучаешь по старому Петербургу, по нашей маленькой квартирке, по работе... Эй! Тебя уволят за прогулы! - Ерунда, с директрисой я разберусь. Мы не можем вернуться, пока у Сыча мой талисман. Пока ты был здесь, медведи еще раз обшарили его избушку, они почти разобрали ее по бревнышку, но бабушкиного креста не нашли. - А без него нельзя? - Без него я слабею... - Наташа положила голову, ткнувшись холодным носом мне в ладонь. - Я никому об этом не говорила, даже самой себе... Как ведьма, я теряю силу. Мне стало труднее произносить заклинания, некоторые уже не срабатывают. Я боюсь, что однажды не смогу сменить облик и буду вечно скитаться в волчьей шкуре. Сережка, милый, родной, единственный, нам обязательно нужно его вернуть, или... мы потеряем друг друга навеки. - Вот вы где спрятались, зоофил с мохнатой... ой! Молчу... О жене хозяина только хорошее, и не потому, что она ведьма, а так, на всякий случай... Серега, двигай в дом, тебя все ищут - барин опять собрался на охоту. - Как? Я полагал, что без охотничьих псов... - Вот так! Похоже, у него пунктик на этом деле, а графиня с пеной у рта требует своего домашнего учителя, доброго герр Ганса. Короче, целуй супругу, прощайся - и за дела. Я отвернусь, чтобы этого не видеть... - Любимая, тут Фармазон пришел. - За тобой? - печально вздохнула она. - За мной. Возвращайся в лес, подготовь всех, у меня предчувствие, что этой ночью что-то будет. - Береги себя. - Ты тоже. Когда я вышел из сада к барскому дому, на площадке у входа толпились разгоряченные охотники с обрывками упряжи в руках. Все возбужденно галдели, а Павел Аркадьевич вновь наливался красным, пока не приобрел свекольный оттенок. Мы с чертом намеревались его обойти, но не успели. Барин цапнул меня за рукав, разворачивая лицом к дворне: - А ну стой, немец! Вот ты мне скажи, при всех скажи: у вас в Европе поганой такое бывает?! - Бывает, - решил я. - А что именно? - Запорю всех, скоты! Всю дворню в батога! Всю жизнь мне испоганили... поубиваю!!! - Смилуйся, барин. - Егеря толпой рухнули на колени. - На, полюбуйся! - Едва не задыхаясь от ярости, хозяин усадьбы швырнул мне в руки целый пук непонятных кожаных кружев. Я потянул одну ленточку и ахнул от восхищения! Ни одно французское белье не могло сравниться тонкостью узора с ажурной работой крысиных зубов. Нет, я их явно недооценивал. Такие вещи надо на всемирных выставках народного творчества демонстрировать с гордостью за отечество. - Ну, чего молчишь? Это же моя лучшая упряжь была. Поводья, чепрак, оголовье, шлеи, недоуздки, подпруги, даже вожжи - все изгрызено!!! Бывает такое в Европе вашей, а? И ведь так мне всю конюшню подчистили! Ни одну лошадь не запряжешь... Че ты скалишься? Че скалишься, немец? Охоты не будет. Смешно тебе, да?! А кто виноват, я спрашиваю! - Он, - спокойно сказал кто-то. Мгновенно повисла гробовая тишина. Потом все взгляды напряженно сошлись на мне. На всякий случай я деланно улыбнулся и фамильярно похлопал барина по плечу: - Зер гут! Тре бьен шутка! А кто это тут, собственно, такой умный? Из-за спин дворни показался старый Сыч, перемотанный бинтами, с костылем под мышкой и прежней злобой в глазах. - Сереженька, все пропало, бегите! - трагическим голосом посоветовал ангел с правого плеча. - Не надо паники, Циля, - мгновенно парировали слева. - Куда он побежит? Пусть здесь помрет героем. Ты ведь давно мечтал записать его в великомученики? - Эй, старик! Ты ведь мой лесничий, кажется? - проснулся барин. - А ну говори, говори все, что знаешь об этом человеке. Сыч, естественно, не стал упускать ситуацию и выдал с размахом во всю ивановскую: - Я знаю его. Этого негодяя давно разыскивают власти шести стран за мошенничество, разбой и воровство детей! - Все ахнули и подались назад. - Он не кто иной, как знаменитый Гамельнский Крысолов! У него есть волшебная дудочка, стоит в нее подуть, сразу все крысы и мыши идут за ним гурьбой, выполняя все его приказы. Он страшный колдун! Наверняка ему удалось наслать порчу на ваших собак. Конечно же именно он заставил крыс сгрызть всю упряжь. Его надо схватить и сжечь! - Павел Аркадьевич, ну кого вы слушаете? - начал было я, но осекся... Барин смотрел на меня с такой нездоровой подозрительностью, что оправдываться было бессмысленно. Егеря подталкивали друг друга локтями, однако не двигались с места. - Так вот ты что за птица, немец-перец-колбаса, - недобро начал отставной самодур, хватая меня за рукав. - А коли мы тебя в полицию сведем, так, поди, и награду дадут? Говори, подлец, сколько за твою голову в шести странах уплатить обещают?! У, немчура проклятая... - Пустите меня, думкопф! - Мою шальную голову захлестнули ничем не оправданный гнев и уж совершенно непонятная гордость за свою "родину Германию". - Их бин честный немец! Я не позволю вам позорить майн фатерлянд! Зиг хайль! Унд дер офици-и-рен!.. - Взять его! - заревел Павел Аркадьевич, первым бросаясь на меня с кулаками. В общем, мы подрались немного... Он разбил мне нос, а я ему дал в глаз, очень удачно. Потом еще успел пнуть пару раз, после чего подоспели дворовые холопы, меня, естественно, скрутили и очень деликатно понесли на конюшню. Старый Сыч прихрамывал рядом, грязно ругался, истошно требуя моего немедленного сожжения. Видимо, тот факт, что инквизиция меня не дожгла, не давал ему покоя. Но русские мужики оказались куда более рассудительными людьми. - Побойся Бога, что ж мы, нехристи какие? Живого человека жечь... Вот ужо полиция приедет, так там в уезде и разберут, а то жечь... Иди отсюда! Удобно уложив меня на охапке сена, егеря принесли хлеб, яички, молоко в крынке, а перед тем как выйти, низко кланялись, тихо благодаря: - Спаси тебя Господь за то, что барину нашему в морду дал. Откушай, не побрезгуй, молочка попей. Вот ведь, подишь ты, немец, а какой человек... Двери в конюшню заперли. Я вольготно развалился в сухом душистом разнотравье, запрокинув голову, чтобы остановить кровь. Лошади сочно хрупали овсом, под потолком носились ласточки, мне было хорошо, и мысли казались кристально чистыми. Больше не надо никого обманывать, не надо изображать из себя то, чем на самом деле не являешься, не надо говорить с акцентом, не надо глядеть на эти противные рожи. Все, пора становиться самим собой. В конце концов, на самом деле все не так уж и плохо. Барин не поедет на охоту, и хотя бы сегодня медведи будут спать спокойно. Барыня... Ну, может быть, ложка подействует хотя бы к вечеру. Старому Сычу не удалось склонить народ к самосуду, похоже, егеря его недолюбливают. Эх, жизнь моя - копейка медна-а-я... К дверям конюшни кто-то подошел, зыркнул на меня свирепым взглядом сквозь щель и злорадно просипел: - Ладно, поэт... Вот только дождись ночи... * * * Анцифер и Фармазон появились тут же, только я подумал о еде. Хлеба был целый каравай, вареных куриных яиц - четыре штуки, молока - полная крынка, так что мы закатили пир горой. Черт хвастался напропалую: дескать, именно он научил меня так драться. - Не, мужики, вы бы видели сейчас его морду! А я не поленился, сбегал посмотрел... У толстобрюха глаз так заплыл, что бровей не видно, и подпрыгивает при ходьбе - так классно ему Серега сапогом под зад приложил! - Это было просто замечательно! - воодушевленно поддерживал братца скромный Анцифер. - Когда он вас ударил, я уж было решил, что вы подставите и другую щеку, но вы... Ах, как вы ему вмазали! Рукоприкладство - это грех, но я горжусь вами. - Мне и самому как-то приятно было, - признался я, - хотя с непривычки здорово ушиб палец. А вы не в курсе, что они там собираются делать? - Граф булькает, как таз с вареньем, у него постельный режим и огромная примочка на пол-лица. Графиня мучается животом у себя в спальне, кусает подушки, отплевывается перьями и орет, чтобы не беспокоили. Вся дворня передает из уст в уста народную сказку о том, как умный немец побил глупого барина. Сыч шныряет по углам, злобный как аллигатор, на всех огрызается и явно строит козни. Уездный пристав сможет прибыть только завтра, поэтому сегодняшняя ночь решающая. - Я должен все успеть. - Правильно, а какой у нас план, майн генераль? - Фармазон, прекратите издеваться. Никакого тактического плана у меня нет. Я уже говорил вам и Наташе, что совершенно не представляю себе, что делать дальше. Я никого не хочу убивать, да и не могу, если на то пошло. Вспомните перестрелку с Сычом... Стыдоба. Три ранения, а он бегает. Нет, кровопролития - это не по мне. Стихов, умертвляющих потенциального врага, у меня тоже нет. Итак, ваши предложения? - Дались тебе эти медведи, - шумно начал нечистый, - дались тебе эти крысюки, дался тебе этот Сыч, далась тебе эта же... Все. Я сказал достаточно, чтобы присутствующие оценили мой такт и прямолинейность. - Анцифер, скажите, неужели этот двуличный подстрекатель на самом деле половина моей души?! - Увы, Сергей Александрович... За разговорами незаметно опустилась ночь. Забегал конюх, справился о здоровье, проверил лошадей и принес мне рюмку водки с огурцом. - Ты, немец, нос-то не вешай... Надумаешь бежать - конюшню не ломай, вон в том углу лаз есть, тока солому разгреби. Однако ночью лучше тут отсидись, вдруг опять упырь объявится. Дождись первых петухов, а уж там Христос тебе в подмогу. А двери я запереть должен, для порядку. Мы посоветовались и тоже решили переждать до утра. Фармазон было нацелился на рюмку, но Анцифер успел осенить ее крестным знамением, и черту осталось лишь раздраженно плеваться. Около полуночи лошади стали проявлять первые признаки беспокойства, мы насторожились. Черт припал к дверным щелям и доложил обстановку: - Братва, дело кислое! По всей территории усадьбы разгуливают волки, а наш недостреленный старикашка стоит прямо перед конюшней и что-то бормочет, размахивая руками. По морде видно: читает заклинание, гад... - Может быть, пора воспользоваться лазом? - спросил я. - Не выйдет, я ж тебе говорю, тут волки как по Бродвею разгуливают. Мгновенно заметят, вычислят и съедят с пуговицами. - Будем молиться! - твердо решил Анцифер. - А ну-ка опуститесь на колени, прикройте глаза, сложите руки вот так... - Ага, обрадовался! Щас я тебе помолюсь! Хочешь, чтобы меня совсем уволили? - Хватит орать! Вечно вы цапаетесь, как сведенные! - прикрикнул я, вглядываясь в щель. - Посмотрите, они что-то задумали. Повинуясь приказам вожака, серые хищники кольцом окружили конюшню, а десяток самых рослых старый Сыч медленно вел в атаку. Кони бились в стойлах, вставая на дыбы и стуча копытами, в воздухе пахло смертью. - Сейчас он отодвинет засов, волки бросятся внутрь, и нам всем наступит неминуемая хана! - прозорливо заключил Фармазон. - Ребята, ну вы же существа высшего порядка, сделайте что-нибудь! Сыч приближался... Анцифер углубленно читал молитву, черт приготовился к худшему и лишь отряхивал соломинки с черного одеяния. Я тоже не видел никакого выхода, но мою мятущуюся душу вместо отчаянья наполняла здоровая злоба. Из-за этого маньяка моя жена навсегда останется волчицей, талантливые крысюки пойдут войной на Город и погибнут, барин выздоровеет и окончательно затравит медведей, даже если его жена все-таки умрет, это тоже сыграет на руку злодею, ведь в округе останется только один оборотень. А его подручные в качестве награды растерзают ни в чем не повинных лошадей, которые и сопротивляться-то не могут, потому что надежно привязаны в стойлах... - Ну нет! - вскочил я, хватая висевший на стене серп. - Серега, ты че? - отодвинулся Фармазон. - Не надо так нервничать, все устаканится... В Раю неплохо, а если залетишь к нам, я первый буду заглядывать в гости... Я тебя там не брошу, не переживай. Брось железочку, а? - Он их не получит! - рычал я, с размаху обрубая крестьянским серпом поводья и недоуздки. Лошади косили безумными глазами. - Хотя бы их он не получит без боя... Фармазон, гоните их к выходу! - Не идут! Они чуют волчий запах, они напуганы, и у них нет вожака. - Вот этот подойдет? - Я повис на гриве рослого, черного как смоль жеребца. Он свирепо раздувал ноздри, приплясывал, и крутые мускулы, перекатываясь под лоснящейся шкурой, говорили о яростной жажде жизни. Такой конь будет биться до последнего... - Братан, ты гений! - вдохновенно взвизгнул черт, подсаживая меня на лошадиную спину. - Держись крепче. Если ты свернешь шею - меня за это только похвалят! - А... остальные пойдут за ним? - Побегут! Они же табуном от волков мокрого места не оставят. Главное, чтобы этот негр первым вылетел в дверь. - Фармазон! Сыч снимает засов. - Придумал!!! - Бес пулей бросился к молящемуся в уголке ангелу, схватил забытую всеми рюмку водки, вновь вернулся к коню, задрал ему хвост и, плеснув под него содержимое, старательно растер ладонью. Благородное животное встало на дыбы, заржало дурным голосом и бешеной торпедой рвануло с места. Именно в это время старый Сыч широко распахнул двери... Я не видел, куда его снесло. Меня занимали более насущные проблемы: как удержаться на этой сумасшедшей скотине! Остальные лошади ломанулись за нами, сдирая бока. Отчаянный визг волков потонул в хрипе и ржании. Ошалевшие от испуга и ярости, кони остервенело топтали серых разбойников. При каком-то особенно резвом прыжке моего коня я выпустил гриву и кубарем отлетел в клумбу. Лошади разбежались. Уцелевшие волки тоже дали деру, но, несмотря на весь адский шум, ни один человек не рискнул высунуть нос из дома: люди боялись упыря. - Серега, Серега, эй! Ты живой? - Фармазон вышел из конюшни раньше, но по ходу Анцифер его опередил: - Слава Господу нашему, вы живы и, надеюсь, невредимы! Что, злой дух, не вышло твое пакостное дело? - Не повезло... - притворно сокрушаясь, подмигнул мне улыбающийся черт. - Очередной злорадный план ужасного террориста Фармазона потерпел полное фиаско. И все из-за душеспасительных молитв некоего белокурого доброжелателя. - Спасибо всем! - громко вмешался я, потому что ангел уже готовился дать достойный отпор. - Парни, а ну прекратите дуться друг на друга. Если вы оба равные части моего подсознания, то я от ваших вечных склок скоро душевнобольным стану. Пора подсократить амбиции и прийти к разумному компромиссу. Не могу я больше враждовать сам с собой. Хочу внутреннего мира, любви и согласия. Кто против? - Он! - хором сказали близнецы, одновременно указывая друг на друга. Я приобнял их обоих за плечи и продолжил: - Довольно ссор и претензий. Да здравствует сотрудничество и взаимопонимание! Забудьте о прошлом, живите настоящим, верьте в будущее. Протяните открытые ладони и скрепите дружеским рукопожатием начало новой эры наших деловых отношений! - Как сказал... - умилился черт. - С чувством сказал, проняло аж до кишок... Эх, была не была! Циля, вот тебе моя рука! - Не буду я ему руку подавать, - поджав губки, отвернулся белый ангел. - Почему? - не понял я. - А вы посмотрите, в чем она у него. И запах... Мне едва удалось ухватить Фармазона за шиворот, разобиженный черт гневно махал кулаками перед носом невозмутимого Анцифера. - Пусти меня! Я же коня под хвостом не для удовольствия, между прочим. А этому... чистоплюю этому я в глаз! Не держите меня... - Анцифер, вы должны извиниться! - Я? Извиниться?! Перед ним?!! - Именно вы, именно извиниться, и именно перед ним! - строго потребовал я. - Пока вы были заняты, Фармазон приложил все силы, чтобы помочь мне спасти лошадей. Если он при этом не побоялся запачкаться - честь ему и хвала. Хотя, конечно, руки следовало бы ополоснуть. - Ну, если вы настаиваете, - пожал плечами светлый дух. - О нечистый и лукавый бес, прими мои искренние извинения. Возможно, я не сразу оценил глубину и благородство твоего поступка. Сходи к умывальнику, не забудь воспользоваться мылом, и я первый пожму твою мужественно вымытую руку. Их диспут прервал сдержанный рык. Мы обернулись, с трех сторон на нас опять смотрели волки... * * * Вот так, нельзя забывать о живучих врагах. Видимо, пока мы спорили, оборотень пришел в себя и как-то сумел организовать сбежавших волков. Единственное место, куда мы могли бы отступить, - двери барского дома, но они наверняка глухо заперты. Но больше бежать некуда - мы медленно попятились к дверям, а волки так же медленно последовали за нами. - Кто в теремочке живет? А ну открывайте! - зашумел Фармазон, но, естественно, никто не отозвался. Оборотень вышел из-за конюшни, удовлетворенно потирая руки. Он хромал еще сильнее, под глазом чернел кровоподтек, а его хриплое дыхание, казалось, отравляло воздух нечеловеческой злобой. - Сереженька, вы бы как-нибудь довели это дело до конца. Только посмотрите, он ведь весь израненный, а до сих пор живой. В следующий раз обязательно дострелите, из человеколюбия... Я машинально кивнул белому ангелу и тоже пару раз пнул каблуком в дверь. Бесполезно. - Тебе никто не откроет, - тихо захихикал старый Сыч. - Ты умрешь здесь, тебя разорвут волчьи клыки. Знаешь, как это бывает? Волчьи зубы так остры, что сначала человек даже не ощущает боли. Он лишь удивленно смотрит на глубокие резаные раны, больше похожие на следы от ударов ножом. Обычно волк рвет горло и начинает есть с живота. Если ты не будешь сопротивляться, то выгадаешь легкую смерть. В противном случае они начнут резать тебя на куски еще живого. Ты хочешь умереть быстро, поэт? Тогда не дергайся и слушай меня молча. Я изучил тебя... Твою магию невозможно просчитать - она непредсказуема, но все же и здесь есть одно слабое место: у тебя нет коротких стихов. Все, что ты читаешь, достаточно длинно, и мы можем успеть оборвать заклинание до того, как оно войдет в силу, заставив тебя захлебнуться собственной кровью... Ему не стоило тратить столько времени на пустопорожние угрозы. Решил убить, так убей! А то старик, увлекшись, впал в те же ошибки, в которых упрекал меня. Он заболтался. К тому времени, когда разговоры уже всем наскучили, за дверью раздались уверенные шаги, и она широко распахнулась... На пороге стояла Ольга Марковна! Ну, почти она... В смысле, она, конечно, но уже перевоплотившаяся. Упыриха радостно вперила в меня взгляд, плотоядно щелкнула зубами и пошла в атаку. Мы оказались меж двух огней. Близнецы, мгновенно уменьшившись, взлетели на балкон и уселись там, прощально помахивая ладошками. Старый Сыч заворчал, потом быстро сбросил одежду и превратился в перемотанного бинтами волка. Это выглядело несколько комично, но даже в таком виде я не рискнул бы выйти с ним один на один. Громадный волк поднял шерсть дыбом и грозно прорычал: - Теперь я убью тебя, поэт... - Ничего не имею против, - подумав, решил я. - Заступиться за меня некому, оружия под рукой никакого, даже убежать и спрятаться негде... Единственное, что хотелось бы, так это извиниться перед уважаемой графиней Ольгой Марковной за то, что ей сегодня ничего не достанется... - Как это? - низким, хрипловатым голосом переспросила упыриха. - Я хочу тебя. Вчера не успела, значит, сегодня ты - мой! - Эй, Сыч! Может быть, уступите даме? Видите, какая она голодная... - Мои волки тоже голодны, - огрызнулся оборотень. - Не морочь мне голову, я сам тебя убью. - Ты не получишь и капли его крови! Этот человек - только моя добыча! Упыриха уперла руки в бока, обливая волка презрительным взором. Старый Сыч оскалил пасть, демонстрируя острые зубы, а я осторожно шагнул в стороночку. - Пошел прочь, плешивый пес! Его мясо принадлежит мне! - Уйди с дороги, грязная дура! Я первый напьюсь его крови! - Ну... вы тут сами разберитесь. Не бойтесь, я не убегу, просто подожду тут, на ступенечках. Оборотень и графиня так и не смогли прийти к единому мнению, в результате чего и произошла вполне ожидаемая драка. Шерсть летела во все стороны! Волки, сгрудившись, хором болели за Сыча, я, чисто из вредности, за Ольгу Марковну. Анцифер и Фармазон оставили балконные перила, присели рядом, жарко обсуждая гладиаторское побоище. - По-моему, силы неравны... Она все-таки женщина, к тому же с ложкой в животе. - Много ты понимаешь, Циля! Да эта горилла хоть половник проглотит, и ничего... Даже целый столовый набор из серебра - не поперхнется. - Ребята, они друг друга стоят. Лично для меня кто победит - принципиального значения не имеет. Какая разница, кто конкретно меня съест? - Серега, ты фаталист! Или у тебя в голове зреет очередной коварный план? Зуб даю, что ты уже придумал взрывоопасный стишок, после которого оба бармалея превратятся в безобидных резиновых пупсов. - Фармазон, не приставай к хозяину с глупостями, и без тебя тошно. Почему же все идет не так? Почему волк-оборотень, трижды раненный серебряными пулями, все еще вершит свои темные дела? Почему упыриха бодро бегает, хотя должна была умереть еще прошлой ночью? Может быть, изменилась сама структура серебра и оно уже не смертельно для нечисти? - Не знаю, не знаю... Одно предположение у меня, конечно, есть, - начал я, поудобнее располагаясь на мраморных ступеньках. - Мы ведь скормили Ольге Марковне обычную серебряную ложку, а вот пули для Сыча были еще и освящены! - Что-то он не торопится тапочки отбрасывать, - скептически сощурился черт. - Да просто жизненно важные органы не задеты, но раны дают о себе знать: вон посмотрите - он же весь выдохся. И вправду, оборотень с упырихой выпустили друг друга. Волк тяжело дышал, до колен высунув язык, мокрые бока вздымались, как кузнечные мехи. Поцарапанная и покусанная графиня тоже выглядела не лучше. Мне было интересно, придет ли им в голову мысль наконец объединить свои усилия? Монстры внимательно посмотрели на меня, потом друг на друга, сложили в уме два плюс два, перемигнулись и действительно пришли к соломонову решению. - Кровь - мне, - выдохнула упыриха. - Мясо - пополам, - согласно кивнул оборотень. - Сережка, я пришла! - из-за угла дома вылетела серебристо-серая волчица. Мы обнялись. Анцифер с Фармазоном - тоже. Сыч и Ольга Марковна застыли столбами. Следом за Наташей появились шесть громадных фигур. Медведи! Ну вот, теперь силы хороших и плохих сравнялись. - Ты звал нас, Пастух? - Да. Большое спасибо, что пришли. Я уже начал уставать от навязчивого внимания вон того приставучего волка. Вы не могли бы указать ему самую короткую дорогу к лесу? Одной медвежьей оплеухи оказалось достаточно, чтобы старый Сыч кубарем покатился по дорожке, с треском влетев в ухоженную клумбу. Прочие волки рискнули было вступиться за вожака, но молодые медведи быстро показали, кто в лесу хозяин. Упыриха, пользуясь моментом, бочком, бочком пошла на меня... - Любимый, кто это? - Та самая графиня Филатова Ольга Марковна. По совместительству, в ночное время, подрабатывает местной достопримечательностью. Ест всех подряд. Прошлой ночью пыталась закусить мной - не вышло, жаждет реванша. - Да я сейчас из нее... - Наташа оскалила зубы и подняла дыбом шерсть. - Ведьма, уйди, - неожиданно тихо попросила графиня, - мне нужна человеческая кровь. Ты должна понять... - Еще шаг, и я заставлю тебя пить свою собственную. Никто не поднимет руку на моего мужа. - Уступи... Мне надо. У меня серебро в желудке... если до утра я не напьюсь... ты знаешь, что будет... - Знаю, но ты его не получишь. Сережа, она не врет насчет серебра? - Нет, это я могу гарантировать. - Ты стрелял в нее? - Дорогая, как ты могла подумать? Я - и вдруг стреляю в женщину?! Дело было так: в гости зашел лакей Парамон, подарил мне серебряную ложечку, я сунул ее в сапог, а она, когда пришла, сапог съела. Фармазон говорил, что обычные упыри после этого долго не живут. - Она - не обычная... Если до утра она не попробует крови, то действительно умрет. - Ведьма, помоги мне... уступи... только один глоток... - Голос упырихи перешел в неразборчивый хрип. Грозный медведь дядя Миша подошел к ней сзади и деликатно прижал ее руки к бокам. Капкан медвежьих лап был настолько крепок, что бедная графиня даже не делала попыток вырваться. - Что с ней делать, Пастух? - Право, не знаю... - Твоя жена - добрый человек. Раз уж она говорит, что ей жить только до утра, может быть, нам взять ее в лес и накормить медом? - Вряд ли это поможет, - задумалась Наташа, наморщив нос. - Разве что от души наестся сладкого перед смертью, да и похоронить проще, где-нибудь на солнечной поляночке. Вот если бы... Я попробую! Она прикрыла глаза и быстро пробормотала какое-то заклинание. Ничего особенного не произошло. Наташа почесала лапой за ухом, что-то просчитала в уме и повернулась ко мне: - Не получается... Помоги. - Чем? - удивился я. - Просто положи мне руку на спину, закрой глаза и ничего не говори. Пожав плечами, я сделал все, как она просила. Через пару секунд словно электрический разряд пробежал по моей руке от пальцев к плечу и тонкой иглой уколол сердце. Я вздрогнул. Потом где-то в глубине сознания сформировалась ответная искорка, побежала через грудь в плечо, а из плеча - в запястье, и вот уже волчья холка едва заметно дернулась от горячего проникновения. - Все. Спасибо, любимый. Посмотри... * * * Хм... не совсем понимаю, чего добивалась моя жена своими заклинаниями, но в результате всего на дяди Мишиных лапах картинно возлежала графиня Ольга Марковна в своем человеческом обличье. Сценка несколько напоминала подобный кадр из "Кинг-Конга". Волосы барыни были распущены, ночная рубашка свисала лохмотьями, взгляд светился гремучей смесью благодарности, ревности, смущения и бесстыдства одновременно. Она спрыгнула из медвежьих объятий на землю, грациозно потянулась и пошла на меня медленным танцующим шагом. - Я так благодарна вам, Серж... Вы снова сделали из меня полноценную женщину. Нет слов, чтобы выразить всю гамму чувств, переполняющих мою душу. Я хочу... - Все! - строго рявкнула моя жена. - Тема хотения закрыта надолго, если не навсегда. Будешь приставать к чужому мужу - все космы повыдергиваю! - Господин Петрашевский, - всплеснула руками графиня, - что эта волчица себе позволяет! Как вы можете спокойно выслушивать ее абсурдные притязания на свободу вашего выбора? - Она не волчица. Вернее, не всегда волчица. Это моя жена, Наташа, я вас предупреждал. Что вы на меня так странно смотрите? Не приближайтесь, я вас боюсь... - Неужели как женщина я способна внушать страх? Все это так странно... Вы женаты на волчице, она не подпускает к вам нормальных женщин, и вы же упрекаете меня... - Это ты нормальная женщина?! - мгновенно вспылила Наташа. - Иди в дом, накинь что-нибудь, а то мельтешишь тут разрезами до бедра... Любимый, или ты отвернешься, или я за себя не отвечаю! - Стыдно, любимая, - я вообще смотрю в другую сторону! - Сережка, не доводи меня... - Стоп! А в самом деле, из-за чего мы ссоримся? Ну сделали из упырихи прежнюю дамочку, дальше что? - Надо извлечь из нее ложку. - Дать слабительное или рвотное? - Что?! Да как вы только подумать об этом посмели? - испуганно отшатнулась Ольга Марковна, - Я не позволю издеваться над моим бедным желудком. - А вас никто не спрашивает! - в один голос ответили мы. - Надо бы и то и другое. Фармазон! Вы не в курсе, где можно достать подобные лекарства? - Щас порыскаю в доме, - охотно откликнулся нечистый. - Я проконтролирую, - вставил свое слово Анцифер, - а то мало ли что он притащит. - Замечательно, - решил я. - А теперь... "Ба-бах!" - неожиданный выстрел грохнул у самого моего уха. - Оленька! Не бойся, я спасу тебя! - В дверях в исподнем и тапочках на босу ногу стоял бледный барин Павел Аркадьевич. В его руках дымилась уже знакомая двустволка. Медведи сдержанно заворчали, но я подозревал, что второй ствол еще заряжен, и не мог позволить себе роскошь - подставить под пулю чью-то жизнь. - Прекратите стрельбу! Здесь женщины и... нет детей. Ольга Марковна, скажите ему, пожалуйста, что вам не причиняют вреда, пусть уберет свое дурацкое ружье. - Как это не причиняют? - стервозно вопросила графиня, подбегая к мужу. - А кто собирается поить меня всякой дрянью? - Но... это же в лечебных целях. - Сережка, не оправдывайся. Вот он, значит, каков, мерзавец, топтавший копытами маленького беззащитного медвежонка. Сейчас, сейчас... Одно маленькое заклинание, и я превращу его в мусорное ведро. - Какое хамство! - вновь возвысила голос барыня. - Мало того, что чужого мужа даже на время не дают, так еще и собственного угрожают переделать! - Не волнуйся, Оленька, - дрожа как осиновый лист, начал трясти ружьем отставной военный. - Я сейчас... я сам их всех... по-позастреляю! Беги сюда, золотце мое! Графиня с супругом дружно отступили к открытой двери, держа нас под прицелом. Мы не рвались их преследовать. Когда хозяева скрылись и засовы лязгнули, на балконе появились две улыбающиеся физиономии. - А вот и мы! Между прочим, раздобыли все, что нужно. Рвотного, правда, не нашлось, но зато касторового масла - целая бутыль! Серега, не томи, где жертва? - Графиня? Только что ушла с мужем. - Как это? Зачем ты ее отпустил? Кого же я теперь касторкой поить буду, Цилю, что ли? - Ну уж нет! Увольте, - отодвинулся белый ангел. - В самом деле, Сергей Александрович, что здесь произошло? - Заявился граф с берданкой, затеял стрельбу, Ольга Марковна увидела в нем героя-спасителя, и они полюбовно отступили в спальню. - И вы их не задерживали? - Очень надо... выстрелит с перепугу - еще попадет в кого... Мои рассуждения прервал страшный нечеловеческий крик в глубине дома. - Она опять превратилась в упыриху! - первой догадалась Наташа, - Надо ломать дверь! Дядя Миша! Здоровенный медведь просто рухнул на дверь всем весом, выломав ее с петлями, запорами и косяками. Мы наперегонки бросились внутрь. В гостиной