вход, а поселившееся здесь настроение. Неужели не чувствуешь? - Хотел бы я его не чувствовать! - вздохнул я. - Просто я уже успел с ним смириться. Сначала решил, что это моя личная депрессия, а когда понял, что меня гнетет чужое настроение, так обрадовался, что перестал обращать на него внимание. - Я тебе завидую, - буркнул шеф. - Меня редко пронимают подобные мелочи, но еще немного, и мне начнет казаться, что это я старый, больной и почти мертвый, а не... - Ну, не все так ужасно, Джуффин! - Удивительное дело: приглушенный шепот леди Сотофы Ханемер оказался таким же серебристо-звонким, как ее настоящий голос. Она бесшумно вынырнула из какой-то ниши - маленькая, пухленькая, седая, очаровательная старушка. Я с удовольствием отметил, что неизменная сияющая улыбка осталась при ней, и даже изумительные ямочки на щеках никуда не подевались. - Выше нос, старый лис! - потребовала она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы провести крошечной ладошкой по лбу сэра Джуффина Халли. - Ну, когда все эти глупенькие мальчики, наши, с позволения сказать, Старшие и Младшие Магистры бродят по резиденции с таким видом, словно уже давно решили повеситься и теперь старательно разыскивают подходящую веревку, это я еще могу понять. Но ты-то! Твой длинный нос создан не для того, чтобы его опускать, поверь мне. Уж я-то знаю, что следует делать с носами... - Вот ведьма! - восхищенно отозвался Джуффин. - Спасибо, Сотофа, я твой вечный должник. Как рукой сняло! - Не "как", а именно рукой, - невозмутимо ответила она и повернулась ко мне: - Макс, ты-то с каких пор бродишь по свету с постной рожицей? Впрочем, кажется, я ошиблась: не такая уж она у тебя и постная. Небось грустил за компанию с шефом? Этого требует служебная дисциплина? Тогда можешь смело начинать улыбаться: твой начальник уже вполне доволен жизнью. - Я тоже, - искренне сказал я. - Быть недовольным жизнью в вашем присутствии - типичное святотатство! - Молодец, - совершенно серьезно одобрила леди Сотофа. - Чему ты точно успел научиться, так это делать мне удачные комплименты: именно такие, которые мне нравятся. Если бы мы встретились в другой день, я бы непременно угостила тебя вареньем. Мои ученицы варят его из нераспустившихся бутонов айоххи, а ведь эти сладкие цветы растут только на севере Черухты, и еще в нашем саду, разумеется... Впрочем, не буду травить тебе душу. Идемте, мальчики, отведу вас к Нуфлину. Зря, что ли, я полчаса караулила вас в этом коридоре? - Вообще-то я знаю дорогу... Или он спрятался? - Джуффин внимательно посмотрел на свою старинную подружку, которая - вот уж поначалу не скажешь! - была самой могущественной колдуньей если не во всем Мире, то уж, по крайней мере, в своем Ордене - никаких сомнений! - Да не то чтобы спрятался, - рассмеялась Сотофа. - Просто сидит в саду, в хижине, которую я для него построила. Скажу тебе по секрету, Джуф: в этой хижине он мог бы прожить еще несколько лет, даже не прибегая к помощи знахарей. А если бы он послушал меня лет сто назад, когда я поняла, что его сила угасает, и предложила ему свою защиту... Мог бы жить и жить, еще хоть тысячу лет! Тогда помочь ему было проще простого. - Я помню эту историю, - кивнул Джуффин. - Нуфлин испугался, что ты получишь над ним слишком большую власть. - Ага, как будто мне нужна какая-то власть. - Она сердито передернула плечами. - Наш Великий Магистр не доверял никому, даже своему отражению в зеркале. По крайней мере, я не раз замечала, что он всегда отворачивается от зеркала, когда считает деньги или пишет какое-нибудь секретное письмо. Что ж, и кому от этого плохо?! Иногда лучше быть простодушным, чем слишком уж хитрым: того и гляди перехитришь сам себя... Ладно, следуйте за мной. Леди Сотофа провела нас в конец коридора и распахнула дверь, ведущую в сад. Он был невнятно великолепен, как любой сад, погруженный в ласковую темноту весеннего вечера: щемящая душу смесь шорохов, теней и ароматов. - Вообще-то, хижину, которую я соорудила для Нуфлина, почти невозможно обнаружить, - гордо сказала леди Сотофа Джуффину. - Даже я сама могу сделать хороший крюк по окрестным кустам, прежде чем наткнусь на входную дверь. Не только сейчас, в темноте, но и при свете дня. - Смотри-ка, не один Маба[6] способен на такие чудеса! - обрадовался мой шеф. - Я думал, только он у нас горазд на такие фокусы, ан нет! Знай наших! - Ха! Ты так радуешься, словно это твое чудо, - насмешливо заметила леди Сотофа. - В каком-то смысле немножко мое, - улыбнулся Джуффин. - Я ведь тоже из Кеттари - И он два раза легонько стукнул по кончику собственного роскошного носа указательным пальцем правой руки. Ну как же, как же, их знаменитый кеттарийский жест: "два хороших человека всегда могут договориться" - куда уж там масонам! - Ой, да ты не дурак примазаться к чужой славе! - звонко расхохоталась Сотофа, и ее беззаботный девчоночий смех рождественским колокольчиком зазвенел над унылой оградой Иафаха. Жалкие остатки наголову разгромленной армии моих мрачных предчувствий трусливо ретировались в ближайшие кусты. Там, где присутствует эта могущественная ведьма с внешностью заботливой бабушки и легкомысленными манерами кокетливой, но задиристой гимназистки, мрачным предчувствиям делать совершенно нечего! Домик, в котором скрывался от смерти Великий Магистр Ордена Семилистника Нуфлин Мони Мах, мы все-таки нашли, хотя поплутать по саду пришлось основательно. "Вот наворожила, вот расстаралась, а теперь сама мучаюсь!" - ворчала про себя леди Сотофа. Но наша экспедиция завершилась неожиданно скорым успехом: сэр Джуффин нашарил в темноте ручку входной двери. Ничего удивительного, шеф частенько гостит в заколдованном доме Мабы Калоха, так что у него имеется совершенно уникальный опыт в делах такого рода. Заждавшийся нас старик отнюдь не был похож на умирающего. Сидел в уютном кресле у дальней стены единственной комнаты - укрывший его домик действительно оказался крошечным, не зря леди Сотофа неуважительно окрестила это строеньице "хижиной". Сегодня я впервые как следует разглядел лицо Великого Магистра Нуфлина Мони Маха. До сих пор оно всегда скрывалось в полумраке под просторным капюшоном и, даже попадая на свет, казалось скорее смутной игрой теней, вопиющим торжеством неопределенности, словно было создано не реалистской природой, а учеником импрессионистов, старательным, не слишком умелым, но чертовски последовательным подражателем своих великих учителей. Лик Магистра Нуфлина оказался довольно заурядным стариковским лицом, морщинистым, пучеглазым, горбоносым и суровым, как у пожилого конквистадора, а его выражение я бы назвал скорее сердитым, чем страдальческим. Создавалось впечатление, что дядя всерьез вознамерился отчитать, а то и поставить в угол хамку смерть, которая позволила себе роскошь приблизиться к нему на непочтительное расстояние. Поскольку это его желание вряд ли являлось осуществимым, Нуфлин решил отыграться на нас. - Вы не слишком-то торопились, как я погляжу, - сварливо сказал он. - В кои-то веки могли бы и подсуетиться. В конце концов, это происходит в первый и в последний раз: у меня нет скверной стариковской манеры умирать каждые полгода! Я, конечно, понимаю: вам таки поднадоело со мной считаться. Ну так могли бы еще немного потерпеть, не так уж долго осталось... Джуффин едва заметно поморщился, я растерянно заморгал: вот уж чего не ожидал, так это банальной скучной ссоры напоследок! И только леди Сотофа, кажется, искренне наслаждалась происходящим. - Нуфлин, не стоит тратить драгоценное время на спор с Джуффином. Если пожелаете, можете написать ему гору ругательных писем из Харумбы, - наконец сказала она. - Пересылайте их мне, и я даю вам слово, что заставлю его прочитать все, до последней строчки! - Сотофа, ты такая мудрая, - проворчал Нуфлин. - Слишком мудрая для такой молодой девочки! Я не сдержал улыбку. Конечно, теоретически я понимал, что Магистр Нуфлин старше леди Сотофы примерно на тысячу лет, если не больше, но слышать, как совершенно седую старушку снисходительно называют "молоденькой девочкой", в высшей степени забавно. - А ты, как всегда, ухмыляешься, мальчик, - от зорких глаз Нуфлина ничего не ускользало, и теперь он, очевидно, решил приняться за меня. - Ну, расскажи мне, что ты здесь увидел смешного, может быть, я тоже немного похохочу, в последний раз... Посмотреть на тебя, так кажется, что нет в Ехо более счастливого юного оболтуса, чем сэр Макс из Тайного Сыска! Джуффин, за что ты ему деньги платишь? За "хи-хи"? - Ну, если я буду бродить вокруг вас с постной рожей, пока мы не доберемся до Уандука, вам же самому тошно станет, - храбро заявил я и тут же смущенно залился краской. Все-таки я как был стеснительным нахалом, так им и остался - иногда мне кажется, что человека совершенно невозможно изменить, сколь бы усердно ни колотила по его башке маньячка судьба, вооруженная охапкой клюшек для гольфа... - Ну, положим, я еще сам не решил, что меня больше раздражает: постные рожи или глупые ухмылки, - все так же ворчливо заявил старик. - Пожалуй, и то и другое, так что будь любезен, отыщи золотую середину и постарайся изобразить ее на своем непростительно юном лице... - Получил? - Джуффин дружески толкнул меня локтем в бок. Голос его звучал не то сочувственно, не то злорадно. - Зато теперь мы с тобой в одной лодке, - оптимистически добавил он. - Господа, меня безмерно раздражает ваша жизнерадостность, - буркнул Магистр Нуфлин. - Вы сами могли бы сообразить: ни одному умирающему не понравится то и дело получать наглядные доказательства и без того весьма очевидного факта, что его кончина не слишком огорчает окружающих. - Ваша правда, - виновато сказал я. - Извините нас, сэр. Просто сейчас я чувствую себя скорее солдатом накануне сражения, чем гостем на похоронах. Сэр Джуффин здорово запугал меня рассказами о ваших могущественных врагах, которые будут подстерегать нас по дороге... В общем, я немного на взводе, а когда я на взводе, то начинаю глупо хихикать по любому поводу и без оного... - Ну и зачем ты так напугал мальчика, Джуффин? - укоризненно спросил старик. - В воспитательных целях? - Нет, - буркнул мой шеф, - просто я стараюсь быть откровенным со своими сотрудниками, когда это возможно... Человек имеет полное право знать, что ему грозит опасность - хотя бы для того, чтобы не расслабляться и быть настороже... - Пустяки, - отмахнулся Магистр Нуфлин. - Ничего с ним не случится. Будем надеяться, что со мной тоже... Полагаю, дальнейшая дискуссия бессмысленна: нам следует отправиться в путь как можно скорее. Не знаю, как вам, а мне время дорого. - Безусловно, - кивнул Джуффин. - Пузырь Буурахри ждет вас в саду. Сэр Макс потрудился захватить с собой дорожную сумку. Насколько я успел вас изучить, прощальных сцен не намечается, верно? - В таком случае, помогите мне встать, - вздохнул Нуфлин. Его худое тело показалось мне почти невесомым - я не ахти какой силач, но Магистра Нуфлина вполне мог бы пронести на руках через весь город! - а сухая рука, вцепившаяся в мое плечо, была такой холодной, что я ощущал ее ледяное прикосновение сквозь плотную ткань своей Мантии Смерти. Мне пришло в голову, что никогда прежде высокопарное название моей одежды не было настолько уместным, как сейчас, когда мне пришлось стать кем-то вроде Харона, на утлом челне которого отправляются в свой последний круиз мертвецы... Магистр Нуфлин покосился на меня с некоторым любопытством. Я понял, что он по-прежнему способен прочитать сумбурное содержимое моей напичканной всякими романтическими глупостями башки, как утреннюю газету, и с удовольствием это проделывает. "Еще один ясновидящий, - удрученно подумал я. - Кажется, обитателей этого Мира, которые не способны видеть меня насквозь, можно пересчитать по пальцам..." Что касается летающего пузыря Буурахри - тут меня ждал очередной сюрприз. Я-то все недоумевал: каким образом умудрился его не углядеть, пока мы плутали по саду? Но когда Джуффин остановился на краю поляны, засаженной мелкими белыми цветами, немного похожими на маргаритки, и торжественно заявил: "Ну вот", - я почувствовал себя полным идиотом. Он сразу понял мое недоумение и укоризненно покачал головой. - Чему ты удивляешься, Макс? Разумеется, я позаботился о том, чтобы сделать этот пузырь невидимым, вернее, совершенно незаметным. Помнишь укумбийский плащ нашего Кофы? Ну так вот, я довольно долго изучал его на досуге, и мне удалось сотворить подобное чудо с нашим летательным аппаратом. Не так уж это было сложно, между прочим... - Ну я-то, положим, его вижу, - лукаво заметила леди Сотофа. - И вы видите, правда, Нуфлин? - Можно сказать, что вижу, - неохотно буркнул он. - Но мне он кажется призрачным: контуры все время дрожат и расплываются, и сквозь днище корзины просвечивает трава... Наверное, дело в том, что я очень ослаб. Но если его видит Сотофа... Джуффин, ты уверен, что хорошо заколдовал это летательное средство? - Не знаю, хорошо ли, но, скажем так, - неплохо. Могу вас заверить, что наши горожане не увидят ничего, как и сэр Макс. - Джуффин отвесил мне комический поклон. - А это главное. В таком деле, чем меньше определенности, тем лучше! - Интересно, как я буду забираться в корзину пузыря, если я его не вижу? - спросил я, почему-то чувствуя себя обиженным: дескать, они-то все видят, гады, а я - так нет! - Не печалься, горе мое, - усмехнулся шеф. - Как только ты к нему прикоснешься... - Он взял меня за руку и опустил ее на шершавую поверхность корзины. Разумеется, я тут же увидел пузырь Буурахри. Он не возник из небытия внезапно, как в кадре из мультфильма, его очертания открылись моему взору постепенно - нечто похожее происходит, когда глаза привыкают к темноте, и ты с удивлением понимаешь, что мутная мгла, окружавшая тебя минуту назад, представляет собой вполне упорядоченное пространство, расчерченное четкими контурами узнаваемых предметов. Сначала мы со всеми возможными предосторожностями усадили в корзине Нуфлина. Хвала Магистрам, у него ничего не болело, единственным симптомом надвигающейся смерти была сокрушительная слабость, которая лишила его не только магической силы, но и способности ловко управляться со своим худощавым телом. Потом туда забрался я и машинально удивился, не обнаружив ничего, напоминающего удобное ложе для умирающего старика. Зато в корзине было установлено довольно громоздкое, но, судя по всему, весьма удобное кресло. Магистр Нуфлин устроился там, как император на троне: прямая спина, руки аккуратно сложены на укрытых пледом коленях, даже взор его показался мне вполне пламенным - откуда только силы взялись?! - Вам будет удобно? - растерянно спросил я. - Не слишком, мой мальчик, - он пожал плечами. - Особенно когда мы поднимемся в воздух и начнется качка. Но если я улягусь, меня тут же начнет клонить в сон, а смерти куда сподручнее подобраться к спящему. Умереть лежа под одеялом, не входит в мои планы. Кроме всего, это попросту недостойно! Я понимающе кивнул и обернулся туда, где стояли Джуффин и леди Сотофа. Они оба молча смотрели - не на меня, на Нуфлина. Их глаза слегка фосфоресцировали в темноте, они показались мне огромными и ужасающе пустыми. Ничего похожего на печаль я там не обнаружил, и вообще никакого намека на чувство, для которого можно отыскать определение в одном из человеческих языков. И в то же время это нельзя было назвать равнодушием. Я каким-то образом знал, что на дне их неподвижных глаз скрывается невообразимая боль - слабую тень этой боли можно нашарить в темной глубине слова "навсегда", произнесенного шепотом и без малейшего намека на пафос. Они прощались. Не с другом, конечно, Магистр Нуфлин никогда не был другом - ни им, ни вообще кому-либо под этим небом - скорее уж со своим прошлым, неотъемлемой частью которого был умирающий старик, неподвижно застывший в кресле за моей спиной. Я почти услышал нежный звон рвущейся серебристой паутины и понял: все, пора улетать. Прощание закончилось, теперь этих троих ничто не связывало, даже их воспоминания друг о друге были надежно спрятаны в потаенную шкатулку, на крышке которой старательно выцарапана надпись: "больше не имеет значения". У меня хватило ума не нарушать магию их расставания своими шумными воплями: "До свидания, Джуффин, я непременно пошлю вам зов, надеюсь заглянуть к вам на кружечку камры, леди Сотофа, как только приеду!" Единственное, что я мог сделать, это стать... или хотя бы попытаться стать тенью, безмолвной и безучастной настолько, что ее присутствие ничего не меняет. Пузырь Буурахри взмыл над землей, повинуясь моему приказу. Я сидел на дне корзины и молча смотрел в небо, затянутое тучами. Удивительное дело: на сей раз я даже не вспомнил о том, что боюсь высоты. Я вообще старался не забивать свою голову всякими ненужными мыслями, а просто смотрел на холодное зеленоватое свечение, очерчивающее контуры одного из облаков, а когда в неаккуратном лохматом разрыве показалась совершенно круглая луна, медленно улыбнулся, сочтя ее появление добрым знаком. - Пузырь действительно летит очень быстро, - шелестящий голос Магистра Нуфлина нарушил тишину. - И это лишний раз доказывает, что я сделал правильный выбор, когда настоял на твоей кандидатуре. Мне показалось, что старик говорит довольно приветливо. Отсутствие Джуффина, очевидно, оказывало на него весьма благотворное воздействие, по крайней мере, сварливые интонации исчезли напрочь. - Вы все-таки немного погорячились, - смущенно сказал я. - Я неплохо управляюсь с транспортными средствами, у меня они начинают бегать с такой скоростью, что ваши знаменитые гонщики от зависти млеют, это правда... Но охранник из меня тот еще. Вы ведь сами знаете, я не очень опытный колдун. - Ты совершенно неопытный, до безобразия молодой, к тому же еще не слишком-то освоился в нашем Мире, - равнодушно согласился Нуфлин. - Зато ты очень удачлив и, что особенно важно, ужасно хочешь, чтобы наше путешествие завершилось благополучно. А твои глупенькие желания имеют куда большую власть над реальностью, чем иные заклинания. Полагаю, это мой единственный шанс добраться до Харумбы. Если бы я считал, что мне требуется профессиональный охранник, я бы, пожалуй, взял в спутники Сотофу: она очень умелая девочка. Или твоего начальника - из бывших убийц получаются самые умелые защитники... - Сэр Джуффин сказал, что вы ему совсем не доверяете, - заметил я, чувствуя, что отчаянно краснею. - Ни ему, ни сэру Шурфу, вообще никому... Только мне. Потому, дескать, что у нас с вами нет - и, разумеется, быть не может! - никаких счетов. Мне это кажется немного странным: вы же видите людей насквозь. И наверняка отлично понимаете, что Джуффин не стал бы делать вам гадостей напоследок, правда? - Знаешь, мальчик, я действительно долгое время полагал, что вижу людей насквозь, - задумчиво ответил Магистр Нуфлин. - Мне очень нравилось думать, что так оно и есть... Старость отвратительная штука, но одно-единственное преимущество у нее все-таки имеется. Она избавляет от иллюзий. От любых иллюзий, в том числе и касательно собственной исключительности. Не такой уж я мудрец, как принято полагать. Я действительно всегда был довольно прозорлив и весьма хитер, но это не значит, что я способен видеть людей насквозь. На это никто не способен. Можно прочитать чужие мысли - невелика наука! Можно с уверенностью предсказать действия любого живого человека: порой мне кажется, что нет ничего проще... Но узнать, кто на самом деле стоит перед тобой, - невозможно! Ты понимаешь, о чем я? - Не знаю, - честно сказал я. - Скорее все-таки нет... - Что ж, если говоришь, что нет, значит, у тебя есть шанс понять, - оптимистически заявил Нуфлин. - Видишь ли, мальчик, каждый из нас живет в окружении загадочных существ - других людей. Но когда ты пытливо вглядываешься в лицо очередного незнакомца, пытаясь понять, что за человек стоит перед тобой, ты видишь не его, а всего лишь свое собственное отражение, часто искаженное до неузнаваемости, но все же... Положим, ты способен прочитать его мысли - и что с того? "Я ненавижу тебя!" - думает незнакомец, и ты решаешь, будто он действительно враг, поскольку ты сам употребил бы такие слова только размышляя о враге. А на самом деле никакой он не враг, ему решительно наплевать на тебя, просто у него, предположим, болит голова, и в такие минуты он с ненавистью думает о любом, кого встречает на своем пути... Теперь понимаешь? - Вы хотите сказать, что мы примеряем на себя слова, мысли и поступки других людей, чтобы составить хоть какое-то представление о них? И оно всегда оказывается ошибочным, поскольку мы знаем, что говорит или делает другой человек, но не знаем почему? - нерешительно откликнулся я. - Ловишь на лету, - одобрительно отозвался старик. - Так что когда Джуффин говорит тебе, будто я ему не доверяю, он невольно заблуждается. Он делает этот вывод, располагая весьма полным набором моих слов, решений и поступков, даже воспоминаниями об интонации и выражении лица - и примеряет их на себя. Но для того чтобы понять, почему я отказался от его помощи, ему потребовалось бы надолго залезть в мою шкуру - что вполне возможно, когда такой умелый колдун, как сэр Халли, имеет дело с другими людьми. Но я-то под свою шкуру никого не пускаю, уж на это моего могущества хватит до самого конца! То же самое происходит, когда я пытаюсь разобраться, что за тип этот кеттариец, наемный убийца, которому я - чего скрывать! - обязан относительно легкой победой в войне за Кодекс; один из немногих знатоков почти недоступного мне искусства, каковое патетически именуется Истинной магией; умелый начальник Тайного Сыска - можно подумать, что он родился специально для этой должности! - трогательно опекающий своих подчиненных... Я знаю о твоем опекуне очень много, наверняка куда больше, чем он предполагает. Но я по-прежнему не знаю: кто он? И уже вряд ли когда-нибудь узнаю... А что касается моего отказа от его услуг - разумеется, я не настолько глуп, чтобы предположить, будто Джуффин перережет мне глотку, как только летающий пузырь удалится от столицы. Просто меня посетило некое предчувствие, и теперь я знаю, что ты - единственный спутник, который мне требуется на этой самой последней дороге... Что там внизу, кстати? - Темнота, - лаконично ответил я. - И никаких огней, да? Что ж, значит, Ехо уже далеко позади, - печально вздохнул Нуфлин. - За нашей болтовней я так и не успел попрощаться с этим городом. - Уехать - это и есть попрощаться, - тихо возразил я. - Зачем еще какие-то дополнительные церемонии? Я раньше все время старался почувствовать что-то особенное, покидая то или иное место. Когда был совсем молодой и глупый, даже стихи всякий раз писал по такому поводу... А потом вдруг понял, что любой отъезд - поступок вполне самодостаточный. Признаться, я несколько обалдел от собственной наглости. Если бы вчера кто-нибудь сказал мне, что я начну спорить с Великим Магистром Нуфлином Мони Махом, чуть ли не учить его жизни, я бы немедленно отвез этого пророка к ближайшему знахарю, от греха подальше. Но старик совсем не рассердился. Он посмотрел на меня со снисходительной улыбкой и, как мне показалось, с некоторым любопытством. - А ты что, был поэтом, мальчик? - недоверчиво спросил он. - Вот уж никогда бы не подумал. Ты не похож на поэта. Слишком практичный. - Вы же сами сказали, что невозможно разобраться, что представляет из себя другой человек, - робко улыбнулся я. - Меня, кстати, многие считают практичным, не только вы... и только я знаю, какой романтический идиот прячется в этом незамысловатом свертке. - Я выразительно похлопал себя по животу, давая понять, что обозвал "незамысловатым свертком" свое собственное тело. - Странно, - пожал плечами Нуфлин. - Признаться, я думал, что знаю о тебе если не все, то очень многое. И вдруг выясняется, что сэр Макс поэт... Удивительно: как эта информация могла не достигнуть моих ушей? - Ничего удивительного, - смущенно откликнулся я. - Никакой я не поэт, просто человек, который когда-то очень давно писал стихи, - это разные вещи. И разумеется, я никогда никому об этом не говорил... Впрочем, нет, проговорился однажды в присутствии сэра Лонли-Локли, но он - наилучшая гробница для чужих тайн. - Полагаю, что так, - рассеянно согласился старик. И с любопытством спросил: - И какие же стихи ты писал? Ты помнишь хоть что-нибудь? Мне сегодня то и дело приходилось краснеть от смущения, но сейчас мои уши, наверное, начали светиться в темноте, как некие чудовищные сигнальные огни на борту летающего пузыря, сводя на нет нашу маскировку. - Очевидно помнишь, - усмехнулся Нуфлин. - Ну, прочитай что-нибудь. Заплетающимся языком я начал бормотать, что, дескать, ничего не помню, и вообще... - Ничего, не смущайся, - подбодрил меня он. - Я отлично понимаю, что ты никому никогда не будешь читать свои стихи - то ли потому, что считаешь их плохими, то ли потому, что боишься, что они, как некое заклинание, вернут тебя в прошлое, к тому смешному беззащитному мальчику, который их написал... Но будь добр, сделай для меня исключение. Мне теперь все можно доверить. Грешные Магистры, он так это сказал! В его тихом бесцветном голосе таилось устрашающее очарование самой смерти - не мрачного чудовища, с удовольствием похрустывающего разлагающимися остовами, а печального сказочника в темном плаще, того самого, о котором рассказывал свою последнюю историю Оле Лукойе - безжалостного, но приветливого всадника, у которого всегда найдется прелестная и страшная сказка для каждого, чье время закончилось навсегда... Так что я плюнул на все свои зароки и позволил полузабытым словам выползти из надежного тайника, спрятанного в самом дальнем углу моего сердца. Кажется, в эту ночь я прочитал своему спутнику все, что успел написать за свою коротенькую жизнь, даже рваные строчки, которые я легкомысленно записывал на бумажных салфетках за бесчисленными столиками маленьких дешевых кафе, а потом комкал и сжигал или топил в густом томатном соусе. А мне-то казалось, что я никогда их не вспомню! Ответом было молчание, долгое, как остаток ночи, - отнюдь не восхищенное, но и неодобрительным я бы его не назвал. Магистр Нуфлин умел слушать со спокойной, великодушной бесстрастностью, так что в какой-то момент я почти забыл о его присутствии. Мне начало казаться, что я остался совершенно один в корзине пузыря Буурахри и устроил себе такой своеобразный вечер воспоминаний, оглушил свой разум потоком зарифмованной ритмичной речи - просто чтобы не рехнуться, болтаясь в чреве сомнительного летательного аппарата между небом и землей. Когда я наконец заткнулся, то внезапно, без малейшего намека на сомнение почувствовал, что старик мне благодарен - не потому, разумеется, что мои юношеские стихи были такими уж великими шедеврами, просто я помог ему скоротать ночь - одну из многих ночей, стоящих между его немощным телом и вожделенным бессмертием... - Постарайся остаться молодым, Макс, - тихо сказал он, когда беспокойные оранжевые предвестники солнца замельтешили на границе видимой и невидимой области небес. - Если тебе не удастся перехитрить смерть, хотя бы не позволяй ей загнать тебя в ловушку обессилевшего стариковского тела. Оно того не стоит, мальчик. Старость действительно отвратительная штука. Тебе не понравится... Можешь не отвечать: глупо пытаться говорить о вещах, которых не понимаешь. И моли судьбу о том, чтобы никогда не понять... Я молча кивнул. - А ты таки хитрец почище своего начальника, мальчик, - неожиданно лукаво сказал Нуфлин. Сейчас его голос звучал вкрадчиво и обладал скрытой, но ощутимой и даже пугающей силой, как в прежние времена, когда Магистра Нуфлина Мони Маха можно было называть "великим и ужасным" почти без тени иронии. Я недоуменно поднял брови. - Теперь я тебе немножечко должен, - весело объяснил он. - Ты помог мне дожить до утра - в точности как говорится в одном из твоих странных коротеньких стихотворений[7]. А поскольку у меня осталось мало времени, постараюсь вернуть долг как можно скорее. Я вопросительно уставился на своего спутника. - Знаешь, почему я дожил до столь преклонных лет? - снисходительно спросил он. И умолк: очевидно, вопрос не был риторическим, на него полагалось дать членораздельный ответ. - Думаю, потому, что вы были сильнее своих врагов, - я пожал плечами, - и осторожнее. И наверняка гораздо удачливее... - Все это общие фразы, - отмахнулся Нуфлин. - Неужели ты думаешь, что умирающий старик нуждается в комплиментах глупого мальчика вроде тебя? Кстати, я никогда не был самым могущественным колдуном в Соединенном Королевстве. Возможно, самым умным и предусмотрительным, но что касается силы - мое имя не значится в списке первых. Но в моем распоряжении с юных лет имелся один хитрый фокус, весьма полезный для того, кто хочет оставаться в живых как можно дольше. - Именно то, что требуется, - уважительно кивнул я. - У меня было много учеников, - ностальгически сообщил он. - Как Великий Магистр я был обязан заниматься обучением каждого члена своего Ордена. Но знаешь, что я тебе скажу? У меня не было ни одного настоящего ученика. Я всегда понимал, что избранного мною сочтут моим будущим преемником, а я не собирался обзаводиться преемником. Видишь ли, мальчик, я до последнего момента надеялся, что сумею перехитрить смерть. А если хочешь прожить подольше, надо вести себя так, словно считаешь себя бессмертным - так я думал. Выходит, что ошибался... - Но ведь там, куда мы едем, вас ждет бессмертие, правда? - осторожно спросил я. - Говорят, что так оно и есть, - буркнул Нуфлин. - А я очень стараюсь в это поверить. Можешь мне поверить, я таки очень стараюсь!.. Ладно, давай поговорим о деле. Я собираюсь научить тебя этому фокусу. Думаю, кому-кому, а уж тебе он пригодится, и не раз. Да и мне будет приятно знать, что мое искусство не умрет навсегда после того, как за мной закроются врата Харумбы. Я растерянно молчал, не зная, что тут можно ответить. Благодарить? Но я здорово подозревал, что пару раз мяукнуть "спасибо" - слишком ничтожная плата, когда тебе сулят очередное чудо, да еще и столь полезное. Так что лучше уж молчать в тряпочку и глядеть на своего благодетеля восхищенными глазами преданного ученика. - Тебе потребуется время, чтобы как следует освоить мою науку, - строго сказал Нуфлин. - Что ж, время у тебя, надеюсь, есть. Дело обстоит следующим образом: нужно соорудить вокруг себя стену из белого кирпича... - Он снисходительно посмотрел на мою рожу, которая не выражала никаких чувств, кроме абсолютного непонимания, укоризненно покачал головой и объяснил: - Разумеется, речь не идет о настоящих строительных работах. Эту стену ты должен воздвигнуть в своем воображении. Впрочем, обычные фантазии тут не помогут. Стена из белого кирпича должна быть воздвигнута не наяву, но и не во сне, а на границе между тем и другим. - В темноте под закрытыми веками? - Кажется, я начал понимать. В свое время мне уже доводилось действовать подобным образом, только никаких защитных стен я не возводил. Писал письмо своему таинственному защитнику, мечу Короля Мнина[8] - ни больше и ни меньше... - Можно сказать и так, - задумчиво согласился Нуфлин. - И запомни: небрежность тут неуместна. Такую стену можно построить только из очень хороших кирпичей. Ни один из них не может занять свое место в кладке, пока ты не убедишься, что его формы безупречны, а ладонь должна ощутить тяжесть почти как наяву... Разумеется, у тебя уйдет много времени на то, чтобы представить себе первый кирпич. Наверняка будет очень трудно сложить первый ряд... - Могу себе представить! - растерянно сказал я. - Одной ночи тут не хватит. Если уж на то пошло, мне придется брать очень длинный отпуск. И надолго отказаться от сна... - Не обязательно, - покачал головой Нуфлин. - Эту стену ты можешь строить постепенно, день за днем. Фокус состоит в том, что, закрыв глаза на следующий день после первой попытки, ты должен увидеть не пустоту, а результат своей вчерашней работы. С этим у тебя, возможно, тоже будут трудности - в первое время. Или не будет никаких трудностей. Джуффин говорил, что ты способный... Главное, не пугайся большого объема работы: дело того стоит, можешь мне поверить! - Думаю, что да, - неуверенно согласился я. - Он, видите ли, думает! - с неподражаемыми интонациями старого скандалиста с богатым опытом дискуссий на коммунальной кухне возмутился Нуфлин. - Да ты пока понятия не имеешь, о чем говоришь! - Он немного успокоился и продолжил: - Эта стена должна окружить тебя как круглая ограда. Чем выше она будет - тем лучше. Впрочем, ты сам поймешь, когда можно будет остановиться. И не думай, будто тебе придется воздвигать ее всякий раз, когда возникнет опасность. Достаточно один раз построить стену. Если ты выполнишь работу безупречно, она будет защищать тебя всегда, даже в тех случаях, когда ты о ней не вспомнишь. И он умолк. - Это все? - нерешительно спросил я. - Ну да, - устало ответствовал он. - А чего ты еще хотел? - И эта стена защитит меня... - Я немного помедлил, глупо ухмыльнулся и недоверчиво закончил: - от всего на свете? - Не от всего на свете, а только от внешних врагов, - строго сказал Нуфлин. - От старости и смерти она не спасает, как видишь... И от разнообразных хворей, по-моему, тоже, - не знаю, я никогда не пробовал болеть, но своему здоровью я обязан скорее природе, чем чудесам. - Ясно, - вздохнул я и тоже замолчал. Если честно, я здорово сомневался, что когда-нибудь займусь "строительством" этой таинственной "стены из белого кирпича". Заманчиво, но чертовски хлопотно. Я заранее предвидел, что у меня попросту не будет времени возводить эту стену в темноте под закрытыми веками - на службе спать не очень-то получается, а дома... Да у меня на личную жизнь времени не хватает, какая уж там "стена"! К тому же до сих пор мне вроде бы вполне хватало защиты, которой окружил меня невидимый меч Короля Мнина, с некоторых пор прочно засевший в моей груди[9]. Разумеется, я не стал говорить все это Магистру Нуфлину. Я постарался даже не думать об этом, поскольку был совершенно уверен, что чтение моих мыслей для него - самая простая вещь на свете. Но через несколько минут мне стало стыдно. "Умирающий старик - причем самый могущественный человек в Соединенном Королевстве, заметь, дорогуша! - решил передать тебе свое сокровенное знание, а ты... - укоризненно сказал я себе. - Ты мне глубоко противен, сэр Макс! Лентяй, разгильдяй, легкомысленный болван! Нет уж, ты разучишь его фокус и доведешь исполнение до совершенства - и не потому, что твоей драгоценной заднице не помешает лишний щит, а просто из уважения к этому человеку. А потом, когда сам соберешься на покой, научишь еще кого-нибудь - чтобы его таинственное искусство не пропало навсегда", - вот приблизительное содержание строгого выговора, который я себе влепил, разбавляя сие пафосное выступление изрядными порциями площадной брани. Уж больно я на себя разозлился! Внушение подействовало. По крайней мере, я решил начать немедленно и тренироваться всю дорогу. В принципе, я действительно очень быстро всему учусь, так что у меня имелся шанс управиться с этой грешной стеной до возвращения домой. Магистр Нуфлин удовлетворенно кивнул. Он явно был в курсе моего внутреннего монолога. Мне стало ужасно неловко: одно дело уживаться с тем фактом, что мои мысли читает сэр Джуффин Халли, который и без того знает меня как облупленного и заранее готов принять меня таким, каков я есть, и совсем другое - подозревать, что свидетелем твоей немудреной склоки с самим собой является совершенно посторонний человек. Но мне поневоле пришлось смириться с проницательностью своего спутника - а что еще я мог сделать?! - Судя по огням внизу, мы уже пролетаем над заливом Гокки, - задумчиво отметил Нуфлин. - Знаешь, что я тебе скажу, мальчик? Ложился бы ты спать. Как я понимаю, это странное сооружение все равно будет лететь к месту назначения, верно? Под словом "спать", естественно, подразумевалась первая тренировка по возведению невидимой стены, это было ясно и ежу. - Лететь-то оно будет, - нерешительно согласился я. - Но вообще-то нехорошо оставлять пузырь Буурахри без управления... - Почему? - холодно осведомился старик. - Тебе надо каким-то образом контролировать процесс? Но, с тех пор как мы поднялись в воздух, я что-то не заметил, чтобы ты возился с управлением. Только поначалу, когда мы набирали высоту. - Это правда, - согласился я. - Пузырь Буурахри уже знает направление, этого вполне достаточно. И насколько я могу судить, исходя из опыта своих прошлых путешествий, мое присутствие в этой корзине заставляет его лететь быстро вне зависимости от того, сплю я или бодрствую... - Ну вот, - пожал плечами Нуфлин. - Так зачем же тебе бодрствовать? - На всякий случай, - хмуро объяснил я. - Мало ли что может случиться... - Можешь мне поверить, я разбужу тебя примерно за полчаса до того, как оно начнет "случаться", - насмешливо пообещал Нуфлин. - Что я действительно умею, так это предвидеть неприятности! - Верю, - неохотно согласился я. - А мне спать нельзя в любом случае. Так что отдыхай, пока есть возможность, - заключил он и так лукаво посмотрел на меня, что я больше не сомневался: о том, чтобы просто завалиться спать, и речи быть не могло. Признаться, настойчивость Нуфлина меня здорово раздражала - именно потому, что в глубине души я прекрасно понимал: старик совершенно прав. "Завтра, завтра, не сегодня, - так лентяи говорят", - наверное, этот стишок из учебника немецкого языка будет преследовать меня всю жизнь, и вызывать беспомощный, бессмысленный протест, которому ни в коем случае нельзя давать право голоса. Как ни крути, а без труда... Короче говоря, я принялся "вытаскивать из пруда" очередную "рыбку". Кое-как устроился на дне корзины. Единственное одеяло, которое я в последний момент предусмотрительно запихнул в сумку, оказалось слишком тонким, а запасных, как выяснилось, никто сюда, увы, не положил. Лезть в Щель между Мирами в поисках лишнего пледа мне почему-то было лень. Возможно, я помимо воли уже был целиком поглощен новым незнакомым чудом, которое мне предстояло совершить или хотя бы попытаться... Я закрыл глаза, сосредоточился и нарисовал в окружившей меня тусклой темноте первый белоснежный кирпичик. К моему несказанному удивлению, все получилось - не просто быстро, а, можно сказать, мгновенно. Я сразу же ощутил его холодную тяжесть на своей ладони и, не тратя времени на восторги по поводу собственных успехов в учебе, представил себе, как осторожно кладу его на землю в нескольких сантиметрах от своих ног. Дело пошло, и еще как: перед тем как окончательно уснуть, я был окружен низенькой круговой оградой из одинаковых белых кирпичей. Сие призрачное сооружение достигало середины щиколотки, и это было гораздо лучше, чем просто хорошо. "Если буду продолжать в таком темпе, маета закончится через полдюжины дней, а то и раньше", - удовлетворенно подумал я и с чувством выполненного (даже перевыполненного) долга нырнул в разноцветный омут беззаботных сновидений. Когда я проснулся, все было в полном порядке. Наш летающий пузырь в хорошем темпе курсировал над бескрайними водами, мой подопечный был живехонек и при этом не рвался общаться: сидел в своем кресле и, кажется, дремал. Нападать на нас явно никто не собирался - по крайней мере, пока. Я послал зов Джуффину, бодро сообщил ему, что у нас, дескать, все хорошо. "Поплюй, чтобы не сглазить", - посоветовал шеф, кажется, без тени иронии. Некоторое время я удивленно размышлял, каким образом сэр Джуффин мог подцепить одно из самых распространенных суеверий моей далекой родины, а потом обреченно заключил, что сия тайна великая есть, и расслабился. Приступил к следующей беседе: слишком уж много хороших людей осталось дома, и при всей моей нелюбви к Безмолвной речи я не мог отказать себе в удовольствии перекинуться парой-тройкой сотен словечек с каждым. После полудня Магистр Нуфлин изволил открыть глаза. От еды он решительно отказался, заявив, что теперь это для него непозволительная роскошь, и довольно настойчиво потребовал, чтобы я продолжил свою давешнюю "медитацию", пока есть время. Как ни крути, он был совершенно прав. Нам предстояло еще полдюжины дней пути - как минимум! - и, возможно, куча неприятных неожиданностей. Я рассудительно подумал, что было бы неплохо закончить строительство защитной стены прежде, чем на горизонте объявится кто-нибудь из грозных любителей мщения, неимоверное количество которых было мне обещано в качестве своеобразного аттракциона для заскучавших туристов. Так что большую часть дня я провел с закрытыми глазами. В конце концов, это странное колдовство захватило меня полностью, я бы даже не вспомнил об ужине, если бы мой спутник авторитетным тоном не прочел мне лекцию о необходимости подкреплять свои силы. На исходе третьих суток полета я с изумлением понял, что моя работа подходит к концу. Ничего такого, что можно было бы назвать событиями, за это время не произошло: состояние здоровья моего подопечного не ухудшилось (впрочем, судя по всему, оно и не улучшилось), никто не пытался на нас напасть, даже погода не менялась. Можно сказать, что никакой погоды вовсе не было: равномерно пасмурное небо не выказывало намерения разразиться дождем или ослепить нас яркими солнечными лучами, ветром и не пахло, а температура воздуха идеально соответствовала представлениям человеческого тела о том, что такое "ни холодно, ни жарко", и не привлекала к себе внимания. "Смотри-ка, я сделал это!" - с равнодушным удивлением отметил я под утро, обнаружив, что высокая иллюзорная стена из белого кирпича окружает меня плотным кольцом. В ней не обнаруживалось ни единого изъяна, а реальность этого сооружения в тот момент не вызывала у меня никаких сомнений. Когда я поднялся на ноги, чтобы выглянуть наружу, туда, где среди прозрачных серых облаков как раз лениво догорала тускло-оранжевая полоса скромного пасмурного заката, мне показалось, что стена каким-то невообразимым образом движется вместе со мной. Это утверждение кажется совершенно диким, когда пытаешься его сформулировать, но ощущение оказалось совершенно естественным и органичным, впору было удивляться: как это я до сих пор обходился без этой защитной стены, которая теперь казалась мне чуть ли не частью моего тела! - А ты таки да очень быстро всему учишься, мальчик. Даже слишком быстро, - не размыкая глаз заметил Магистр Нуфлин, присутствие которого в последнее время казалось мне столь необременительным и ненавязчивым, что я - поверить невозможно! - почти забыл о его существовании. Я вздрогнул, услышав его шелестящий голос, и тут же смущенно улыбнулся: тоже мне "неожиданность", конечно! - Теперь тебе надо как следует отдохнуть, - авторитетно добавил старик. - Будете смеяться, но я совершенно не устал, - гордо сообщил я. - Скорее даже наоборот. Такая приятная бодрость... - Знаю я эту бодрость, - насмешливо кивнул он. - Все идет просто великолепно, а наутро очередной глупый мальчик, растерявший жалкие остатки своих силенок, падает в самый что ни на есть дурацкий, никому и даром не нужный обморок. - Все так страшно? - изумился я. - Хочешь проверить - проверяй, - пожал плечами Нуфлин. - Но имей в виду: даже если я очень сильно захочу тебе помочь, у меня сейчас вряд ли что-то получится. Так что попробуй поспать. Или хотя бы просто полежи с закрытыми глазами, благо есть возможность. - Да, все эти мрачные пророчества касательно ваших мстительных приятелей, кажется, оказались липой! - оптимистически согласился я. Удивительное дело: мне не пришлось долго ворочаться под тонким одеялом. Сон сморил меня почти сразу - а ведь только что я чувствовал себя таким бодрым - дальше некуда. Я засыпал с безмятежной улыбкой совсем маленького ребенка, который уверен, что живет в добром сказочном мире, где с ним не может случиться решительно ничего плохого. Господи, каким же я был болваном! Я спал, и мне снилось... Черт, надо быть полным кретином, чтобы полагать, будто все случившееся со мной в ту ночь действительно было обыкновенным сном, но я по-прежнему отчаянно хватаюсь за эту если не спасительную, то, по крайней мере, успокоительную формулировку: "я спал, и мне снилось". Итак, я спал, и мне снилось, что я - глубокий старик, все еще живой лишь потому, что у него не осталось сил даже на то, чтобы немедленно умереть. Я не увидел своего отражения в зеркале: в этом сне не было никаких зеркал, так что мне не пришлось содрогаться, разглядывая собственную физиономию, изборожденную глубокими морщинами, или седые пряди редких истончившихся волос, выбивающиеся из-под традиционного угуландского тюрбана. Впрочем, я долго, почти зачарованно изучал тыльную сторону своих рук: сухая как пергамент и сморщенная, будто измятая, кожа; уродливо толстые желтые ногти, больше похожие на потрескавшиеся обломки выгоревших на прибрежном солнце морских раковин; узловатые суставы, безжалостно искореженные не то временем, не то тривиальным ревматизмом; причудливое переплетение лиловых вен - как пьяный кошмар скульптора-модерниста. Вполне достаточно, чтобы испытать панический животный ужас пополам с неописуемым отвращением к собственной плоти - омерзительное ощущение! Но есть вещи похуже, чем созерцание непременных отметин безжалостного времени на своем теле. Бесконечная немощь и вялое, апатичное равнодушие казались моим врожденным, а не приобретенным свойством - о, если бы они внезапно охватили меня, оставив в моем распоряжении хотя бы одно живое, трепетное, ощутимое доказательство того, что прежде все было иначе! Но тоскливая, покорная, тошнотворная слабость, пропитавшая каждую клеточку моего тела, казалась самым что ни на есть нормальным, естественным, привычным состоянием, и память о том, что когда-то, невыразимо давно, я был совсем иным, и каждая клеточка моего тела восторженно пела, соприкасаясь со свежестью ночного ветра, а дух был преисполнен если не сокрушительной силы, то, по крайней мере, веселым любопытством, являлась всего лишь теоретическим, умственным знанием, а не болезненным уколом, сулящим надежду на выздоровление. Моя новая дряхлая оболочка оказалась самой надежной темницей для духа: у меня не осталось сил даже на то, чтобы по-настоящему страдать от свершившихся необратимых перемен. О том, чтобы сопротивляться сковавшей меня слабости или хотя бы как следует разозлиться и разнести в клочья поработившую меня реальность, и речи не шло. Я мог только неподвижно сидеть в неуютном полумраке, который царил в этом странном сновидении, и рассеянно перебирать драгоценности своих воспоминаний - все еще привлекательные, но совершенно бесполезные игрушки: они не были волшебными талисманами, способными принести божественную прохладу перемен, а годились лишь на то, чтобы орошать их скупыми стариковскими слезами. Но даже слез у меня не нашлось. Наверное, я уже был недостаточно живым для того, чтобы плакать. Я принял свою судьбу - потому что так было проще. Мое внезапное смирение проистекало не из мудрости, его причиной была все та же гадкая телесная слабость. Мне вдруг захотелось съесть что-нибудь вкусное - кажется, я просто понял, что это единственный доступный мне способ испытать жалкое подобие физического удовольствия, все остальные разновидности наслаждений уже давно остались по ту сторону моих возможностей... Я не знаю, как долго тянулся этот кошмар. Разум утверждает, что совсем чуть-чуть, секунд десять. В крайнем случае, он готов согласиться на пару дюжин этих самых секунд, никак не больше. Но какая-то часть меня не в силах принять эту утешительную версию. Маленький мудрец, снимающий флигель на заднем дворе моего сознания, знает, что дремотное умирание одинокого старика продолжалось невообразимо долго, возможно, измерять его следует годами, но я упорно затыкаю уши, когда он пытается заговорить на эту тему. Все закончилось совершенно неожиданно: я услышал дикий, душераздирающий крик и проснулся. Первое мгновение после пробуждения было воистину ужасно: я увидел человека, орущего, дергающегося скорчившись на полу корзины, как издыхающая каракатица, и с содроганием узнал в нем себя. Сам я наблюдал это малопривлекательное зрелище как бы со стороны и, прежде чем все встало на свои места, успел понять, что сижу в кресле Магистра Нуфлина и мои руки, такие же сухие и сморщенные, как в давешнем ужасном сне, бессильно покоятся на укрытых теплым пледом коленях. А потом меня с головой накрыла знакомая волна жгучей боли, которая сопровождает каждое пробуждение моего могущественного защитника. Меч Короля Мнина уже в который раз стал зримым и осязаемым, его рукоятка торчала из моей груди, а ледяной клинок безжалостно вгрызался в плоть. Кажется, столь сильной боль не была даже в ту ночь, когда сероглазая Тень Мнина пронзила меня этим волшебным оружием - не потому, что собиралась убить, а для того, чтобы уберечь. Я захлебнулся ароматным ночным воздухом, потом понял, что ору с отчаянием новорожденного младенца, и мой крик вдруг превратился в восхищенный смех: радость бытия оказалась гораздо сильнее боли. Впрочем, боль торопливо уходила прочь, а рукоятка меча постепенно таяла, утрачивала сходство с реальным предметом, превращалась в причудливый клубок белесого тумана, который, в свою очередь, тоже рассеивался. Через несколько минут я окончательно пришел в себя, успокоился и даже поспешил сделать скоропалительный вывод: ничего страшного не случилось, мне приснился кошмарный сон, но я уже проснулся, так что все позади. Не могу описать, с каким наслаждением я ощупывал свое тело, разглядывал руки - теперь они были в полном порядке: мои, родные! - просто дышал, поражаясь, сколь восхитительным, оказывается, может быть это будничное занятие. Потом я дотянулся до кувшина с водой и выпил чуть не все его содержимое - не потому, что так уж страдал от жажды, просто каждый глоток убеждал меня: реальность - это то, что происходит сейчас, а не кошмарная тягомотина покинувшего меня сновидения. Только вдоволь напившись, я наконец вспомнил о своем спутнике и поначалу чуть не умер от смущения: представил себе, как только что орал дурным голосом, и в отчаянии схватился за голову: нет мне прощения! К моему величайшему удивлению, Магистр Нуфлин по-прежнему то ли дремал, то ли просто безучастно сидел в своем кресле, хотя я был совершенно уверен, что мои вопли могли бы разбудить даже матросов парусника, бороздившего море где-то далеко внизу, в ультрамариновой темноте безлунной ночи. Первым моим порывом было многословно извиниться перед ним за свое экстравагантное поведение, объяснить, что порой мои ночные кошмары выходят за рамки обычных остросюжетных страшных снов... И тут до меня начало доходить. Я обессиленно прислонился к стенке корзины, чувствуя, как струйка холодного пота медленно ползет по спине. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Меч Короля Мнина никогда прежде не вмешивался в мои кошмарики, и правильно делал: какая бы дрянь мне порой ни снилась, она не была по-настоящему опасна для жизни - скорее уж мои страшные сны можно было считать неоценимым опытом, не слишком приятным, но в высшей степени полезным. И если уж он возник из небытия, чтобы разбудить меня, значит, опасность была такой настоящей, что хоть в обморок хлопайся! И тут - очень неохотно, потому что некоторые вещи лучше не осознавать, если хочешь сохранить рассудок (а я собирался сделать это любой ценой!) - я понял еще кое-что. Старческое тело, в темнице которого мне довелось побывать... Оно не было моим. Я не зря так долго разглядывал свои руки в этом кошмарном сне. Да, беспощадное время могло искорежить их в соответствии со своим извращенным вкусом, оно имело полное право превратить мои руки в худые пожелтевшие слепки причудливых птичьих лап, но куда, скажите на милость, подевался маленький, но глубокий шрам от ожога на тыльной стороне правой кисти? И потом, мои пальцы - да, старость вполне могла наделить их узловатыми ревматическими суставами, но сделать их чуть ли не в два раза короче - невозможно! Это были не мои руки, вот в чем дело. И, кажется, я прекрасно знал, кому они принадлежали. В конце концов, я отлично помнил, что пробуждение застигло меня в кресле Магистра Нуфлина Мони Маха, в нескольких шагах от собственного хорошо знакомого тела, которое - я хотел бы в этом усомниться, но не мог сделать себе такой роскошный подарок! - в тот момент было занято другим жильцом... черт, совсем как уютный заячий домик, в котором по праву силы поселилась разбойница лиса. Теперь я понял, почему так ненавидел эту сказку в детстве, ненавидел с непримиримой страстью, на которую способны только очень маленькие дети и великие безумцы, несмотря на то, что в финале появлялся храбрый, бесстрашный и нахальный петух и изгонял захватчицу своим жизнерадостным криком. Наверное, я всегда предчувствовал, что рано или поздно мне доведется побывать в шкуре бедолаги зайца, который не способен отвоевать свое жилище без помощи великодушного защитника... - О Господи, дырку в небе над твоим домом! - тихо сказал я вслух, невольно смешав в одном стакане ходовые фразеологические конструкции разных миров, чтобы хоть как-то сбросить излишки эмоционального напряжения, и снова умолк. Я не стал задавать своему спутнику дюжину драматических вопросов на тему "что это было?" и "зачем вы это сделали?" Какого черта спрашивать - и так все ясно. Не потому, что я такой уж мудрый и проницательный, просто мне только что довелось побывать в его шкуре - в буквальном смысле слова, иначе и не скажешь! - и теперь я действительно знал о нем все, оставалось только позволить этому смутному знанию оформиться в более-менее осмысленную словесную конструкцию. У этого знания была оборотная сторона: после непродолжительного визита в его шкуру я отлично понимал, почему Нуфлин затеял эту подлую, паскудную игру. Более того, я чувствовал себя не столько жертвой, сколько соучастником его мерзкой интриги, хотя это было совсем уж глупо. Я закрыл лицо руками, чтоб не видеть неподвижный темный силуэт могущественного старика, который чуть было не... - я все еще решительно отказывался четко сформулировать, что он чуть было не сделал! Я не узнавал себя: мне бы следовало послать зов Джуффину, обрушить на него поток жалоб и просьб о помощи или хотя бы совете. Но я этого не сделал. Наверное, я и так знал, что именно он мне посоветует, на его месте я бы тоже сказал любому из своих друзей: "убей его и немедленно возвращайся", - потому что иной ответ был бы бессмысленным. И еще я знал, что не воспользуюсь таким советом, потому что был связан по рукам и ногам сопереживанием - а это чувство куда могущественнее беспомощной и снисходительной девчонки по имени Жалость, которая вечно сует свой нос в человеческие дела, чтобы обрекать нас на бесконечное повторение бессмысленных ошибок... Впрочем, Джуффин сам прислал мне зов. "У тебя все в порядке?" - осторожно осведомился он. "Почти", - лаконично ответил я и понял, что говорю чистую правду. Мне показалось, что шеф не слишком склонен мне верить: Безмолвная речь не больно-то приспособлена для передачи эмоций собеседника, но я хребтом чувствовал его настороженность. Джуффин всегда был рядом со мной - в каком-то смысле - и, несомненно, почуял грозившую мне опасность. "Со мной действительно все в порядке, просто дурные сны замордовали, - добавил я. - Вы же знаете, я боюсь высоты, так что все время буду на взводе, пока мои ноги не ступят на твердую землю... или пока я не привыкну. Это было бы самым лучшим выходом, правда?" - "Да уж", - снисходительно проворчал Джуффин. Мне показалось, что он успокоился. В конце концов, я был жив, да и говорил ему почти сущую правду... Попрощавшись с шефом, я снова умолк. Что-что, а проводить "разбор полетов" со своим давешним противником мне не хотелось. Я был готов заплатить почти любую цену за роскошь провести остаток пути в полном молчании. Но такое счастье мне не светило, конечно. Нуфлин заговорил первым, и его голос звучал столь невозмутимо, что недавние события на мгновение показались мне бредом больного воображения, заслуживающим немедленного виноватого забвения. - Передай мне кувшин с водой, будь столь любезен, - с насмешливой вежливостью попросил он. Немного помолчал и с такой же неподражаемой царственной снисходительностью добавил: - Если уж ты все никак не можешь решиться меня убить, то потрудись сделать доброе дело. Я передал ему кувшин, старательно избегая прикосновений. Нуфлин явно заметил проснувшуюся во мне почти суеверную брезгливость и ответил на нее взглядом, преисполненным снисходительного любопытства. - Напрасный труд, мальчик: старость, знаешь ли, не заразна, - тихо заметил он, когда я снова забился в свой угол. Грешные Магистры, как он это сказал! Наверняка хотел, чтобы его голос прозвучал насмешливо, язвительно, чтобы каждое слово превращалось в презрительную ледяную градину и больно щелкало по моей макушке, но в последнее мгновение старик дрогнул и обрушил на меня столько боли - и половины ее вполне хватило бы, чтобы отравить воды Великого Средиземного моря, над которым мы как раз пролетали! Сначала мне показалось, что пошел мелкий дождь, и только потом я понял, что плачу. Вдруг вспомнил, что однажды в раннем детстве очень хотел заплакать, когда - подробности на мгновение всплыли жирным нефтяным пятном на поверхности моей памяти - внезапно выяснил, что все люди непременно стареют и умирают. Но тогда я не смог заплакать - впервые в жизни, до этого момента громкий требовательный рев исторгался из моей груди по любому поводу и быстро приносил облегчение. Я понял, что все эти годы носил в своем сердце маленький горький комок отчаяния, то и дело пытался тщательно упаковать его в очередную спасительную философскую систему, сулящую смутную надежду на бессмертие, и запрятать как можно дальше, если уж избавиться от этого опасного зародыша неизбывной тоски не в моих силах. И вот теперь наконец пришло время по-детски выплакать эту боль и принять свою судьбу, которая вопреки моей тайной уверенности в собственной исключительности была безжалостно точным зеркальным повторением любой человеческой участи. - Старость заразна, и смерть заразна. Судьба заразна, - пробормотал я сквозь слезы, а потом внезапно успокоился и добавил, смутно удивляясь твердости собственного голоса: - Но в одном вы правы: прикосновения тут ни при чем. Все мы больны старостью и смертью - с рождения, и тут уже ничего не попишешь... С чего вы решили, будто я стану вас убивать? Я не могу держать на вас зла - просто потому, что знаю, от какого ужаса вы пытались избавиться. На вашем месте я бы и сам ухватился за любой шанс. И знаете что? Я восхищаюсь вами, потому что побывал в вашей шкуре, и не могу понять, как вам удалось заставить себя бороться за возможность вернуться к жизни. Откуда вы черпали силу? Я не нашел ее источника в своем сердце, когда... Я осекся, потому что окончание фразы "когда я был вами" показалось мне до безобразия нелепым и к тому же не совсем точным: я вдруг понял, что не просто побывал в шкуре Магистра Нуфлина. Случилось нечто большее: на мгновение я каким-то образом стал всеми умирающими стариками всех миров, всеми смертниками, доживающими последние дни перед исполнением приговора в жалкой, обветшавшей темнице. Теперь я знал, что порой покой и смирение могут быть страшнее самого черного отчаяния, и поэтому злодейская выходка моего спутника не попала в мой личный архив под грифом "подлое предательство" - тот, кому довелось хоть на мгновение оказаться в чужой шкуре, поостережется употреблять эти осуждающие слова, само звучание которых сходно с презрительными плевками. Пресловутое "предательство" Нуфлина сейчас казалось мне настоящим сокровищем, черной жемчужиной, зловещей, но драгоценной, потому что оно было порождением величайшего мужества, которое, оказывается, может остаться в распоряжении человека, когда не только дряхлое тело, но и усталый дух его сдался на милость победительницы смерти. Мое внезапное, иррациональное милосердие не было предназначено Великому Магистру Нуфлину Мони Маху лично. Черт с ним, с "праведным мщением", но вряд ли я смог бы так легко пренебречь собственной безопасностью, если бы речь шла только об этом человеке, с которым я не был связан ни узами дружбы, ни оковами тайных клятв - только пресловутым служебным долгом, который, что греха таить, никогда не являлся для меня основным смыслом бытия. Но он - помимо собственной воли, конечно, - позволил мне прикоснуться к восхитительной тайне: теперь я твердо знал, что иногда человек бывает способен бороться не просто до конца, а немного дольше - и еще как бороться! Отрубленная голова может впиться зубами в горло палача - слабое утешение для приговоренного, но другого нет и быть не может. Это было полезное открытие, если принять во внимание, что мне тоже наверняка предстояло когда-нибудь стать умирающим стариком. Конечно, в Ехо, где среднестатистический гражданин отправляется на кладбище не раньше, чем отпразднует свой трехсотлетний юбилей, а могущественные колдуны порой и вовсе растягивают свою жизнь на тысячелетия, я мог надеяться, что дряхлым стариком я стану еще не скоро, но в тот момент, когда старость валит тебя на землю, связывает по рукам и ногам и принимается звать на помощь свою подельшицу смерть, тот факт, что позади осталось не семьдесят, а тысяча семьсот лет, не имеет никакого значения... - Я не мог не попытаться, - просто сказал Нуфлин. - И я удивлен тем, что ты это понимаешь. Жаль, что ты оказался достойным противником... но я вынужден признать: ты заслуживаешь лучшей участи, чем скоропостижная смерть от старости в этом немощном теле. - Вы тоже, - сухо сказал я. - И не только вы. Все заслуживают лучшей участи, вот в чем ужас! - Мой голос предательски дрогнул, а потом я неуверенно добавил: - Но возможно, это Царство Мертвых, Харумба, действительно сулит нечто лучшее, чем... - Возможно, - старик пожал плечами. - Теперь мне придется на это надеяться, поскольку ничего иного не остается. Но одно я, увы, знаю наверняка: ничто не может сравниться с настоящей жизнью. А если и может... Я, видишь ли, не отличаюсь богатым воображением и не берусь представить себе, как будет выглядеть альтернатива. - Вы выбрали меня потому, что я показался вам самым слабым противником? - спросил я, когда вновь воцарившееся молчание начало казаться мне невыносимо тягостным. - Ну, скажем так: самым неопытным, наивным и доверчивым, - равнодушно ответил Нуфлин. - И в то же время твое могущество очень велико, что тоже было немаловажно для благополучного осуществления моего плана. Видишь ли, сила действительно оставила меня, так что оставался один выход: заставить жертву своими руками построить ловушку. Ну кто еще, кроме тебя, так легко и охотно поверил бы моим словам о какой-то нелепой охранной стене? Все более-менее опытные маги отлично знают, что невидимым защитником может стать нарисованный в воображении белый сверкающий плащ, а еще лучше, если удастся усилием воли превратить его в некое подобие шалаша, да и тот действует не слишком долго и помогает лишь в тех случаях, когда имеешь дело со слабым противником. Незаменимая штука на войне или во время большой смуты, когда поневоле приходится сновать среди стрел и смертоносных снарядов бабума, но при встрече с могущественным колдуном - совершенно бесполезно! А ты юн и несведущ, поэтому принял мои россказни на веру. Впрочем, это не принесло мне пользы, как видишь. Жаль, что я ничего не знал про этот странный меч, который считает своим долгом оберегать тебя. Я бы просто выбрал кого-нибудь другого. Я внутренне содрогнулся, когда представил себе, что на моем месте мог бы оказаться сэр Мелифаро: он у нас тоже весьма могущественный парень... и почти такой же неопытный болван, как я сам. К тому же ему на роду написано то и дело влипать в разнообразные неприятности. У него не было бы никаких шансов выкрутиться. А потом в Ехо вернулся бы наш Мелифаро, и мы получили бы отличную возможность как следует посмеяться по поводу некоторых забавных перемен в его характере, только и всего... Ужас! - Закроем эту тему, ладно? - предложил я. - Будем считать, что ничего не случилось. - Очень великодушное предложение, мальчик, - невесело усмехнулся Нуфлин. - Ответьте мне взаимностью и больше не пытайтесь повторить этот ваш фокус, - устало сказал я. - Меч все равно меня защитит, а паскудные ощущения достанутся нам обоим. Я-то переживу, пожалуй, а вот вам такие потрясения ни к чему. Мне поручили доставить вас в Харумбу живым, и мне не хочется... - Можешь меня не уговаривать, я себе не враг, - мрачно кивнул он. Некоторое время мы молчали. Я добыл из Щели между Мирами чашку крепчайшего экспрессо, несколько крошечных галет вроде тех, что так любят подавать в некоторых забегаловках вместе с кофе, и сигарету. Через несколько минут мне пришлось брезгливо испепелить остатки этого скромного завтрака: я не чувствовал ни вкуса, ни аромата, только легкую тошноту, похожую на первый приступ морской болезни. Чтобы немного прийти в себя, я поднялся, на ноги, выглянул в одно из маленьких смотровых окошек и тут же невольно заулыбался: далеко внизу переливалась в сумрачном свете пасмурного дня жемчужная пыль фонтанов. "Неужели киты?" - изумился я и почти незаметным волевым усилием заставил летающий пузырь опуститься пониже. Моему взору открылось восхитительное зрелище: среди невысоких волн вальяжно резвилась четверка морских гигантов, поразительно похожих на китов моей родины, только золотисто-рыжий цвет их блестящей кожи напоминал о том, что дело происходит в другом Мире. С размерами определиться было трудно. Сначала мне показалось, что они даже больше, чем киты моего мира, потом я сделал скидку на расстояние и тот прискорбный факт, что до сих пор я не видел вблизи ни одного кита, и понял: объективных данных моя голова все равно не выдаст. - Мальчик, ты что, вдруг решил, что теперь нам обоим самое время утопиться? - с неподражаемой иронией осведомился мой спутник. - Ой, если бы ты спросил старого Нуфлина, как он хочет умереть, знаешь, что бы я тебе на это сказал? Только не в холодной воде! У меня от нее кости ломит... - Нет, топиться мы не будем. Там киты, - объяснил я, не отрываясь от окошка. - Я их еще никогда не видел, разве только на картинке в Энциклопедии Манги Мелифаро... - Киты? Да что ты говоришь?! К моему изумлению, Магистр Нуфлин разволновался не на шутку. А я-то думал, что я тут один такой... "юный натуралист", способный забыть обо всем на свете, разглядывая изумительные очертания этих грациозных громадин. - Рыженькие, - нежно мурлыкнул я, чувствуя, как по моей физиономии, все еще перекошенной после давешних неприятностей, расползается идиотская блаженная улыбка. - А не мог бы ты помочь мне подняться? - вдруг спросил Магистр Нуфлин. - Мне бы не хотелось пропустить такое знаменательное событие, - добавил он, как мне показалось, довольно смущенно. - А оно именно знаменательное? - растерянно уточнил я, помогая ему выбраться из кресла. Он ничего не ответил, а припал к смотровому окошку и замер - как маленький ребенок, честное слово! Через несколько минут мой локоть, в который он вцепился, чтобы сохранять равновесие, взмолился о пощаде, но я не решался шелохнуться: если уж умирающему старику приспичило посмотреть на китов - что ж, его право! - Спасибо, Макс, - наконец сказал Нуфлин, отворачиваясь от окошка. - Усади меня в кресло, пожалуйста. Я помог ему устроиться в кресле и тут же сам припал к окошку. Киты постепенно удалялись, но скрываться под водой вроде бы не собирались, так что можно было продолжать любоваться. - А знаешь, это очень добрый знак, мальчик, - неожиданно сказал Магистр Нуфлин из-за моей спины. - Еще бы! Киты все-таки! - тоном знатока подтвердил я. - Обычно они не заплывают в Великое Средиземное Море, - пояснил мой спутник. - И вообще в нашем полушарии киты - большая редкость. Вот поближе к Арвароху их много... Моряки с Хонхоны считают встречу с китом наилучшей приметой: она означает, что все вернутся домой живыми, да еще и с прибылью, огромной, как китовая туша. А мы встретили не одного кита, а сразу четырех. - Значит, все будет хорошо. - Я обернулся к нему и искренне улыбнулся. - Ваша Харумба окажется замечательным местом, вот увидите! А я вернусь домой живым, что тоже не может не радовать... - Ой, Макс, не прибедняйся! Тебе и примет никаких не нужно, - усмехнулся Нуфлин. - Ты - одно из самых живучих существ в этом Мире, в чем я имел честь самолично убедиться. - Ничего, лишний добрый знак не помешает, - вздохнул я, с облегчением отметив, что обстановка необъяснимым образом разрядилась. Спасибо китам: если бы не они, вряд ли бы мы стали так непринужденно разговаривать - два человека, отрезанные от мира многими дюжинами футов и высокими бортами корзины бесхитростного летательного аппарата, охранник и его подопечный,