--  Нет,  нет, не стоит.  Мы подождем врага  здесь. Будьте добры, дайте

нашей огненной гостье "зеленый свет".

     -- Слушаюсь! -- Он сделал пометку в блокноте. -- Предоставитьс бойцовс,

первыми принявшимис на  себя ударс,  возможности нетс. Четверос пали смертью

храбрыхс! У шестерыхс серьезные ожогис, они в госпиталес.

     --  Очень жаль... Я хотел поинтересоваться у  них насчет оружия.  Ну, в

смысле, почему оно не срабатывало?

     -- Это  я  могус рассказать самс,  по  служебнымс документамс.  Раненые

утверждаютс, что их копьяс словно погружались в расплавленный металлс! Змеюс

можно  было  бс  рассечь  по-поламс  и  не  получитьс никакого  результатас.

Жидкообразныйс  металлс  вновь  восстанавливал  формус. Наши копьяс  толькос

раскалялись...

     --  Хм...  немного  напоминает  сюжетную  линию  "Терминатора-2". --  Я

задумчиво поскреб подбородок. -- Вы можете доставить сюда оружие павших?

     -- Будете сделанос, шпионус.

     -- И последний вопрос,  не сочтите за излишнее любопытство, -- как ваше

имя?

     -- Биркофф, -- сухо кивнул адъютант и вышел из кабинета.

     --  Итакс, каков наш планс? -- Лапы генерала сжимали алюминиевую кружку

с непередаваемой пьяной нежностью так, что я ему даже чуть-чуть позавидовал.

Из чувства мужской солидарности, естественно. Сам я не имел ни  возможности,

ни желания напиваться. Хотя немножечко расслабиться, наверное, стоило бы...

     --  Планы  предельно  просты,  если  это действительно огненные змеи из

верований древних  инков, то мы  сумеем их остановить.  Я очень надеюсь, что

ваши  доблестные  солдаты  нигде   ничего   не  приукрасили   и  агрессивные

пресмыкающиеся на самом деле состоят из раскаленного металла.

     -- Долженс честно  признатьс, что яс  ничегос  не понялс! -- расстегнув

китель на животе,  просветил меня главком крысюкинских вооруженных сил. -- А

вот еще скажис, когда жена ведьмас, это очень страшнос?

     -- Вы уже спрашивали. Не очень...

     -- Но приятнос?

     -- В каком смысле? -- не сразу уловил я.

     Генерал  воровато огляделся и поманил меня когтем. Он открыл внутренний

ящик  стола,  долго  рылся  в  бумагах,  пока  не  достал  ксерокопированную

распечатку "Ветки персика":

     -- Что можешьс сказатьс?

     -- Э-э... -- немного смутился я. -- Это древнекитайский трактат, из той

же   серии,   что   популярная   индийская  "Камасутра".   Очень   поэтичное

произведение...

     --  Вотс  и яс  сначала  подумалс, что этос книга  о  садоводствес!  --

трагическим полушепотом, срывающимся  на крик,  пустился рассказывать пьяный

генерал. Я старался отвернуться в другую  сторону.  -- Представляешьс, нашел

еес  у своейс супругис под подушкойс!  Она это  читаете  тайкомс, а потомс с

меня в постели требуетс. Я  смотрелс, читалс,  думалс...  Ну, чтос сказатьс?

Читатьс про это интереснос, но делатьс?! У меня войнас на носус, а она... со

своейс любовьюс, ведьма! Что делать, шпионус?

     --  Хм...  ну,  в  вашем возрасте действительно  могут  быть  некоторые

проблемы.  Однако не так уж все и страшно... Найдите в этом  светлую сторону

--  ваша жена безумно вас  любит,  хочет сохранить семью и заботится о  том,

чтобы вам не было с ней скучно!

     -- Мне не скучнос, -- с нетрезвой издевкой признался бедный муж, -- мне

оченьс  дажес  веселос! Теперьс мы  по полчаса  читаем хайкус на эротические

темыс, потом  медитируемс  в  кимонос,  молимсяс Буддес,  жжем ароматические

палочкис и  только  после всего этогос, под нужную  музыкус...  Да я же  уже

сплюс к этому временис!

     -- Все равно можно найти что-то положительное, --  продолжал настаивать

я,  хотя  ангел  с правого  плеча,  краснея,  доказывал,  что  подрабатывать

сексопатологом  я  не нанимался.  Мне за  это помидорами не платят. Фармазон

слева просто укатывался  от  хохота,  все  прочие,  кроме него,  не находили

ничего смешного.  -- Я хотел сказать, что  "Ветка персика"  в принципе очень

целомудренная книжица и...

     --  Целомудреннаяс,  говоришьс?!  --   Похоже,  генерала  проняло.   --

"Вставить  яшмовыйс ключс в рубиновые  воротас..."  Я же, как  она  об этомс

попросилас, полдома оббегалс -- ключ искалс!

     -- А... тогда в ней позы легче,  чем в "Камасутре"! У этих  индусов без

специальной подготовки йоги -- черта с два что по тексту сделаешь. Двое моих

знакомых попробовали -- их так причудливо  заклинило, "скорую помощь" соседи

вызывали!

     -- Да? Нус, до этого еще не дошлос... -- немного отступил Кошкострахус.

-- О чем этос яс?! А, так вотс, скажис, что -- моя тожес ведьмас?

     Ответить  я  не  успел,  к счастью. Так  далеко углубляться  в таинства

личной,  даже  интимной,  жизни крысюкинского  диктатора  мне совершенно  не

улыбалось.  Равно  как и обсуждать  с  кем-либо  наши с  Наташей  постельные

фантазии.  Меня  спас  вовремя  вернувшийся адъютант,  и щекотливые  вопросы

остались далеко на потом...

     -- Разрешитес обратиться к шпионусу!

     -- Обращайсяс, -- чуть ворчливо буркнул ге­нерал.

     -- Господинс шпионус, вот копьес и двес шпагис, из того оружияс, что вы

просилис.  Наши кордоныс пропустят змеюс, не вступая в открытое сражениес. О

ее прибытиис доложатс отдельнос.

     --  Отлично  выполнено, Биркофф!  --  от  души похвалил  я.  --  Теперь

напомните мне, как у вас тут с противопожарной безопасностью?

     -- Песокс и новые огнетушителис системы "Сахара".

     -- Подготовить  троих добровольцев, будут  действовать под  моим личным

руководством.    А     теперь    не    угодно     ли     взглянуть,     ваше

высокопревосходительство?

     Генерал, ничего не понимая, тупо уставился на почерневшее древко копья.

Тощий адъютант  вытянул длинную  шею, но если о чем и догадался,  то разумно

молчал, храня служебную субординацию. Дело в том, что у самого наконечника в

щели  застряло  несколько  капелек  тусклого  желтого  металла. Я  потер  их

платочком, и они засверкали, как солнце...

     -- Золотое?! -- не  сразу поверил Кошкострахус Пятый.  Я удовлетворенно

кивнул. Конечно, золото! И значит, все-таки инки... или ацтеки?!

x x x

     Фундаментальных  знаний по  этой теме  у меня  не  было,  а  жаль. Пока

пьяненький гене­рал старательно руководил засадой, я  вольготно расположился

в  его штабном  кабинете, вежливо затребовав кофе, сыр и чипсы. В результате

получил  компот,  две галеты  и чудовищно вымазанную  машинным маслом  банку

армейской тушенки. Ей-богу, я ее даже не открыл, к ней и прикасаться-то было

страшно...  Анцифер, как вы помните, все еще дулся  на  нас  за утвержденный

план "охоты  на  змей", поэтому  удрученно  сидел в  уголочке,  ни во что не

вмешиваясь. Фармазон не  мог не воспользоваться  возможностью поесть,  нагло

спер у меня одну галету и, окрыленный победой, болтал без умолку:

     -- Братаны, я чую, что это все-таки были ацтеки! Ну, у кого  еще  могло

быть  столько бросового золота, раз они его  на змей подколодных переводили?

Точно  тебе говорю,  ацтеки! Жуткий  народец, между прочим... Это  сейчас их

модно хвалить и жалеть как коренных жителей Центральной Америки, безжалостно

истребленных испанцами! А эти  тихушники, между прочим, человеческие  жертвы

на  пирамидах приносили... ежедневно! В  праздники  так по десятку  людей на

алтари укладывали.  Каменным тесаком грудь вспорют, сердце вынут,  тело вниз

бросят (местным фанатикам на закуску), а  кровь по ступенечкам пирамидки так

и течет, так и течет...

     --  Фармазон, да прекратите же немедленно! Я... у меня кусок в горло не

идет!

     --  И  боги  у  них  были  соответствующие,  --  невозмутимо  продолжал

нечистый, совершенно игнорируя  мои протестующие выкрики. --  Одни  имена --

язык  сломаешь!  Даже я черт-те  сколько  тренировался  выговаривать... Вот,

например, повтори с разбегу -- Кецалькоатль, Тескатлипока и Уицилопочтли?

     Я отрицательно помотал головой, сдаваясь без борьбы: повторить подобное

с галетой во рту было для меня чем-то запредельным...

     -- Молчишь? И белобрысый наш молчит... А мог бы и что-нибудь сказать по

этому  поводу! Видишь ли, дорогой  Серега, бытует довольно  распространенная

теория о том, что испанцы смогли овладеть Америкой лишь потому,  что  ацтеки

приносили человеческие жертвы своим кровавым  богам, а доброго христианского

Бога это страшно возмутило.  Ну, и начал он  от души помогать Кортесу мочить

местных касиков направо-налево. И уж до того удачно все  у него  получалось,

что всех коренных жителей вырезали тысячами! Хотя испанцев --  кот наплакал,

а всяких  инков,  майя,  ацтеков,  оттоми  и  прочей  мишуры  --  за год  не

сосчитаешь!  Ну,  сам понимаешь, испанцы оторвались по  полной  программе...

Золото  вывезли подчистую, страну разграбили  в  дым, все  города сровняли с

пылью, а  из немногочисленных пленных устраивали факельные галереи.  Плюс ко

всем  прелестям завезли туда  чуму,  она  уж  довершила остальное...  А  все

почему? Потому, что, в сущности, кто такой вшивый Кецалькоатль против самого

Иисуса  Христа, чье  имя  с  гордостью несли  на кресте  перемазанные кровью

испанские мародеры?! Ну, и в результате...

     В  результате  я  и  глазом моргнуть  не  успел,  как  доселе молчавший

Анцифер, взревев, вскочил на ноги  и с размаху запустил собственным нимбом в

голову рогатого братца. Сияющая полоса прошла меж рогов Фармазона, ударилась

в стену, отрикошетила и, чуть  подрагивая, замерла над высоким челом  белого

ангела.

     -- Сергей Александрович,  ради  всего святого,  не  вмешивайтесь...  --

Ровный  голос Анцифера был полон  такой  сверхзаботы о моем здоровье, что  я

предпочел не спорить. В этих драках разниматель обычно получает больше всех.

Черт,  с  мучительной  болью  в  глазах, поднял руку,  провел  по волосам  и

стряхнул  на  пол  несколько черных  прядей. Меж  его  рогов  белела  гладко

выбритая площадка сантиметров в десять длиной...

     --  Своими зубами  загрызу!!! -- истерично взвыл нечистый, бросаясь  на

ангела.  Оба тут же рухнули и покатились в  классической партерной борьбе  с

переменным успехом. Я только успевал убирать у них с пути  стулья и пару раз

передвигал стол. В дверь деликатно постучали, адъютант  Биркофф доложил, что

его высочество генерал Кошкострахус Пятый приглашает меня  принять участие в

охоте   на   огненного  змея.   Видимо,   с   "зеленым"  главком   справился

самостоятельно.

     Я  пригладил  костюм, стряхнул крошку  с  борта  пиджака и  обратился к

драчунам:

     -- Там пресмыкающееся подоспело. Вы со мной или как?

     -- M-м... будем  попозже!  -- сдерживая ругательства, проскрипел сквозь

зубы взлохмаченный Анцифер.

     --  Отвали, Серега! Не видишь, мы заняты?!  -- в тон братцу, задыхаясь,

прохрипел красный от натуги Фармазон.

     -- Н...ну, желаю удачи! -- приветливо попрощался  я и вышел из кабинета

в узкий  коридор, где  меня  ожидали  адъютант и два  представительных  чина

примерно полковничьего звания.

     Небольшая площадь  перед  генеральским  дворцом  (метров  пятьдесят  на

пятьдесят)  была подозрительно пуста.  Обычно по ней маршировали  гвардейцы,

сновали взад-вперед  гонцы с приказами, военные фуражиры и геройские бойцы с

донесениями с переднего  края; здесь же  проводились многочисленные парады и

митинги. Сейчас  на  ней не  было ни  души. Ко  мне  подошел  вспотевший  от

стратегического  вдохновения  Кошкострахус  и,  размахивая  во  все  стороны

лапами, ввел меня в суть своего тактического плана:

     -- Змеяс ползете  с  левого  флангас.  Мы  открылис  весь  тоннель, она

спешите сюдас, пыхтя, какс бронепоезд.  Все выходыс с площади мы перекрылис.

Она может ползтис толькос во дворецс. А дальшес...

     -- Что? -- участливо спросил я, потому что  генерал задумчиво уставился

в потолок, увлеченно скребя подбородок.

     --  А  дальшес  вступаешь  тыс! --  наконец  вспомнил генерал,  видимо,

заключительная часть змеиной операции ему как-то не удавалась.

     Чуть улыбнувшись, я раскрыл карты:

     -- Дальше в дело вступаем мы с добровольцами.  Вы подготовили мне троих

самых-самых?!

     -- Биркоффс!  --  поманил когтем его  высокопревосходительство.  Верный

адъютант  с двумя  невысокими  молодцами  в камуфляже  подскочили к  нам.  Я

придирчиво оглядел обоих крысюков: жилистые, подвижные, морды в меру  умные,

взгляд смелый. Кажется, подойдут, но почему только двое?

     -- Я же просил трех!

     --  Биркоффс  пойдет  третьимс...  --  с неподдельным  вздохом  признал

генерал. -- Я егос отговаривалс, увы... Он хочетс нюхнутьс порохус.

     -- Штабной в отряде -- к несчастью.

     -- Я будус очень старатьсяс, господин шпионус! --  срывающимся голоском

взмолился адъютант. -- Не подведус! Оправдаюс! Разрешитес пострадатьс?!

     Я вопросительно  посмотрел на  Кошкострахуса,  он едва заметно кивнул и

быстро вытер  рукавом кителя  уголки глаз, делая вид, что вынимает  из глаза

соринку.

     -- Сбереги егос, шпионус... Онс мнес какс сынс...

     -- Ну так что, товарищи  бойцы, каждый готов умереть за светлое будущее

наших народов? Вот и молодцы! В принципе так и надо, но  именно  сегодня это

пока не  требуется.  Героическую  смерть  оставим на когда-нибудь, а  сейчас

слушай мою команду: всем взять комнатные огнетушители системы "Сахара"! Змею

будем брать живьем!

     ... Когда в полутемном тоннеле забрезжил золотистый свет, мы уже стояли

в  центре  площади, спиной к  спине,  стиснув зубы и  сжав  в руках  красные

тяжеленькие  баллоны.  Это была  моя вторая охота.  Первая, если вы помните,

велась в девственном лесу помещика Филатова на знаменитого волка-оборотня по

прозвищу  Сыч.  Тогда я бегал  по  кустам меж вековых сосен в  длинной  рясе

средневекового  монаха,  с  молитвенником  под  мышкой  и тульским кремневым

пистолетом за поясом...  Охота началась  не совсем так,  как хотелось бы. Но

ведь в этот раз я все тщательно спланировал? Да уж, тщательнее некуда...

x x x

     Начну с описания. Увиденный нами еще на выходе из тоннеля огненный змей

имел   гораздо    большую    длину,    чем   утверждали    сводки   отважных

крысюков-разведчиков.  Фактически  на  нас  двигалась  рептилия  размером  с

хорошего удава, длиной никак не менее пяти метров,  толщиной  с двухлитровую

банку и раскрытой пастью, из которой торчали четыре ужасающих клыка. Полз он

тоже  не совсем обыкновенно,  высоко  подняв голову на изогнутой шее. Как-то

вертикально-волнообразно...  Прошу  простить, я  не большой знаток животного

мира, быть может, для многих змей такой способ передвижения самый  что ни на

есть  привычный, но лично я такого не встречал.  Глаза змея  горели красным,

как  драгоценные  карбункулы,  а на загривке красовался  пушистый  венчик из

птичьих перьев. Судя по всему, редкостное пресмыкающееся действительно  было

сотворено  не  из плоти  и крови, а  из  самого  настоящего золота. Как  оно

двигалось  и  какими  чарами  управлялось,  я  даже  не  гадал.  Если  всему

удивляться...  Понасмотрелся я  в  свое  время  всякого! Однако  завороженно

стоявший рядом  Кошкострахус неожиданно проснулся  и стал  подталкивать меня

локтем. Да, совсем  забыл, мы же хотели поймать  огненного  змея!  Я вытянул

шею, высматривая,  где  же наши доблестные  войска? Генерал  пихнул меня еще

раз... Черт  подери,  какие войска?! Я  же  сам всех  распустил, кроме  трех

добровольцев-смер­тников.  Это  все потому, что теперь у меня новый имидж, я

-- герой! А герои... они не ждут врага в засаде, они очертя голову бросаются

навстречу опасности, они не задумываются о жизни и смерти, а...

     -- Шпионус! -- Встревоженный главком перестал толкаться и  начал нервно

трясти меня за рукав. -- Что же делать-то будемс?

     -- Будемс братьс!  -- с  классическим крысюкинским акцентом ответил я и

прикусил язык. Если дело пойдет такими темпами, скоро я стану своим в доску.

-- Огнетушители наголо! Добровольцы, за мной!

     Мы  выскочили из-за небольшого мобильного бруствера, прикрывающего вход

во  дворец. Огненный змей повернул к нам слепящую золотым сиянием голову. Не

знаю, были ли  в ней мозги, но уровень животной агрессии туда вбили точно...

Величественный монстр бросился на  нас, шипя, как чайник со свистком! Он был

настолько  красивый и  настолько  сказочный, что я никак не мог воспринимать

его  как  реальную  угрозу жизни.  Поэтому мне и страшно не было...  Крысюки

сыпанули в  стороны, обходя змея с флангов и  тыла, а я хладнокровно  ожидал

его  лицом  к  лицу,  держа  навскидку  красный  упитанный  огнетушитель.  В

результате, естественно,  упустил те доли секунды, когда  ползучий гад нанес

молниеносный удар. Словно  огненный кулон врезался мне в грудь,  отшвырнув в

сторону метра на три. Я дважды  перекувыркнулся, здорово ссадил поясницу, но

огнетушителя не выпустил!  Крысюки, бросившись мне на выручку, окатили врага

пеной так, что несколько  мгновений  его не  было видно.  Я использовал  эту

бездну времени для  того, чтобы хоть чуточку сфокусировать зрение.  Затем из

радужно-белого  сугроба противопожарной пены,  отфыркиваясь, вылезла  желтая

сияющая  голова  и  вновь  примерилась  к  броску.  Я  вовремя  поднялся  на

четвереньки...

     -- Держись, шпионус!

     Змей  и Биркофф ударили одновременно.  Нет,  наверное, крысюк  все-таки

секундой  раньше...  Он  вытолкнул  меня  с  линии  атаки  и каким-то  чудом

увернулся  сам.  Пернатый  змей ацтеков, пролетев по  инерции  метров  пять,

грациозно развернулся,  ловя  меня взглядом.  Видимо, из нас четверых  я ему

чем-то  особенно не приглянулся... Пора было брать операцию  в свои  руки  и

делать наконец ответный ход!

     -- Продолжать полив противника! Пены не жалеть! Я отвлекаю его внимание

на себя!

     Крысюки коротко кивнули и дали  дружный залп.  Я, не дожидаясь худшего,

бросился наутек... Шипя в два раза громче (из-за соприкосновения мокрой пены

с раскаленным  металлом), мексиканская рептилия  гонялась за мной  по  всему

периметру  дворцовой  площади. Гене­рал выкрикивал  подбадривающе-спортивные

лозунги,  его  адъютант, отважно  командуя добровольцами,  то  и  дело ловко

заваливал  золотого  гада целыми  сугробами пены, змей  пока  еще  выбирался

отовсюду,  но его слепящее глаз сияние начинало заметно  тускнеть. Я носился

по  площади  с  хорошей  курьерской  скоростью,  на  ходу  отстреливаясь  из

огнетушителя.  Вообще-то, особой любви к бегу мне привить не удосужились, но

сейчас... Откуда  только силы брались?! Движения моего врага становились все

более  замедленными,  и  мы  бы  наверняка  взяли  его  измором,  но  мне не

повезло... Левой ногой поскользнувшись на пенном сугробе, я пролетел вперед,

треснулся  плечом в одну из колонн генеральского дворца и растянулся в самое

неподходящее время. Огненный  змей из последних сил  бросился вперед, смыкая

страшную пасть на моем запястье! Я позорно заверещал, как недорезанный хряк.

Потом  нас   обоих  накрыла  целая  лавина  холодной  пены,  и  орать  стало

небезопасно. В смысле, невкусно... Я чувствовал, как мою руку что-то держит,

но  открыть глаза не  рискнул.  Хотя,  конечно, было интересно,  почему  эта

зверюга не ест меня дальше? Мгновение спустя сквозь толщу пены донеслось:

     -- Водыс! Всемс спасать моего любимогос шпионуса!

     Я понял, что сейчас еще и обольют, пора подавать признаки жизни. Наугад

размахивая свободной правой рукой, я наткнулся на чьи-то дружеские лапы. Мне

помогли  подняться и  кое-как  стереть  пену  с  лица. Все трое добровольцев

стояли  рядом,  поддерживая мою  светлость,  как геройски израненного бойца.

Пожалуй,  это было  лишнее,  так как,  несмотря ни на  что,  мы...  все-таки

победили!  На  запястье  моей  левой  руки,  накрепко  сцепив  зубы,  висела

тяжеленная  статуя  золотого   змея.  Килограммов  пятнадцать  --  двадцать,

ей-богу! Подоспевший Кошкострахус для верности потыкал его парадной шпагой и

ринулся к нам с поздравлениями:

     -- Шпионус! Ты -- геройс! Этос  невероятнос! Вы, вы его взялис! Этос --

подвигс! Этос...

     --  Я был не один, мой генерал,  -- скромно  потупился я,  сгибаясь под

тяжестью золота и указуя  свободной рукой  на  своих отважных  товарищей. --

Если  бы  не   ваши   храбрые  солдаты,  бесстрашно   бросавшиеся  наперерез

огнедышащему монстру, мне бы никогда  не удалось его завалить. Бойцы! Я  был

счастлив сражаться с вами плечом к плечу!

     -- Ура шпионусу!  --  дружно грянули все трое. В общей  эйфории упоения

победой двое крысюков помускулистее смотались за клещами и  кое-как  разжали

челюсти  недвижимого змея. Самое время, а то рука уже начала затекать... Под

восхищенный  рев  гвардейцев  генерала  меня  доставили  в душевую.  Наскоро

стряхнув остатки жизнедеятельности огнетушителей, я  выбросил весь костюм  в

корзину  для грязного  белья,  с  удовольствием  принял  душ и  облачился  в

стандартную  военно-полевую форму  крысюкинской  армии.  Для  меня раздобыли

самый большой  размер, но все равно китель не застегивался на груди и  жал в

подмышках, а  брюки максимум на  ладонь прикрывали  колени. Подходящих сапог

или армейских ботинок не оказалось, пришлось намотать портянки и сунуть ноги

в  собственные  лакированные  полуботинки.  Вот в  таком несуразном  виде  я

отправился к генералу. Нам было о чем поговорить...

x x x

     Круглые   глаза  его   высокопревосходительства  Кошкострахуса   Пятого

отсвечивали  желтым... По-моему, золотая лихорадка в мгновение  ока охватила

весь военно-полевой лагерь. Взводы  разведчиков  быстро  сбивались  в артели

змееловов,  офицеры  спешно  меняли  шпаги  на   огнетушители,   добровольцы

сбивались  в ушкуйничьи ватаги,  выбирали атамана и,  благословясь в штабном

кабинете,  шли "пытать  удачу".  На слуху  у всех было только  одно слово --

"золото"!  Какая,  к  черту,  война?!  На войне  убивают!  Причем совершенно

бесплатно  (в смысле,  без всякой моральной компенсации). Охота на огненного

змея тоже  не менее опасна,  но ведь в  случае удачи... В  случае удачи даже

одной третьей  добычи достаточно для того, чтобы  потом  всю  жизнь ни в чем

себе не отказывать. Естественно,  что оставшуюся "львиную долю" забирали  на

"благо государства". И хотя никто  пока  не разбогател на этом деле -- ловля

золотого гада  показалась крысюкам самой замечательной идеей. На мой взгляд,

все это было  как-то  очень уж скороспело... Ведь  пойман (или,  правильнее,

охлажден  до  цельнотвердого  состояния)  всего  один-разъединственный змей,

лежащий  в данный момент  у наших  ног  тускло  поблескивающей  скульптурой.

Генерал ни на минуту не сводил с него маслено блестящих глаз.

     -- Шпионус, как тыс полагаешь, они тамс всес золотыес?

     -- Где там?

     -- Ну, в дальнихс катакомбахс... это оченьс важнос!

     -- Не могу дать определенных гарантий, но... -- Я даже немного удивился

тому, что золото никак на меня не действует.  --  Ацтеки действительно  были

очень богаты,  Кортес вывозил награбленное золото целыми  кораблями. Выражая

почтение своим темным богам, жители Мексики и Перу делали их изображения  из

гранита  и золота. Кое-какие гранитные идолы  уцелели, а благородный  металл

попросту переплавлялся в слитки и перекачивался в казну испанской короны.

     -- Тыс не ответилс, их тамс многос?! -- продолжал настаивать генерал.

     -- Понятия не имею... Об этом лучше спросить ваших бойцов на передовой,

они обязаны знать.

     -- Спрошус... -- в голосе Кошкострахуса  появились незнакомые нотки. --

Всенепременно спрошус!

     -- Позвольте вопрос, а зачем вам столько золота? -- небрежно бросил я.

     Крысюкинский главком вспыхнул, возмущенно замахал лапками, даже побегал

из угла в угол собственного кабинета, но так и не смог сформулировать ничего

членораздельного. В изнеможении он рухнул на застонавший  стул,  заметив его

немую мольбу,  я  пододвинул  к  нему  стакан  с  водой.  Он  выпил  залпом.

Отдышался, прокашлялся и поднял на меня уже совершенно нормальные глаза, без

проблесков "золотой лихорадки":

     --  Тыс не понимешьс...  Думаешь, я всегдас хотелс войныс? Думаешь, мыс

все ее хотелис?! О-о-ох... мы же оченьс  мирныес, шпионус. Но какаяс жизнь в

этихс вонючихс  канализацияхс?  Мы лишеныс всех благс  цивилизациис. А очень

хочетсяс. Если будете золото, я уеду в отпускс. Вот возьмус женус-ведьмус  и

уедус!  Да я хотьс  всюс  армиюс отправлю  в отпускс!  Пусть  едятс ананасы,

загораютс...  Мы  хотимс  мира,  шпионус.  А  мир  завоевывают оружиемс  или

покупают золотомс... Вот у тебяс есть детис?

     -- Фрейя. Она еще маленькая, ей шесть лет.

     --  А у меняс двенадцать крысючатс!  --  тихо ответил генерал. -- Я  не

хочус, чтобы они воевалис. Я уже похоронилс...

     Кошкострахус напряженно замолчал, у меня тоже  комок  подкатил к горлу.

Почему-то мне и в голову не приходило, до какой степени крысюкам обрыдла эта

вечная война... А ведь если задуматься, они имели прав на  нормальную  жизнь

ничуть не меньше,  чем любая этническая группа Города.  Что ж, если проблема

только в золоте... Сегодня я уже почувствовал себя великим героем, почему бы

и не повторить эксперимент?!

     -- Чем я могу помочь, мой генерал?

     --  Намс надо  всегос восемь змейс.  Я  подсчиталс.  Тогдас нам большес

никогда   не  надос  воеватьс!  Всего  восемьс,  шпионус?  Нам  хватитс,  мы

неприхотливыес...

     -- Сделаю все, что в моих силах, -- твердо пообещал я.  Осчастливленный

генерал едва не расцеловал мои руки и убежал делиться с супругой  последними

новостями.

     -- Серега, ты в своем  уме?! -- прямо передо мной появились снаряженные

для дальней дороги Анцифер и Фармазон.

     --  Рад видеть вас обоих...  -- начал  было я, но  меня нагло перебили.

Нечистый, как всегда, был груб и прямолинеен:

     -- Циля, ты  свидетель,  ежели я  не прав --  руби мне руку за клевету!

Какие-нибудь два часа назад мы с  тобой  оставили скромного, интеллигентного

мужчину, а  кто  сидит  перед  нами  сейчас?!  Хладнокровный тореро  с пузом

нараспашку, использующий вместо бандерильи типовой домашний пеноиспускатель!

Бессердечный браконьер,  травящий редкого представителя переползающей  фауны

хлопьями   химикатов   синтетической   противопожарной  пены!   Наглый  вор,

присвоивший плод трудов еще троих товарищей по преступлению и давший весомую

взятку   в   двадцать   неполных  килограммов  чистого   золота   верховному

крысюкинскому пахану! Циля, ты держишь мою руку? Ничего другого тоже пока не

отрубил? Значит, я прав!

     -- Фармазон, все это чушь и пустые придирки. Я могу объяснить...

     --  Объяснить -- можно,  а вот понять -- трудно... -- холодно остановил

меня  светлый ангел. --  Ибо зерно истины  есть и  в  словах нашего лукавого

лицедея  --  вы легко, не  задумываясь, совершили сразу  несколько серьезных

грехов. Причем, с моей точки зрения, не имея на то ни одного оправдательного

мотива!

     -- Убийство (грех номер шесть, согласно прейскуранта, утвержденного сам

знаешь  где), воровство (грех номер  восемь),  сребролюбие (грех номер... не

помню, но тут есть кому подсказать).

     --  А самое главное, что вы  только что  пообещали вершить эти  ужасные

поступки и впредь!

     -- Но...  я же... не  себе, там... маленькие  крысючата... --  невнятно

попытался объяснить я, но быстро умолк, придавленный прокурорскими взглядами

моих неподкупных судей.  Мама дорогая, что ж это я наделал-то, в самом деле?

Неужели  в  своем щенячьем запале доказать неизвестно кому, что во мне живет

душа героя, я стал...  банальным  преступником?!  И вправду,  огненного змея

вполне  можно было поймать, но не убивать же! Теперь его распилят на куски и

пустят  в  переплавку... Из-за  моих подвигов десятки тихих крысюков  пойдут

испытывать удачу и, возможно, многие даже погибнут, а ради чего? Ради золота

и генеральского отпуска?! Тогда действительно  получается, что  я -- убийца,

провокатор и вор! Бездушный подлец! Самоуверенный негодяй! И ду­рак... какой

же я дурак, господи...

     -- Циля, ножовка у тебя?

     -- Нет, у меня весы и плоскогубцы. Ножовка должна быть в твоем рюкзаке,

между огнетушителями.

     -- Да нет ее там, я думал, ты взял.

     -- Почему я?

     -- А кто?! Она мне бок натирала, теперь не трет... Ты все же посмотри у

себя на всякий случай.

     В мою заполненную раскаянием голову общий смысл этого  диалога пробился

не  сразу. Я  поднял глаза и попристальней  вгляделся в  непривычно походную

экипировку близнецов. Анцифер с Фармазоном были  обуты в высокие ботинки  со

шнуровкой  впереди,  на  головах  пожарные каски с  огнеупорными щитками, за

поясами брезентовые рукавицы, а  за спиной  у  каждого  здоровенный походный

рюкзак.  И,  судя  по  характеру движений, набитый  всем,  чем  положено: от

ледоруба до сухого пайка.

     Братцы переглянулись... потом резко вспомнили, что  зашли буквально  на

секундочку -- попрощаться.

     -- Э... минуточку! А куда это вы, собственно?!

     -- Мы?  --  даже  удивился  Фармазон. --  Да  никуда,  собственно! Что,

погулять нельзя?

     -- Нельзя. Вы же мои духи, значит, должны всегда присутствовать рядом.

     --  M-м...  ну, это,  видимо,  лишнее, Сереженька, -- улыбаясь, выдавил

бледнеющий  Анцифер,  хотя  обычно он краснеет. -- Вы  ведь  под  присмотром

Натальи Владимировны, а мы ей вполне доверяем.

     --  И  напрасно!  --  Одновременно  с  крепнущими подозрениями  ко  мне

вернулась былая уверенность в себе. -- Наташа вечно занята, и, как вы только

что заметили, меня нельзя оставлять одного!  Я могу насовершать кучу грехов,

согласно  нумерации,  или,  еще  того  хуже,  вершить  исключительно  добрые

поступки.

     Две   противоположности  одновременно   сплюнули  и   сдвинули   брови.

Молчаливая  дуэль продолжалась  долгую минуту... Мои духи  разрывались между

долгом и страстью к наживе.

     -- Ладно, черт с тобой... -- первым сдался Фармазон. -- Будешь третьим.

     -- Куда идем? -- поинтересовался я у опустившего очи Анцифера.

     -- Вы знаете, что такое золото, Сереженька? У-у-у...

x x x

     Итак, белый ангел, светлая и  неподкупная половина  моей неровной души,

намеревался бессовестно  меня бросить  и отправиться в погоню  за золотом. Я

выслушал короткую,  но содержательную лекцию  о  том, какую  огромную пользу

может   принести   бренный  металл  великому  делу   возрождения   истинного

христианства  во  всем  мире.  А  уж при условии,  что  золото  намеревались

получить в результате рабочей переплавки идолов  языческих богов... В общем,

мой Анцифер всерьез вознамерился пополнить золотой фонд религии в одиночку.

     Стоп! Что  я говорю?! В том-то и суть проблемы, что не в  одиночку! А в

компании того  самого рогатого  типа, от происков  которого заботливый ангел

всячески уберегал  меня по ходу  всего  нашего повествования. Я, значит, "не

верь, не слушай,  не дружи!", а он, соответственно, спокойненько идет с этим

"лукавым  искусителем", и не  за чем-нибудь, а  за золотом  ацтеков!  Причем

тащить они будут его оба и справедливо поделят, возвращаясь. Ей-богу, у меня

стал  заходить  ум  за разум... Но уговаривать  близнецов одуматься было уже

бессмысленно,  в  глазах обоих горел  нездоровый желтый  блеск. Фармазон так

вообще без околичностей выразился, что если даже такой  рохля, как я,  сумел

поймать  золотого  змея,  то они  на пару  будут только успевать  их в мешок

складывать. Приглашать меня с собой они, естественно, даже не собирались...

     --  Ладно, идите.  Кто  я такой,  в конце кон­цов, чтобы удерживать вас

силой?

     -- Ой, ну не надо слез, Сергуня, -- виновато поморщился нечистый, делая

самое циничное лицо. -- Ты давно не маленький мальчик  и  вполне  справишься

без нашего присмотра.

     -- В  самом  деле, Сереженька, ведь сейчас никаких особенных опасностей

нет? Обещаю, что мы вернемся по первому же зову...

     -- А  потому --  не кричи,  дай  корешам  спокойно  порешать  некоторые

финансовые проблемы. И не дуйся, что с собой не берем! Там слишком опасно.

     -- Где? --  сразу ухватился я, черт понял, что сболтнул лишнее, но идти

на попятный было поздно.

     -- Скажем,  что  ли? Ну, короче, тут один тоннель  напрямую выводит  из

крысюкинских канализаций  в храм  Кецалькоатля. Оттуда змеи и  лезут  в  наш

мир... Крысюки магией не обладают, им там не пройти, а для нас с Цилей такие

переходы -- дело плевое!

     -- Тогда тем более непонятно, почему мне нельзя с вами?  Опасности меня

не пугают, навидался всякого,  Наташи дома  нет, она уехала  навестить  нашу

девочку.  Золото,  как  таковое, меня  не  интересует,  делить на  троих  не

придется...

     -- Да, но что же вы будете там делать? -- всплеснул руками ангел.

     -- Буду  искать  Банни,  --  просто ответил я. -- Если  память  мне  не

изменяет,  она   всегда   была  противницей   кровавых  жертвоприношений,  а

следовательно,  стопроцентно вмешается  в  дела  древних  латиноамериканских

божков.

     -- Ха, а если ее там нет?!

     -- Фармазон,  раз крысюки видели вместе со змеями одну из ее подруг, то

Банни там.  Демонессы хотят  заставить  нас увязнуть  в  охоте  на  огненных

пресмыкающихся и дать ей возможность наворотить непоправимых  дел... Ребята,

я нутром чую, что наша сестричка там!

     -- M-м... не был бы так уверен... -- начал Анцифер.

     -- Точно, вилами на воде  писано, -- поддержал братца лукавый, но тут у

него за  пазухой  зазвонил телефон.  Черт достал  мобильник, дунул в трубку,

приложил к уху, алекнул и... почти сразу же протянул ее мне.

     -- Меня? Странно... Да, я слушаю! Кто?

     -- Это Банни, -- ответили издалека.

     Я вытаращил глаза и едва не выронил сотовый.

     -- А... э... ну, наконец-то! Откуда ты?

     --  Это не  важно. Сергей,  нам надо поговорить.  Кажется, я  не вполне

осознаю, что про­исходит.

     -- Да, Банни... говори, пожалуйста.

     Близнецы навострили уши, прижавшись ко мне с  обеих сторон. В  телефоне

молчали,  потом  последовала  череда  разноплановых вздохов, потом некоторое

пояснение:

     -- Я... все чаще вижу какие-то сны. Вижу тебя, красивую женщину,  вроде

бы  мою  родственницу, девочку маленькую вижу...  Утром  просыпаюсь, пытаюсь

вспомнить -- бесполезно. Как мутная пелена перед глазами... Я ведь прекрасно

понимаю, что ты -- враг.

     -- Я -- не враг, Банни! Поверь, я совсем не враг тебе. Наоборот, я твой

друг!

     -- Такседо Маек предупреждал меня, что все это демонические иллюзии, --

неуверенно ответила она. -- Он знает, что ты великий и ужасный колдун. Кровь

двух моих  подруг  взывает  о  возмездии...  Почему ты  убил  их?  Ведь  они

сражались на стороне Добра!

     -- Банни... успокойся, выслушай меня.

     -- Они были мне больше чем подруги, они были моими сестрами. Какое же у

тебя должно быть каменное сердце, если ты не  пожалел жизни двух совсем юных

девчонок...

     -- Банни, все это совсем не так!

     --  Они мертвы,  Сергей.  Что  бы  ты  мне  сей­час  ни говорил,  какое

оправдание ни придумывал, -- их не воскресишь!

     -- Я... я сожалею...

     --  Мы  враги, -- после непродолжительного молчания раздалось в трубке.

--  Я  призвана  избавить  людей  от  власти  демонов,  и  не  пытайся  меня

остановить. Я  никогда тебя не прощу,  но  хочу попросить,  чтобы впредь  мы

сражались честно.

     -- Что ты имеешь в виду? -- сдался я. Спорить было бессмысленно, она не

понимала меня.

     -- Не насылай  больше тех снов. Сразись  со мной один на один, в равном

поединке,  но не  мучай мою  душу. Мне  кажется, что об этом я все-таки могу

тебя попросить...  Надеюсь,  твоя  душа  еще не  полностью предана Злу и  ты

поступишь со мной честно.

     --  Банни,  нам  надо  встретиться.  Я  убежден,  что  все  смогу  тебе

объяснить, но не по телефону. Ты поймешь, что мы совсем не враги, мы...

     --  Я  не могу больше  говорить. Мне  надо быть на пирамиде до  заката.

Пожалуйста, не мучай меня больше.

     -- Банни! Банни... алло! Алло, Банни... не бросай трубку!

     Фармазон, качая головой, протянул руку и  отобрал у меня свой  аппарат.

После секундного размышления я перехватил его за рукав:

     -- Мне кажется, что теперь вы должны дать мне кое-какие объяснения!

     -- С чего это?! -- неискренне огрызнулся он.

     -- С того самого! Откуда у Банни ваш номер мобильного телефона?

     -- А я откуда знаю?! Может, в справочном взяла...

     -- Прекратите врать, Фармазон!

     -- Ай-й, и навязался же ты на мою голову... Понятия не имею, откуда она

его  надыбала!  Скорее всего,  мое  собственное  начальство  предоставило...

Да-да, чего  удивляешься?!  Шеф  запросто  мог  заказать  на  вас  отдельный

разговорчик за счет организации. Такой расклад тебя устраивает?

     -- Но... зачем? -- не понял я.

     -- Все очень просто, Сереженька,  -- мягко вставил свое слово молчавший

ангел.  --  Кто-то очень  хочет, чтобы вы  немедленно отправились  за  вашей

родственницей и наверняка сложили голову.

     -- Сердце,  -- не  совсем удачно  поправил нечистый дух. --  Ты обратил

внимание, что ей надо быть на  пирамиде до заката? Так ведь не на египетской

же...  А вот на пирамидах ацтеков  как раз на закате устраивали человеческие

жертвоприношения. У несчастных вырывали живое  сердце...  По совести говоря,

это единственная причина, почему  мы не хотим,  чтобы ты с нами шел. Подумай

еще раз, Серега, тебе оно надо?!

x x x

     Генерал облобызал меня на прощание, но  огнетушителя в дорогу  не  дал,

теперь они  были в большом дефиците.  Адъютант  Биркофф заверил,  что  лично

проследит доставку короткого письма прямо  на дом моей  деятельной супруге и

удержит  ее  дома  помидорами до  моего  возвращения. Мой прежний костюм так

ускоренно выстирали,  высушили, но  не выгладили, что я выглядел в  нем  как

нечто,  недожеванное   бегемотом.   Итак,   мы  втроем  неспешно  топали  по

полутемному тоннелю, старательно обходя особо зловонные лужи и слушая вполне

научный  доклад  белого  ангела  о  том,  в   чье  святилище  нам  предстоит

вторгнуться...

     --  Кецалькоатль  или Хецакоатль  (он  же  Гукушанц, Кукулкан,  Вотан и

Ицамана)  -- одно  из  верховных  божеств древних ацтеков.  Личность  яркая,

неоднозначная   и,   по   мнению  некоторых   ведущих   историков,   реально

существовавшая.  Начнем  с того,  что  многочисленные  племена  воинственных

ацтеков  поклонялись  первоначально  богу  войны,  некому  Уицилопочтли.  Он

всячески поощрял кровавые человеческие жертвоприношения, и страна непременно

бы пришла в упадок, если бы не явление пророка из-за моря. Да, да, это и был

Кецалькоатль! Он прибыл на  большой лодке, плывущей сама по себе (древние не

знали  паруса,  а  возможно,  мы  имеем дело и  с  механическим двигателем).

Высокий рост, светлая кожа, белая  или  золотистая  борода,  голубые  глаза,

длинная  свободная  одежда и огромные  знания позволили  пришельцу буквально

покорить буйствующие народы и повести их  путем  мира.  Говорят, что  именно

Кецалькоатль научил ацтеков  пользоваться орудиями труда, распахивать землю,

выращивать маис, обрабатывать золото, ткать цветные материи, строить дома из

каменных блоков, возводить оросительные системы...

     -- А жертвоприношения?  -- не замедлил вставить Фармазон,  по-моему, он

уже знал ответ, но просто не мог молчать долго.

     --  Человеческих  жертвоприношений   при  нем  не  было!   Кецалькоатль

однозначно требовал приносить на  алтари только цветы и фрукты, -- беззлобно

пояснил Анцифер, поправил  съехавший нимб и продолжил: -- Надо признать, что

аборигены очень его  уважали,  слушали и возносили постоянную хвалу. Видимо,

это  и нарушило  хрупкую  гармонию  Добра  и  Зла, поскольку  полный зависти

Уицилопочтли поднял  своих  сторонников и земли  ацтеков  захватила кровавая

резня. Не буду описывать годы братоубийственных войн, ужасов и насилия, но в

конце  концов  все  кончилось  тем,  что  брошенный всеми  Кецалькоатль  был

вынужден покинуть своих обезумевших детей. Летописи свидетельствуют, что  он

вновь  отплыл в  море на своей  чудесной  лодке, обещая вернуться  с  новыми

силами  и наказать всех, кто его пре­дал. А  опьяненный победой Уицилопочтли

понастроил храмовых пирамид и десятикратно  возобновил кровавые оргии. Вы не

поверите, Сереженька, на освящение его храма в Теночтитлане за четыре дня  в

жертву принесли свыше восьмидесяти тысяч человек!

     -- Не может быть! -- ахнул я.

     -- Может,  может... --  поморщился нечистый. -- Даже на  мой преступный

взгляд, здесь  имеет место явный перебор.  Единственное,  чем могу оправдать

образованных  маньяков, --  так  это  то,  что  таким образом  они  искренне

надеялись отвести от мира конец света. Ребятишки, между прочим, лихо секли в

астрономии, и нынешние  научные  крысы только  диву  даются, как  ловко  они

управлялись с  числами и планетарными циклами. Так вот, четвертый или  пятый

цикл должен был принести гибель  нашей матушке-Земле. Полнейшая хана! Ацтеки

и  резали  все,  что шевелится, сугубо  для  общего  спасения  человечества.

Некоторые не понимают их благих побуждений до сих пор...

     -- Благими намерениями вымощена дорога в Ад!

     -- Ша, Циля! Уж мне-то не надо цитировать прописные истины.

     --  Ну  а  в  дальнейшем  хитрый   Кортес  выдал  испанцев  за  сыновей

Кецалькоатля,  вернувшихся,  согласно  древним  пророчествам,  взять  свое и

наказать  неверных,  --  продолжил  я,  возвращая  Анцифера к  прежней  теме

разговора. -- Только мне  как-то не совсем понятно: если светлокожий бог был

все-таки добрым, то почему его огненные змеи нападают на крысюков?

     -- Хороший  вопрос, но боюсь, никто не сможет дать на него  единственно

верного  ответа. Во многом придется разбираться  на  месте. Честно говоря, я

вообще не  уверен, что ацтеки  имели дело с настоящими богами. Скорее уж вся

соль  в  конкурентной  борьбе за контроль над подчиненными территориями.  Во

всех сводках фигурирует слишком много золота...

     -- Да, это наводит на размышления.

     --  Кореша, я  где-то  читал, будто  Кецалькоатль -- это  всего-навсего

вождь викингов. Они ведь мотались в Америку куда раньше  Христофора Колумба.

А  вытеснили  его  местные  касики,  не  желающие  терпеть  суперпопулярного

чужеземца... Серега, голову пригни, свод низкий!

     -- Спасибо, Фармазон... -- Я вдруг поймал себя на том, что разговариваю

с пустотой. Белого ангела также не было нигде видно. Однако секундой позже в

правом ухе заговорщицки раздалось:

     --  Сереженька, я специально изменил кое-какие детали в своем рассказе,

чтобы вы  убедились  в некомпетентности нашего рогатого безбожника.  Раз  он

меня не поправил -- значит, либо не знает, либо...

     --  Сергунька,  имей в  виду,  -- внушительно  прошипело  в  левом,  --

белобрысый многого не­договаривает. А  кое-где так и напрямую врет! Я его не

поправлял, но чтоб ты знал -- либо он ни фига не смыслит в проблеме, либо...

     Высказавшись таким образом, оба голоса  смолкли, оставив меня  один  на

один  с реальностью. А реальность  выглядела примерно  так...  Длинный узкий

коридор,  стены  которого выложены  из прямоугольных каменных  плит.  Мягкий

сырой полумрак,  чисто выметенный пол под ногами. Не очень далеко, метрах  в

пятидесяти, сияющий прямоугольник выхода. Чем  ближе я  к нему подходил, тем

явственней  различал шум деревьев и слаженное  многоголосье птиц. Я невольно

прибавил   шаг,   свежий   воз­дух,  спешащий  мне   навстречу,  был  напоен

незнакомыми, но совершенно сногсшибательными ароматами. На выходе мне в лицо

ударил брызжущий сквозь зеленые  кроны  солнечный  свет. Девственная Америка

оказалась именно такой,  какой  я себе  ее представлял.  Три основных цвета:

желтый,  зеленый, синий  --  солнце, листья,  небо. Повсюду  парили  райские

птички, мелькали невероятной расцветки бабочки, а цветы...  О  господи, да я

никогда,  нигде  не  видел такого невообразимого великолепия  царства Флоры!

Добрых  десять  минут я стоял столбом,  не  в силах  надышаться этим  чудом,

которое мне уже никогда не доведется встретить в  своем мире.  Я имею в виду

просто чистый воз­дух... Вдыхать его было  наслаждением, а выдыхать казалось

святотатством! Подземный тоннель вывел меня  к основанию невысокой пирамиды.

Невысокой она  казалась  в  сравнении  с  огромными  тысячелетними  кедрами,

стоящими вокруг, словно  воины на страже.  А сама пирамида поднималась вверх

примерно  на уровне четвертого этажа современной девятиэтажки. Наверное, это

и  был  храм  бога  Кецалькоатля, уточнить  у  кого-либо  не  представлялось

возможности. Впрочем,  вру... почти  в ту же минуту из-за  кустов вышли двое

черноволосых смуглых мужчин в набедренных  повязках и  с  перьями на голове.

Они уставились  на меня  изумленными  немигающими  глазами,  и  я  попытался

дружески улыбнуться:

     --  Хорошая  погодка, граждане! А  у вас тут случайно  огненные змеи не

пробегали?

     В ответ они почему-то схватились за копья...

x x x

     Я не мог не улыбаться... Может, со стороны это и выглядело по-идиотски,

но  попробуйте  взглянуть на картинку  моими глазами: величественный  пейзаж

сокровенного  уголка девственной Америки, молодой,  обаятельный -- я, в чуть

измятом  костюме  начала  двадцать  первого  века,  и  двое  негостеприимных

аборигенов  с   раскрашенными  лицами,   угрожающе   размахивающих   кусками

заостренного металла на пал­ках. По-моему, довольно забавно, не  находите? А

вот мне почему-то все происходящее казалось  забавным, видимо, от недостатка

информации.  Хотя, скорее всего, дело в излишней самонадеянности...  Ну, что

они могли сделать  своими  жалкими копьями самому  мужу ведьмы?!  Ворлоку  и

воину Сигурду, Серому  Волхву, отчаянному  монаху и  учителю немецкого Гансу

Петрашевскому, победителю Велиара, бравому пулеметчику и вошедшему  в анналы

Древней Греции певцу Сергиусу Гнидасу! Уже на одно перечисление у  меня ушло

больше  времени,  чем у хвастливого  индейского вождя, хорошо еще, что я  не

стал зачитывать весь список вслух. Короче, главное -- страшно мне не было.

     -- Господа, откуда такое невежливое отношение к иностранцам? Я стою тут

один,  без  оружия, дружески протягивая  к  вам руки, а вы мне тычете в  нос

копья.  В  бюро  по  экстремальному  туризму нас  уверяли,  будто культурные

индейцы очень гостеприимный народ...

     -- Замолчи,  теуль!  --  мрачно ответил  один и замахнулся, целя  мне в

грудь. Я  невольно  отступил на шаг.  -- Как ты пробрался в тайные катакомбы

своего отца?

     -- Кого?!

     -- Великого Кецалькоатля, разве не все теули  его дети?  -- так же  без

тени улыбки пояснил второй.

     -- Прошу прощения. -- Я лихорадочно начал складывать в голове: два плюс

два,  потом  три плюс три, потом вроде бы  что-то понял.  -- Поправьте меня,

если я ошибусь... Теуль -- это, как помнится, испанец.  Испанцев в Мексике и

называли "детьми Кецалькоатля". Раз я -- теуль, значит, Кортес уже приехал и

наши в городе?!

     -- Теночтитлан захвачен и разрушен,  -- насупились оба.  -- Твои братья

сровняли  город с землей и на локоть пропитали его кровью нашего народа. Но,

пока жив  хоть один сын Уицилопочтли, -- мы  будем сражаться и убивать  вас,

как бешеных собак! Готовься к смерти, теуль!

     --  А... э... погодите, вы меня  с кем-то спутали! -- вовремя опомнился

я. Кажется, парни  не  шутили, и это  не радовало.  --  Произошла чудовищная

ошибка, но мы ее мгновенно испра­вим. Во-первых, я -- не теуль!

     -- Почему? У тебя светлая кожа и невиданная одежда...

     -- Ха, тоже мне  умники!  Если  хотите знать, все теули -- испанцы, так

Райдер  Хаггард на­писал.  А я, между прочим,  русский!  Да, да -- настоящий

русский из России, поэт, семьянин, петербуржец!

     -- Не теуль? -- недоверчиво сощурился первый.

     -- Разумеется, нет! И второе, разве теули  разговаривают на вашем языке

так же чисто, непринужденно, без малейшего акцента?

     Они снова переглянулись, отрицательно покачав головами.

     -- Вот именно! -- торжествующе заключил я. --  Только мы, русские люди,

обладаем  редкой,  в  критическое время,  способностью к язы­кам. Причем чем

тяжелее  ситуация,  тем  быстрее и  легче  мы  ими овладеваем.  Вот  Великая

Отечественная, к примеру, длилась всего четыре  года, а  по ее окончании  во

всей стране не было человека, который бы не знал пять-шесть слов по-немецки,

вроде "Гитлер -- капут" и так далее...

     -- Мы не будем тебя убивать, -- подумав, сообщил второй. --  Ты пойдешь

с нами. Пускай твою судьбу решат жрецы Уицилопочтли.

     -- Ага, так это  совсем другое  дело! --  воскликнул было я, но  быстро

опомнился: --  Стоп, минуточку, а при чем тут, собственно, жрецы? У них своя

работа,  они  диктуют народу волю  богов, и нечего  их отвлекать  на  всякие

мелочи...

     -- Ты пойдешь с нами!

     -- Не, ребята, давайте в следующий раз...  Ей-богу, я и занят, и голова

болит,  и настроение не  то, чтоб  в гости набиваться. Просто передавайте от

меня горячий привет.

     -- Ты пойдешь с нами!

     -- Отцы-командиры,  вы  что,  из милиции, что ли?! Я  ж русским  языком

говорю -- у меня дела. Если вашим жрецам действительно так уж  неймется (а я

в этом сомневаюсь) увидеться со мной  и  поговорить о судьбах мироздания  --

ладно! Ладно, я готов к  ним  заглянуть где-нибудь завтра. Скажем,  часов  в

пять вечера, это удобно?

     --  Ты  пойдешь  с  нами-и-и!!!  -- дружно  проорали двое  покрасневших

потрошителей, приставляя мне  копья к животу. Отступать было некуда.  Читать

стихи  вроде бы не о чем. Кажется, на этот раз придется согласиться. Хотя бы

из вежливости... Все равно  герой из меня пока еще только начинающий. Однако

не показывать же это недоразвитым дикарям...

     Памятуя о "бремени белого человека", я гордо  вскинул голову, распрямил

спину и, скрестив руки на груди, надменно кивнул:

     -- Ведите!

     Туземцы  уважительно  хрюкнули  при виде  моего несгибаемого мужества и

даже предложили мне натереться соком  каких-то листьев,  так  как дорога шла

через  лес  и  москиты  могли  сожрать  человека  с  потрохами.  Сок  быстро

впитывался в  кожу, и  прогулка  под вечнозелеными исполинами, по  колено  в

цветах, под птичье пение доставляла огромное удовольствие. Тем не менее я не

позволял себе расслабиться и,  будучи уже весьма  опытным  путешественником,

пытался ненавязчиво выяснить у своих конвоиров, что тут вообще происходит...

Ребятки на  поверку оказались простодушнее крысюков, а потому,  перекрикивая

друг друга, выложили мне все  тайны.  Хотя ничего такого уж таинственного  в

происходящем не было. Просто вовсю шла колонизация некогда свободной страны.

В принципе  классический сценарий истории захвата Мексики и Перу не особенно

изменился. Ну разве  что император  ацтеков не  впал в малодушную покорность

судьбе, а поднял все племена  на  священную  войну. Которая, кстати сказать,

длилась уже третий год, с переменным успехом то в  ту,  то в другую сторону.

Кортес привел  с собой целых  восемь кораблей и, разумеется, имел  серьезный

перевес в оружии. Испанские пушки  и  мушкеты косили полуголых ацтеков,  как

обезьян.  Тем  не  менее  местные,  сплоченно  выступая  против   иноземного

агрессора, успешно  "заваливали"  ~  врага  трупами,  то  есть  брали грубой

массой.  Как  вы, надеюсь,  уже поняли, я попал не  в  реальное историческое

прошлое, а  в одно из его  многочисленных отражений,  измерений  или сколов.

Учитывая тот непреложный факт, что  в Темных мирах  все складывается чуточку

иначе, станет ясно -- особых причин для волнения  у меня не было. Магия. Да,

да, именно магия, дорогие  мои... Ключевое понятие, так сказать. Темные миры

потому и называются "темными", что идут совсем по  другому пути развития,  и

научно-технический прогресс  не  играет в  этом развитии никакой роли.  Зато

всякие там маги, колдуны и волшебники чувствуют себя здесь как дома. Поэтому

я  без малейшего  удивления  слушал  душещипательные  рассказы о  том, какие

советы  дает  жрецам  сиятельный  Уицилопочтли.  Доброго  бога  Кецалькоатля

местные даже  перестали уважать, он сидел у себя в главном храме, прозябая в

цветах, и  затыкал уши, когда к нему  обращались по  чисто военным вопросам.

Иисуса Христа, с  именем которого испанцы шли в бой, здесь не видели. Однако

его незримое участие все равно очень чувствовалось и постоянно проявлялось в

зна­мениях. То дым над  вулканом  примет форму  огромного  креста, то в алом

свете зари в облаках  покажется ангел с огненным мечом, то землетрясение так

причудливо сдвинет гору, что она примет очертания храма Василия Блаженного в

Москве.  Ей-богу,  не вру!  Я  это  сам  видел,  пока  шли.  Простые  ацтеки

относились к этой битве Добра и Зла с определенной долей фанатизма. С  одной

стороны,  вера  отцов,  естественно,  была понятней  и  ближе,  с  другой --

постоянные человеческие жертвоприношения и им выходили боком. Ибо жрецам, по

существу, начхать, кого укладывать на алтарь --  пленника, врага  или своего

местного. По ночам спокойно не спал никто, так как никто не мог быть уверен,

что утром  за  ним не придут.  Хотя испанцам настроение  простого люда также

было  до  лампочки, и они без  разбору вырезали всех подряд.  Тоже не сахар,

согласитесь?! А  в результате все имели одно -- затянувшуюся войну.  Я  даже

попытался  немного  пофантазировать:  вот бы  пригласить  противоборствующие

стороны на территорию  нейтральной страны, усадить за стол переговоров и все

решить полюбовно. Не успел... Времени было не так много, оказывается, мы уже

пришли.

     -- Чолулу  -- новая  столица  сопротивления. Здесь будет великий город,

подобный уничтоженному врагами Теночтитлану.

     Я  скептически   оглядел   крохотную  деревеньку  в   семь   дворов   с

величественной храмовой пирамидой в центре.

     -- Пойдем, ты должен предстать перед жрецами, теуль...

x x x

     Когда нам сказали, что  выбежавший навстречу  маньяк и есть жрец, я  не

поверил.  Или, правильнее,  просто не воспринял  это как факт... Передо мной

стояло  забрызганное  свежей кровью  гуманоидообразное  существо, с  ног  до

головы перемазанное чем-то жирным и одетое в еще сочащиеся сукровицей  куски

человеческой кожи! Он смотрел на меня жадными, безумными глазами, в каком-то

животном экстазе  поглаживая себя по  бедру  ритуальным ножом. Я  беспомощно

оглянулся на сопровождающих воинов...

     -- Это жрец! -- гордо подтвердили они. --  Дальше ты  пойдешь с  ним, и

твою участь решат боги.

     Омерзительное существо плотоядно рыгнуло и  взяло  меня  за  рукав, что

имело для негодяя самые катастрофические  последствия... Начнем с  того, что

меня тут  же вырвало. Причем очень  удачно, прямо на  жреца.  Минутой позже,

едва  справившись  с первым приступом, я вырвал  у остолбеневших  провожатых

копье  и,  задыхаясь  от  ярости, начал гвоздить каннибала тупым  концом  по

голове.  Тот   рухнул   как  подкошенный,  потом,   вереща,  перекатился  на

четвереньки  и  так   дернул  назад  в  Чолулу,  а  я,  демонически  хохоча,

преследовал  его  и  лупил   всю   дорогу...   Наверное,   такое   поведение

потенциальной жертвы было в  новинку  образованным ацтекам, потому  что  все

впали в  позы манекенов и даже не пытались  меня остановить. Не помню себя в

таком неуправляемом неистовстве...  Честное слово, я бы, наверное, убил его,

если бы успел! Увы, дальнейшие события развивались по сценарию  незабвенного

Высоцкого:  "И  никто  мне не смел даже  слова сказать,  но потом потихоньку

оправились...  Навалились  гурьбой,  стали руки  вязать, и  в  конце уже все

позабавились!" Нет, ну их действительно было слишком много... Трех-четырех я

еще  как-то  растолкал,  они  мешали мне вершить  правосудие.  Но  откуда ни

возьмись налетела необъятная толпа женщин, мужчин, детей и стариков, а такой

кодлой  меня, естественно, сразу завалили. Отмечаю, не били! Просто повалили

на  землю, связали  по рукам  и  ногам, распяв на  бамбуковой крестовине, и,

уважительно  подняв  над головами, торжественно понесли в главный храм.  Да,

меня окатили  водой, чтобы немного остыл... Это  правильно, потому  как душа

моя еще  горела  от всепоглощающей  ярости, но сердце пело от счастья!  Я не

думал о том,  что взят в плен,  что сотня свидетелей готова подтвердить факт

поднятия  руки на  ни в  чем  не повинного  священнослужителя, что люди  уже

начали подниматься  по  ступенькам  пирамиды,  туда, где  ждет  высокий  суд

жрецов, а наказанием за такой проступок может быть только смерть... Мне было

все равно. Я  дал ему по  морде! О  небеса,  какое же это было блаженство...

Счастливая эйфория от содеянного начала проходить где-то через полчаса. Я не

знаю,  что  и кому  объясняли  мои бывшие  проводники и  почему  их  куда-то

уволокли, невзирая на вопли протеста. Понятия не имею, в какое место и зачем

унесли меня, да так и бросили на полу в полутемной камере, даже не  развязав

на прощание. Я лишь  различил смутную фигуру очень высокого, стройного юноши

в  смокинге и  маске. Он словно вышел  из каменной стены,  постоял  немного,

молча  бросил к моим  ногам  алую розу и  бесшумно  растворился в монолитном

граните. Потом у моего  изголовья опустился на  колени сияющий белый  ангел,

его лицо было светло и печально.

     -- Ах, Сергей Александрович, что же вы наделали? Я всей душой понимаю и

одобряю  ваш  поступок...  Это поступок настоящего христианина,  да и любого

честного  человека, но...  Вы  ведь  отдаете  себе отчет, как теперь  с вами

поступят?

     --  Вполне... -- Я попытался хоть  чуть-чуть развернуться, а то в спину

давил  какой-то су­чок. -- Вы не могли бы  немного ослабить  веревки, у меня

уже руки затекают.

     -- Я  попытаюсь... Увы, узлы слишком крепки. К сожалению,  вам придется

до  конца  испить чашу  высокого мученичества.  Многие праведники безропотно

принимали  ее и  волей  своей  доказывали превосходство духа  над  терзаемой

плотью.  Хотите,  я  в  утешение  расскажу  вам  о  страшных  муках  святого

Варфоломея?

     -- Простите, не хочу!

     -- Но это очень познавательно!

     -- Все  равно не хочу.  Не обижайтесь, пожалуйста, но после того  как я

глянул на  местного жреца-маньяка, дополнительные истории с  леденящими душу

подробностями вряд ли сохранят во мне мужество.

     -- Точно! Так  его, Серега! Не в бровь, а в глаз! -- С левой стороны от

меня присел на корточки нечистый дух.

     Ангел недовольно фыркнул и обиженно протянул:

     -- Не  понимаю... Подобные  рассказы о житии и смерти  святых мучеников

очень полезны для души.

     -- Ага, после них  духовный рост прет  со страшной силой!  --  серьезно

подтвердил Фар­мазон, подмигнул  мне и вытащил из необъятных глубин балахона

складной швейцарский нож. -- Вставай, Сергунь... Пока есть время, поброди на

свободе! Братэлло, помоги хозяину подняться.

     Вдвоем они быстро сняли  с меня остатки веревок,  и я смог осмотреться.

Камера,  куда меня поместили, напоминала  грубый  гранитный гроб  квадратной

формы. От стены до стены -- пять шагов, рукой могу коснуться потолка, в углу

маленькое оконце --  мне туда  и голову  не просунуть. Дверь цельнокаменная,

чтоб  ее  сдвинуть,  надо  человек  десять,  не  меньше.  Пока я  осматривал

помещение,  Анцифер  так  же придирчиво изучал  алую розу, оставленную  моим

непредставившимся посетителем.  Как  вы  могли догадаться,  длинный  стебель

плавно переходил в стальной заточенный прут.

     --  Такседо Маек?  -- прозорливо  предположил  ангел,  мы  с Фармазоном

кивнули. --  Думаю,  таким  неоригинальным  способом  он  хочет  лишний  раз

подтвердить свое незримое участие в ваших злоключениях. Вроде как вам отсюда

уже  не  выбраться, а  он первым  бросает  цветок  на  вашу могилу!  Дешевая

театральщина, должен признать...

     --  Это понимаем лишь мы с вами, а ведь Банни  наверняка бы сочла такой

жест очень благородным.

     -- Да, Сереженька,  у современной молодежи слишком  поздно  формируются

правильные понятия об истинном и ложном.

     --  Между  прочим, критика подрастающего поколения есть  первый признак

приближающейся старости.

     --  Браво,   господин  поэт!   Сергунь,  сегодня   ты   просто  сыплешь

афоризмами... -- бодро раздалось за нашими спинами. -- А теперь попрошу всех

к столу! Чем богаты, как говорится... Но главное, что есть повод.

     Мы с ангелом обернулись и ахнули... На аккуратно расстеленной газеточке

стояла  запотевшая  бутылка  "Гжелки",  открытая баночка  кильки  в  томате,

порезанный  толстыми кружочками  сервелат,  длинный  турецкий  батон  и  три

пластмассовых стаканчика.  Не могу даже  сказать,  чему я в большей  степени

удивился  или  обрадовался -- еде  или самому факту ее  появления.  Мои духи

частенько  откушивали вместе со  мной, но чтобы еще и  угощали?! Нет, должно

случиться нечто из ряда вон выходящее...

     --  Прошу   садиться!  --  несколько  смущенно  суетился  Фармазон.  --

Чувствуйте себя как дома, извините, если что не так. Как мог, как успел, как

уж получилось...

     --  Да  что, собственно, произошло? -- искренне  поинтересовались мы  с

Анцифером, садясь прямо на холодный пол.

     -- Сначала нальем по маленькой. -- Черт быстро свернул горлышко бутылке

и  набулькал всем по полстакана.  --  Так, взяли? Теперь позвольте небольшой

тост. Дорогие мои...

     Мы с ангелом переглянулись. Наш нечистый торжественно поднял руку,  его

голос надломленно вздрагивал, а глаза предательски блестели.

     --  Сережа... и ты, Циля,  вы... вы оба сделали для меня очень  большое

дело. Если помните, я как-то  говорил, что у меня серьезные неприятности  на

работе. Ну, другие бы плюнули и были рады,  раз у черта  неприятности, им-то

от  этого только  лучше...  Да,  так рассуждает большинство. Но не вы! Вы...

оказались, то есть  показали себя настоящими  друзьями.  Вы  не сказали: "Да

пошел ты, Фармазон!" Все так говорят, всегда... Так вот... о  чем это  я? А,

вы оба  пообещали мне  помочь, прикрыть от начальства, давая мне возможность

время от времени чинить положенные черту пакости. Ну, чтобы все чин чинарем,

согласно штатного  расписания. Вы  дали  мне возможность показать  себя и...

Короче... вот!  --  Фармазон продемонстрировал  отворот балахона: на  черном

шелке алела красная шестиугольная звезда с золотеньким черепом в середине.

     -- Мой... первый... орден.

     -- О-о-о,  ну,  за  такое событие  грех  не  выпить!  --  поддержал  я,

подпихивая локтем светлого духа.

     Анцифер поморщился, поджал губки, но, встретив умоляющий взгляд братца,

тоже поднял стаканчик:

     -- Это, конечно, против моих  принципов...  Ведь  ты, изменник, получил

высокую награду, толкая нашего хозяина  в  пасть Геенны  огненной, но...  Не

будем портить праздник. В конце концов, такое действительно бывает не каждый

день...

     -- За вас, друганы! -- Ваше здоровье, Фармазон!

x x x

     Пожалуй,  что  пьяными  мы  не  были.  Просто  в ближайшие  два  часа я

наконец-то познал чувство  полнейшей  гармонии. Светлая  и  темная половинки

моей  личности не перегавкивались, как обычно, и  не лезли  друг с  другом в

драку,  а слаженно  исполняли  старинный  русский  романс "Гори,  гори,  моя

звезда...".  Фармазон из  ниоткуда  выудил  цыгановатого  вида  гитару,  а у

Анцифера  оказался  великолепный  оперный тенор. При  определенно  спевшемся

дуэте  это  было что-то! Раньше  я  искренне считал, что  все  лучшие  певцы

встречаются не на эстраде, а в КВН, но сегодня сменил точку зрения. Тот, кто

хоть один раз слышал пение ангела без фонограммы, -- может умереть спокойно:

жизнь прожита  не зря!  Очень вежливо со стороны ацтеков было то, что нас не

беспокоили...  То  ли вообще  забыли, то ли оставили на торжественную часть,

после ужина. За  окошком начинало  смеркаться --  золотистый солнечный  свет

сменился оранжево-розовым сиянием.  Нимб  чуть поддатого  ангела  романтично

озарял всю  камеру,  придавая  нашему  мужскому  междусобойчику налет  некой

питерской ностальгии. Я прикрыл глаза и вспомнил Наташу...  На мгновение мне

показалось, что мы безумно далеки и между нами целая вечность.  Нет, умом-то

я  понимал  отсутствие любой серьезной опасности  -- случись что,  Анцифер и

Фармазон подцепят меня под белы рученьки и мигом доста­вят... куда-нибудь. В

Город точно не попадем, у них это не получается.  Ну  и ладно, поблуждаем по

Темным мирам, пока наконец моя дражайшая супруга не найдет меня сама. Наташа

-- прирожденная ведьма,  ей  не составит никакого труда выяснить у крысюков,

куда  я  направился  и где меня поймать.  Да, крысюки! Совсем  забыл,  я  же

пообещал добыть для них восемь золотых змей. Надо будет  как-то решить  этот

вопрос с  местными касиками. Может  быть, они мне их просто подарят,  в знак

дружбы  и  добрососедских отношений?  Ой, что-то  много  вопросов навалилось

сразу, я бы  предпочел как-то более последовательно, по мере разрешения, так

сказать...

     -- Слышь, Серега! Серега-а! Циля, он не ре­агирует.

     --  Не  приставай,  видишь  --  человек пребывает  в состоянии легкого,

возвышенного забытья...

     -- Дебилизма!

     --  Забытья!  И не  смей  в моем  присутствии дурно говорить о  Наталье

Владимировне!

     -- Да  я и сказать-то еще не успел... Ладно, не  буду. --  Черт отложил

гитару в угол и вновь настойчиво потеребил меня за плечо.

     -- Вы что-то хотели? -- очнулся я, стряхивая со лба золотые грезы.

     -- Хотел, Сергуня, поговорить с тобой хотел. Мы  тут  посоветовались  с

братишкой и тихо порешили тебе  помочь.  Не  спорь! -- Фармазон  протестующе

поднял  ладонь, и  ангел  согласно кивнул.  --  Не  переживай за  меня, я от

начальства далеко,  так что всего  не  проконтролируют. К тому  же,  помогая

тебе, я не обязательно сотворю доброе дело. Ну, короче, ты меня понимаешь...

     -- Не совсем.

     --  Он  имел  в  виду,  Сереженька,  что  дело  спасения  вашей  жизни,

несомненно, благое и хорошее, но добиться данного  результата  можно разными

способами... -- завуалированно пояснил Анцифер.

     -- А-а-а... -- сделав вид, что понял, протянул я.

     --  Так  вот,  по  моим прикидочкам,  поведут тебя,  добра  молодца,  в

казенный  дом и  будут там сидеть  три  важных  короля, а  один  из  них  --

козырный!  Как   начнут  они  решать-советоваться,  судьбу  твою   крестовую

восьмеркой забубенной по усам бить -- ты и не теряйся. Увидишь по углам двух

тузов марьяжных, как они заговорят -- ты джокера из колоды тотчас хватай, не

глядя! И  будет тебе тогда, яхонтовый мой, жизнь  полной  чашей  и денег  по

маковку, и  дама червовая в супружницы с известием хорошим, и удача  во всех

делах наиполнейшая...

     -- Фармазон, -- спросил я, когда он выдохся, -- у вас  в роду цыган  не

было?

     -- Ай, морэ, морэ! Размар ман о  кхам -- кого там только не  было... --

прищелкнул языком  нечистый  и начал заворачивать  в  газету  остатки нашего

пиршества.

     -- Мы куда-то спешим?

     -- Пожалуй,  да... -- с печальной улыбкой поглядел на меня  Анцифер. --

За вами скоро должны  прийти.  Не  бойтесь  ничего, я почти наверняка  смогу

защитить вас от местных языческих богов.  В чем-то наука, несомненно, права:

Господь  действительно обрушил испанцев на инков как  небесную  кару  за  их

ужасающие   преступления.   Человеческое   жертвоприношение   ничем   нельзя

оправдать! А  значит, как верный  сподвижник истинного Бога,  я приложу  все

усилия, чтобы положить этому конец, и вы, Сереженька, будете моим оружием...

     И мой светлый дух исчез прежде, чем я успел его окликнуть.

     -- Ну, чего нос-то  повесил? Циля ушел, я  остался. Хочешь, с  тобой на

эшафот пойду? Давненько мне на трибуне выступать не доводилось...

     -- Не  хочу! --  В  моей  памяти мгновенно всплыла драка в католическом

монастыре. Там Фармазон не только лез в текст со своими подсказками,  но еще

и  вселился в меня в самый неподходящий момент, вследствие чего треть стражи

была  покусана,  поцарапана  и  оплевана.  Повторять  подобный  эксперимент,

пожалуй, больше не стоило...

     -- Как знаешь... Я от всей души, можно сказать... -- участливо похлопал

меня по спине разочарованный черт. -- Не буду мешать вашей приватной беседе,

уже слышны шаги твоих храбрых тюремщиков. Не  скучай, пиши.  Будут сложности

-- высылай телеграмму. И помни: мой дом -- твой дом! Но лучше наоборот...

     Буквально  через  минуту  раздался  тяжелый  скрежет   сложной  системы

открывания двери.  Там,  как помнится, стояла монолитная  плита, и ее  можно

было  лишь  отодвинуть. Техническим  достижениям  ацтеков  я удивлялся  чуть

позднее, а сейчас четверо  смуглых мужчин в длинных черных безрукавках молча

кивнули мне на выход. В  их руках  не  было  заметно оружия, однако в глазах

горела такая слепая  ненависть, что я повиновался без уточняющих вопросов. С

кем-то можно позволить себе  побалагурить,  с этими  --  нет... По-моему, их

даже  не удивило,  что я развязался,  чувствую себя хорошо и на  запуганного

пленника  никак  не   похож.  Мы  взошли  на   вершину  пирамиды,  где  меня

торжественно  провели по всему периметру вокруг храма.  Народ внизу  шумел о

чем-то  своем, тыкая в мою  сторону пальцами. Солнце уже коснулось мерцающим

краем фиолетово-янтарной кромки  океана.  С  высоты  мне  хорошо  была видна

территория  маленького  городишки,  отделенного  от  побережья  относительно

небольшой стеной девственного леса. Кстати, насчет  размеров самой  пирамиды

я, видимо, погорячился, все-таки она была  немаленькой. Поменьше  египетских

аналогов,   но...  Убедившись,  что  все  жители  имели  равную  возможность

насладиться  лицезрением  моего грядущего "восхождения  на небеса",  четверо

сопровождающих свернули экскурсию, и мы направились  непосредственно  в само

храмовое помещение.  Возвращать  в прежнюю камеру  меня  не стали,  а повели

дальше,  через несколько разных комнат, заставленных  ритуальными  сосудами,

всякими  непонятными  предметами  и  громоздкими  изделиями  из  драгоценных

металлов. Вот тут я насчитал четырнадцать золотых змей! Значит, Фармазон был

прав: их брали именно  отсюда, оживляли волшебством и запускали в  городские

коммуникации с целью наведения шороху и беспорядков. А  меня  в конце концов

доставили в довольно большой зал. Зал освещался горящей неочищенной нефтью в

покачивающихся больших плоских чашах. Два каменных здоровенных  идола стояли

по разным сторонам комнаты. Первый изображал благообразного старца с длинной

бородой и европейскими чертами лица. Его длинные  одеяния украшали накладные

золотые  змейки,  а  руки сжимали  непонятный предмет, напоминающий,  скорее

всего, космический  бластер  или  укороченный домашний пылесос.  Второй идол

поражал явным негроидным типом, впечатляющими мускулами и какой-то  странной

позой. Его левая рука покоилась на дубине или рычаге переключения скоростей,

а  в  правой  была  связка копий. Прошу прощения  за излишние  подробности и

детализацию,  но  эти, несомненно  технические,  моменты  так  поразили  мое

воображение,  что  я до сих  пор удивленно вскидываю  брови... Но вернемся к

нашей истории:  пока я удивлялся,  весь зал  незаметно наполнился  странными

людьми.  Создавалось  впечатление,  что  я  попал  на  карнавал доколумбовых

ужасов...

x x x

     Вдоль  стен  выстраивались  маски,  более-менее  равномерно группируясь

поближе  к тому  или иному  идолу.  Приглядевшись повнимательнее,  я  зорким

глазом профессионального литератора (шпионуса?!) отметил, что те, кто выбрал

небесным пастором каменного старца, были  наряжены  в костюмы змей,  птиц  и

рыжебородых   карликов.  А   сторонники   агрессивного   негра   изображали,

соответственно, ягуаров, орлов и  невразумительно-уродливых рогатых демонов.

Я еще  подумал, что,  будь здесь Банни,  у  нее не возникло бы трудностей  с

выбором мишеней... Однако постепенно вся эта пестрая толпа без лишнего  шума

заняла  все   свободное  пространство  близ  своих  кумиров.  В  центре,  на

специально  выделенном   круге,  одиноко  стоял  я,   а  прямо  передо  мной

расположили  три  высоких кресла:  слева --  из кожи и... костей,  справа из

зеленых веток и цветов, а в середине из старательно отполированного гранита.

Зачем и для кого -- вопросов не было, тут  даже я  мог бы догадаться. Вскоре

появились  и  сами  судьи.  Три  почтенных  старца,  чьи  лица  были  скрыты

металлическими масками,  по-моему, золотыми.  Поскольку и Анцифер и Фармазон

торжественно  поклялись оказать  мне любую возможную помощь,  то и дергаться

особенно не было смысла.  Тот, что сел в  каменное  кресло, поднял вверх обе

руки, как бы призывая к молчанию, хотя и так никто не шумел.

     -- Теуль!

     -- Это вы мне?

     --  В судебном зале великих  богов  Чолулу нет других  теулей! Слушай и

запоминай, ибо время ценнее  всего на  свете, а  у нашей  бедной  страны его

осталось не так  уж  много. Тебя  обвиняют  в страшных  преступлениях против

нашего  народа... Ты  обманом  проник в  город, ты  жестоко избил уважаемого

жреца, желавшего лишь узнать твое имя, ты осквернил наши святыни, ты поносил

наших   богов   и  совершил  множество   других   ужасных   грехов!   Своими

безответственными поступками ты приближаешь гибель Пятого Солнца и  толкаешь

в пропасть Тьмы всю землю. Мы будем судить тебя по нашим законам!

     Толпа ровным гулом выразила  единодушное одобрение.  Я пару раз пытался

возмущенно  открыть рот, но за креслом среднего вырисовывались черные фигуры

неулыбчивых конвоиров. Теперь в их руках были внушительные копья, достаточно

длинные, чтобы погасить любые попытки апелляции с моей стороны.

     --  Я -- Верховный Жрец  и судья великого Теночтитлана,  вершу истинную

справедливость везде, где люди нуждаются в защите их прав.  Моя правая рука,

--  старец  сделал  красивый  жест,  --  будет  говорить  устами  бога  мира

пресветлого Кецалькоатля.  Моя  левая рука... --  точно такой же театральный

жест в сторону кресла из  кожи и костей, -- будет говорить языком бога войны

черного Уицилопочтли. Люди могут  ошибаться, но боги... никогда!  Именно они

решат твою судьбу, а мы последуем их воле.

     Что-то  вся эта система  жреческого  "правосудия" здорово напомнила мне

знаменитый коммунистический лозунг: "Человек  может  ошибаться, но партия --

никогда!" Сколько  же измен, доносов, подлостей и предательств пряталось  за

такими красивыми словами... Я покачал головой и пожал  плечами,  всем  видом

демонстрируя полную покорность судебной процедуре.

     --  О Великий  и Добродеятельный  Кецалькоатль,  учитель  и  наставник,

слышишь ли ты нас?

     Жрец  справа  вдруг  начал  судорожно   дергаться,  делая  глотательные

движения,  потом  как-то успокоился,  бочком  устроился  в зеленом  кресле и

невозможно знакомым голосом заявил:

     -- Слышу, слышу,  естественно...  Не  ори  так,  дедуля, у меня  аж все

пробки из ушей повылетали. Сейчас сяду поудобнее и почирикаем на досуге...

     Я закусил губу, чтоб не рассмеяться. Все прочие вытаращились так, что с

них едва маски не попадали.

     -- О Громоподобный  и  Ужасный  Уицилопочтли, воин,  защитник и  палач,

слышишь ли ты нас?

     -- M-м... минуточку... -- Тело жреца слева затряслось мелкой дрожью. --

Кажется, я не туда попал... Нечистый дух, это опять твои штучки?!

     --   Ша,   Циля!   --   примирительно  вскинул  руки   безвольный  жрец

Кецалькоатля. -- Ну, произошла маленькая ошибочка... Так набрось скидку, я ж

после праздника. Щас резво поменяемся, готов?!

     -- Сделай милость.

     Через  несколько  секунд  оба  жреца  пришли в нормальное  человеческое

состояние, взвыли дурными  голосами и  попытались  удрать.  Не тут-то  было!

Левый убежал на два шага, правый на три, а потом каждого настигло неумолимое

возмездие  в  лице  светлой и темной  половин  моей  души. Что ж,  если  эти

работники  культа  всю  жизнь разыгрывали "театр трех актеров",  то теперь у

Верховного  появились  серьезные  проблемы.  Сценарий  наверняка   оставался

прежним, а вот текст  у исполнителей серьезно подредактировали... Неритмично

подергиваясь, словно от  одноразовых электрических  разрядов, два  подсобных

судьи вернулись к покинутым креслам и заняли свои места.

     --  Не тяни резинку,  Верховный, она и  так проверена  электроникой! --

весело  заявил на весь  зал тот, что выражал волю бога  войны. -- Правосудие

надо  вершить, пока  не  скисло!  Или  у  кого-то  из  местных  вшей  другие

предложения?

     Если  у  кого  они  и  были, то  ни  одна живая  душа  в зале не  могла

выговорить  ни слова. Тот, кто  не успел вытаращить глаза, уронил челюсть...

Правый  жрец  ласково  улыбнулся  мне исподтишка  и  мягким голосом Анцифера

поддержал:

     -- Действительно, не стоит затягивать процедуру этого фарса. Быстренько

предъявите  обвинения, Сереженька  так же быстро даст исчерпывающий ответ, и

мы дружненько закроем дело. Прошу вас начинать, уважаемый...

     Верховный  жрец  дрожащей   рукой  сбил   маску  на  затылок,  открывая

совершенно растерянное лицо,  и попытался вытереть пот. Похоже, он полностью

потерял контроль над ситуацией...

     --  О  всесильные  боги! Жизнь человека  для  вас  подобна  пылинке под

ногами, -- вы  и не заметите, как она обратится в прах под вашей царственной

пятой... Будьте же милосердны и ответьте: вы слышите нас?

     -- Ясен пень! Сколько можно спрашивать?! -- нетерпеливо притопнул ногой

Уицилопочтли.

     -- Вы готовы вершить свой праведный суд?

     --  Вершить  суд  может  лишь Всевышний!  --  нравоучительно  напомнило

"вместилище духа Кецалькоатля". -- И не перебивай меня,  лукавый, это вопрос

принципиальный. Если я и согласился на твою авантюру, так это не значит, что

ты услышишь от меня бесстыжее вранье!

     Верховный  жрец беспомощно  обернулся к  левому  жрецу,  тот  поудобнее

вытянул ноги и попытался сунуть руки в несуществующие карманы:

     --  Да  ты продолжай, продолжай,  дедуля... Не обращай на нас внимания,

лепи все, согласно установленного процессуального порядка.

     -- Мабаско! Атешока! -- жалобно взвыл Верховный, поочередно обращаясь к

своим по­мощникам.  --  Что с вами?!  Какую  кару  на  вас обрушили  небеса,

замутив ваш ум и ожесточив сердца?

     -- Не понял грязных намеков! Циля, он в нас не верит!

     -- Ну, так объясни ему...

     -- Сергунь, может, ты? -- повернулся ко мне левый жрец. Я пожал плечами

-- почему нет, жалко, что ли...

     -- Дамы и господа, все здесь присутствующие.  Вы пригласили высокий суд

для  разбора  моего  уголовного  дела.  Хотя,  с юридической  точки  зрения,

нанесение  некоторых  побоев  представителю неформальной  религиозной общины

может скорее расцениваться как легкое хулиганство. Во всяком случае, я своей

вины не отрицаю и  готов  уплатить положенный штраф,  если не очень  дорого,

конечно...  В  противном случае я  лучше  пятнадцать суток буду мести улицы.

Далее, если  мне верно растолковали суть процесса, то в тела уважаемых судей

слева  и  справа  должны  были  вселиться  духи  ваших богов Кецалькоатля  и

Уицилопочтли.  Ну  вот... не хочу никого обнадеживать, но духи действительно

вселились. Не обессудьте, уж какие есть...

     Я победно оглядел притихшую толпу и неожиданно поймал себя на том,  что

краем глаза вижу чернявого Фармазона, пытающегося с головой залезть ко мне в

нагрудный карман. Мгновением  позже, бросив своего  жреца, в  тот же  карман

поспешил  и Анцифер.  На  мой  удивленный  взгляд  ангел  только  придушенно

пискнул:

     -- Хозяева пришли!

     Статуя Кецалькоатля явственно вздрогнула, а в глазах идола Уицилопочтли

заметались зеленые  огоньки.  Все  помещение заполнил  аромат свежесрезанных

роз, и я невольно поежился...

x x x

     Похоже,  нечто  подобное ощутили и остальные. Зашевелившаяся было толпа

на  мгновение замерла,  а потом  люди бросились  ниц. Самые  сообразительные

потеряли сознание, остальные просто делали вид, что не дышат. Правый и левый

жрецы,  когда из  них удрали мои авантюристы,  буквально рухнули безвольными

куклами  в  позах,   явно  оскорбляющих   высокие   чувства   верующих.  Тот

седобородый,  что  называл  себя  Верховным,  от страха  впал в  религиозный

экстаз, начал пускать слюни и приплясывать  на  одной ноге, активно стараясь

понравиться обоим богам сразу. Впрочем, они не обращали на него внимания. Их

интересовал  исключительно  я!  Но  сейчас это  нисколько  не  льстит,  даже

наоборот,  я  думаю,  что  моей  скромной   особе   уделяют  слишком   много

незаслуженного внимания...

     -- Человек!  --  Голос Кецалькоатля был торжественен и благозвучен, как

новгородские колокола. -- Зачем ты разбудил нас и чего просишь?

     -- А... э... я  на самом-то деле совершенно не  хотел никого будить, но

раз  уж это  произошло  -- примите мои нижайшие  извинения!  -- Мне  удалось

справиться с пляшущими коленями, а все прочее приложится...

     -- Ты не взыскуешь нашей справедливости?!

     -- Да-а... в общем-то, вроде нет... А что, обязательно надо?

     Кецалькоатль умолк, видимо,  не нашел вразумительного ответа. Зато  его

воинственный антипод сурово показал мне язык и обличил перед всеми:

     -- Он избил моего жреца!

     -- Я защищался!

     --  Как?  --  опешил  Уицилопочтли. --  Неужели  ты,  червь,  пытаешься

обмануть бога войны?! Я тебе не штафирка штатская, чтоб мне тут...  здесь не

там, и где вам быстро... На алтарь его, дезертира!  Где находится  ваш штаб,

отвечай!

     -- Это правда? -- очнулся примолкший было добрый бог.

     -- Что именно? -- уточнил я.

     -- Ну, что ты защищался.

     --   Правда,  я  действительно  вломил   незнакомому  жрецу  в  порядке

самозащиты. Ибо его кровавый вид противен любому мыслящему человеку, и  я не

мог не защищаться от такого чудовищного надругательства над моей психикой!

     Тут уж призадумались оба  идола.  Фразу я им закрутил умную, длинную и,

главное, каверзную. Пока еще разберутся. Люди по-прежнему не шевелились, и я

мог спокойно поразмыслить о  своем. Боги  наверняка общались  ментально, так

что меня их болтовня не отвлекала...

     -- Фармазон!

     -- Нет меня... -- глухо ответил нагрудный карман пиджака.

     -- Мне нужна ваша помощь.

     -- В добрых делах я тебе не советчик. Вон, лучше белобрысого возьми,  а

то он мне тут всю голову отсидел...

     --  Можно подумать,  мне тут  задницей на  рогах удобно! --  возмущенно

прошипел Анцифер, но не вылез, видимо предпочитая все-таки сидеть на рогах.

     -- Не надо  добрых  дел, совсем наоборот,  --  шепотом попросил  я,  --

помогите мне поссорить обоих богов. Пока они будут меж собой разбираться, мы

потихоньку удерем.

     --  Не-е... сам  ссорь!  Мало  ли  чего...  я за  так  между молотом  и

наковальней не полезу.

     --  Ладно, сначала  наберем  золота,  а  потом  по-тихому...  --  сразу

сориентировался я. После секундного  размышления  в кармане  началась бурная

толкотня,  и  всклокоченный  черт  ретиво взялся  за дело. В том смысле, что

вылез и исчез, а я вдруг почувствовал, как у меня отчаянно чешется язык...

     --  Таки   ви   категорически  настроены,  шоб  я  наконец  выдал  свое

чистосердечное  мнение.  А  мне оно  надо?!  Я  еще имею  на плечах  то,  шо

некоторые называют  головой, и  не претендую  на все ваши деньги, но дайте ж

пощупать  руками мою  законную  зарплату!  А  там  уж, как говорится,  будем

посмотреть...  -- Ноги  самостоятельно отбивали несложный ритм  классической

"семь-сорок". Я покраснел как рак... Что этот авантюрист со мной вытворяет?!

     Неожиданно  из  моего  уха  вынырнул встревоженный  рогоносец  и мрачно

заявил:

     -- Есть подозрения, что ты хочешь меня надуть!

     -- Ни в одном глазу! -- слишком поспешно поклялся я.

     --  Но мы не сумеем  вывезти отсюда золото,  Кецалькоатль  не  позволит

грабить подданных. А на фига тогда стараться?

     -- Фармазон,  -- взмолился я, --  взгляните  на это дело с другой точки

зрения: -- вы хотите заработать еще один орден?

     -- Намек понял,  -- после  секундного размышления  уловил  нечистый. --

Сергунь, подвинься, я продолжу...

     --  Мы  решили! --  громогласно оповестили боги, разворачивая  каменные

головы. -- Если  твое сердце  отдано миру  и ты предпочитаешь труд битве, то

тебя будет судить  Кецалькоатль. Если же  душе твоей по нраву звон оружия  и

кровь убитых врагов, то молись Уицилопочтли. А теперь говори!

     -- Пани та Панове! Звиняйте, ще не усих бачу зараз (зараз, а  не зараз!

Зараз среди вас не бачу). От цей громадянин шукае -- ще у мене на серденьке?

Чи добрий  свит, а чи червонна мордобитьтя... Ще  ж  тут казати? Працував  я

добрым лыцарем и у пана Одина, и з  пулемету стреляв по гарним дивчинам, и з

вовков позорних шкирку драв, так  ще, вроди, война мени,  як мамка ридна! Но

-- це  ж горька судьбина, Ще медом мени харю не  вмазала... Да  хиба  ж я не

чоловик?! Хиба ж мене, як  усим, горилки не треба, да сала, да вареников, да

бабу справнючую, га? -- Когда я поймал  себя на  том, что уже  всхлипываю  и

утираю  скупые  малороссийские слезы,  было поздно. В том плане, что Анцифер

молча прикрыл ладошками уши и вновь скрылся в кармане,  а обнаглевший черт у

меня в голове потерял всякие остатки совести:

     -- Вай, генацвале! Что молчим,  да?  Кецалькоатль -- батоно, дай я тебя

обнэму  и  пять  тысяч   раз  пацэлую,  как  самого  дарагова  моэго   папу!

Уицилопочтли -- шакал паршивый, да?! Курдюк  нэдорэзанный, ишак  бэсхвостый,

чурка нэрусская! Что  глидишь, никогда настоящих джигитов на рынке нэ видел,

да?! --  с круглыми от ужаса глазами кричал я,  отмахивая перед окаменевшими

богами бодрые па высокогорной лезгинки. Местная публика боялась оторвать лбы

от пола, меня они явно считали бесноватым. Ну, собственно, так оно и было...

С  той лишь  разницей,  что  я  был  одержим личным  бесом,  по собственному

желанию. А Фармазон  вдруг уронил меня задницей на холодные плиты и, скрючив

ноги на азиатский манер, нудно загнусавил, подвывая на каждом предложении:

     -- Ай-яй-я-а-а! Мин яратан, а жизни ника-кой-ой-й... В армию служить не

хочу,  не  бери  татарина-а-а...  Ай-яй-я-а-а!  Апай сапсем больной,  лошадь

хромой,  юрта старый,  халат дра-ны-ы-й... не пойду! Ай-яй-я-а-а! Давай дома

сидеть,  бешбармак  кюшать,  арака  пить,  в  альчики  играть  --  якши! Ай,

якши-якши-и-и... Тьфу на тибе, шайтан Уицилопочтли!

     По окончании  такой  "многонациональной" речи  добрый бог  Кецалькоатль

широко  улыбнулся  и распахнул  мне отеческие объятия.  Я поднялся, отряхнул

брюки  и пошел ему навстречу, бог войны  за моей спиной сидел  мрачнее тучи.

Похоже, теперь до  него  никому не было  никакого дела... Я бросил жребий  и

отныне  находился  под покровительством светлых сил  древнейшей доколумбовой

цивилизации. Бояться  нечего! Усталый  от трудов  неправедных,  нечистый дух

вольготно расположился на моем плече, обмахиваясь платочком. А еще  говорят,

будто бы с чертом нельзя заключить выгодную сделку... Ха, да с каждым  можно

договориться  по-хорошему, надо только знать, с кем имеешь дело! Я уже почти

дошел до благообразного старца, как сзади прогрохотало:

     -- Ты оскорбил меня, теуль!

     Поначалу я даже  не обернулся, но бог войны  привстал и топнул так, что

стены содрогнулись:

     --  Он  мой!  И  сегодня  же  его  сердце обагрит  своей  кровью алтарь

Уицилопочтли. Отдай его мне, Кецалькоатль, или пожалеешь!

     К моему  безграничному  удивлению, бог мира  послушно  сложил  руки  на

животе и виновато улыбнулся. Я почувствовал, как подгибаются колени... Живой

блеск  в  глазах  Кецалькоатля погас,  и  он  вновь  стал  обычным  каменным

изваянием. Удовлетворенный  бог сражений сел на прежнее место и тоже замер в

идолообразном состоянии.

     -- Не подфартило,  братан... Старичок-то  не  торопится полечь  за тебя

костьми  на ринге против местного  Тайсона.  Как полагаешь, за  кого  теперь

проголосует электорат? -- сочувственно  пробормотал Фармазон. -- Однако надо

бы звякнуть шефу. -- Орден не орден, а медальку, пожалуй, дадут...

x x x

     -- Анци-и-фе-е-е-е-р!!!

     -- Н-да-а, Сереженька?

     -- А нельзя ли  без этого менторско-укоризненного  тона?  --  запоздало

спохватился я.

     --  Нельзя, -- строго отбрил неподкупный  ан­гел. --  Все, что я сейчас

могу,   --  это  посочувствовать  и  утешить,  но  вы  этого  совершенно  не

заслуживаете. А потому, несмотря на совершенно неподходящее время, я намерен

вас отругать, шалун вы безответственный!

     --  А-а...  --  беспомощно обернувшись  к Фармазону,  я  встретил  лишь

деланно-сострадательный взгляд, как у вконец охамевшего метрдотеля.

     --  Увы, больше  ничем помочь не могу-с... Я свое дело  сделал  --  и в

кусты! Чао, бамбино, сорри-и-и...

     Между тем приглашенные  на топ-шоу ацтеки осторожно зашевелились. Самые

храбрые уже встали на четвереньки и тихо переговаривались. Похоже, в связи с

явной победой  бога войны они намеревались свято исполнить  его волю  насчет

моего  сердца  на  алтаре.  Признаюсь  без  ложной  скромности  --  я сделал

отчаянную  попытку  попросту  удрать.  Естественно,  вся  толпень  мгновенно

воспрянула  духом и  в  неравном  бою отстояла  честь великих  математиков и

пирамидостоителей. Мне быстро доказали на несложном примере, что один против

тридцати  -- не котируется! Пробиться к выходу не удалось бы,  имей  я  хоть

черный пояс  каратиста.  Вот  побегать  немножко  по  залу судилища  --  это

пожалуйста. Когда наиболее горячие  головы взялись за  копья,  мне  пришлось

махнуть рукой на интеллигентские комплексы культурного человека и, не снимая

ботинок,  вскарабкаться  на  статую  Уицилопочтли... Усевшись,  как кот,  на

макушке идола, я  даже  успел  пару  раз  плюнуть в  остолбеневших  от такой

наглости  жрецов.  Потом  в меня чем-то кинули (вроде бы маской?),  попали в

лоб, сбив  мою  богохульную особу за  спину  воинственного  божества. Упал я

на... кого-то! Правильнее сказать, на полуголую девицу с размалеванным лицом

и возмущенными карими глазами.

     -- Зайчик мой! Какого  черта... прости, любимый, но вот только тебя мне

здесь и не хватало?!

     --  Н...н...на...а...та...ша? --  заикаясь,  начал  я.  Моя драгоценная

супруга в самом бесстыжем ацтекском костюмчике, с ног до головы в коричневом

гриме,  с перьями на голове, застенчиво  держала правую руку под... каменной

задницей Уицилопочтли! Я более чем обал­дел...

     -- Сережка,  не  делай такие  глаза! Это совсем не то, что ты  думаешь!

Стыдно, любимый...  Мне всего  лишь понадобилась одна  штучка с  его кресла.

Благодаря  тебе он привстал, я взяла что нужно, а этот  гад  неожиданно сел.

Руку зажало...

     -- Не раздавило? -- кое-как выдавил я.

     -- Не... -- трогательно улыбнулась  моя жена. Вот тут-то нас и сцапали!

Меня повязали сразу, Наташу чуть позже, когда  с большим трудом  извлекли ее

руку из-под  божественной  туши.  Хорошо  еще,  что  именно вытащили,  а  не

отрубили махом,  чтоб зря не  утруждаться. Вообще-то,  по совести говоря,  с

нами обоими обращались  очень  бережно: связали для  приличия  и вынесли  на

свежий  воздух. За  то короткое  время,  что мы провели  в  диспуте  с двумя

богами, на  Чолулу опустилась густая  ночь.  Однако  темно не было: огромный

матово-желтый  диск  луны  так ярко освещал  многоступенчатую  пирамиду, что

сверху она казалась серебряной. Я четко различал фигурки с факелами внизу --

наверняка сюда собралась вся деревня. Меня и жену поставили рядышком на краю

гладко отполированной площадки так, что за  нашими спинами находилось что-то

вроде каменного стола.  Пока улыбающиеся жрецы торжественно устанавливали на

этом столе какую-то кухонную утварь, я попытался переговорить с супругой:

     -- Наташа, как ты сюда попала?

     -- М-мм... нм-м... гм-т.

     -- Не понял... -- переспросил я. Она страдальчески закатила глаза и еще

раз, не разжимая зубов, неторопливо повторила:

     -- М-мм. Нм-м. Гм-м.

     -- Замечательно,  значит, ты  еще  и издеваешься?! Милая моя, насколько

помню,  это  я отправился  в  древнюю  Америку  по приказу  генерала  и зову

шпионского  долга. Не для развлечений, заметь! А исключительно ради светлого

будущего мелких крысенят.  Ты же собиралась  навестить нашу  дочь в  детском

лагере. Ты ее видела?

     --  Угу,  --  утвердительно  кивнула  Наташа.  Я  начал закипать,  меня

подобное немногословие никак не устраивало.

     --  Ладно, любимая, я все понимаю... Ты устала, ты раздражена,  у  тебя

размазалась тушь,  но все же будь добра,  расскажи  мне поподробнее, как там

наша Фрейя?

     -- Иррр! -- огрызнулась она, но я настаивал:

     -- Как их кормят? Не заболела  ли, часом, какой-нибудь аллергией? Нашла

ли  подружек?  Не  обижают  ли воспитатели?  Соскучилась  ли  по  мне? Когда

собирается домой?

     --  У-у-вау...  -- сквозь неплотно сжатые  зубы проскулила моя  жена  и

посмотрела на меня, как на садиста-стоматолога.

     --  Ты  что,  не  можешь  говорить?  --  наконец-то прозрел  я.  Наташа

молитвенно возвела  очи  к небу  и яростно закивала. Ну,  тогда  все  как-то

вставало  на  свои места,  хотя,  что  бы такое не  давало  моей,  отнюдь не

молчаливой,  супруге раскрыть  рта,  по-прежнему оставалось загадкой. Однако

альтернативы не было, не  может  говорить, и все. Не клещами же из нее слова

вытаскивать...  Я пожал  плечами, попробовал пошевелить  стянутыми  в локтях

руками, поглядел на суетящихся жрецов и,  чтобы как-то разрядить обстановку,

тихо заговорил ни о чем...

     --  Солнце  мое,  а как ты полагаешь,  что  они сейчас намерены с  нами

сделать? Нет, можешь не отвечать, просто кивни,  если знаешь. Спасибо, я так

и  думал...  Признаться, быть казненным  посреди ночи  не очень  романтично.

Лучше бы на рассвете, так возвышенней и трагичней! Представляешь, все вокруг

пробуждается,  птички   поют,  цветочки   распускаются,  вся  природа  жизни

радуется,  а тебя фашисты на расстрел  повели... Нет, нет, не пугайся! Это я

так,  фантазирую...  Анцифер  предупреждал,  если  что  серьезное,  он  меня

вытащит. Надеюсь, он и нас обоих вытащит,  чего уж там... Значит,  особенных

причин для волнения  нет, а с  Фар­мазоном я сам  потом отдельно потолкую. Я

ему выскажу наконец  все, что думаю об его хамских выходках... Он ведь почти

меня надул, представляешь?! Вот и судите сами, можно ли с чертом по-хорошему

договориться...

     ... А пока рядом с нами постепенно  выстраивались люди. Вернее сказать,

их  выстраивали. Несколько  мужчин,  явно  из  местных,  с убитыми лицами  и

связанными руками. Две очень  молодые девушки, один дряхлый  старик, в общей

сложности получалось  человек десять.  Похоже, что алтарю  Уицилопочтли было

мало только двух сердец -- необходимое количество тут же добиралось в  своей

же деревеньке. Среди пленников, предназначенных на  заклание, я с удивлением

увидел и двух охотников, встретивших меня в лесу, на  выходе из крысюкинских

канализаций.  Приветливо  кивнул им, как старым знакомым, но  они  почему-то

отвернулись. Да бог  с вами, ребята, стоит  ли  на кого обижаться  у  самого

порога Смерти...

     -- Анцифер, вы здесь?

     --  Здесь он. Только занят, -- готовит обвинительную речь в твою честь,

но с запасом ругательств у ангелов туговато, вот и переписывает уже в третий

раз, -- охотно пояснил черт, прогуливаясь по левому плечу.

     -- Он сумеет нас вытащить?

     --  Да  о   чем  базар,  Сергуня?  Возьмешь   на   ручки  волчицу  свою

размалеванную, и  скоростной  экспресс  мигом  доставит  вас  домой.  Только

перышко для баланса вставить не забудь...

     --  Куда?  -- не уловив  подвоха,  спросил  я.  Фармазон  ухмыльнулся и

показал. Когда я  сообразил, что руки связаны  и остается  только  плюнуть в

мерзавца, он уже, естественно,  сли­нял... Наташа, все так  же молча, стояла

рядом,  и  ночной  ветерок чуть  шевелил  ее волосы. Она полуприкрыла глаза,

жадно втягивая ноздрями настоянный на цветах и травах воздух. Ее грудь, едва

прикрытая  вышитой  повязкой,  вздымалась  высоко  и  жарко,  казалось,  моя

бесстрашная  жена  спешит насладиться  последними мгновениями жизни. Я вдруг

понял,  что  хоть  она  и  ведьма, но сейчас совершенно не  в состоянии себя

защитить.  Ее  руки  связаны, говорить  она  не  может,  а значит,  ни  одно

заклинание не сработает.  Уф...  хорошо,  что  я  всегда  могу положиться на

белого ангела. Анцифер,  конечно, очень на меня обижен, но в  такой ситуации

не станет тратить драгоценное время на разборки. Нет, он, несомненно, учинит

мне длительную головомойку с разносом, но это после, когда выберемся отсюда.

     --  Так  я  это... того...  Только  не  плюйся! --  Передо  мной  вновь

материализовался  Фарма­зон.  Черт   нервно  дергал   черными  крылышками  и

протестующе махал руками.  -- Что  за  моду взял в последнее время, а? Слова

ему не скажи, прям верблюд какой-то, двугорбый...

     -- Анцифер не освободился? -- перебил я.

     --  А  что,  его уже посадили?! -- попробовал отшутиться нечистый,  но,

глянув  мне в глаза, мгновенно переиграл ситуацию. -- Ша, я был неправ, Циля

ставит последние риторические вопросы и резво спешит к тебе на помощь. Как я

понял, разрешение на  "чудесное избавление" у вышестоящих  серафимов  он уже

выбил. Все законно, все подписано, все печати собраны, так что  самой злющей

бюрократической вше  зацепиться  не  за  что.  Можешь  на радостях  чмокнуть

супругу, попрощаться с товарищами  по несчастью и даже  обхамить кого-нибудь

перед отъездом...

     -- Постойте,  -- не сразу спохватился я,  --  а что  же все эти люди...

погибнут?

     --  Нет, пацифист  хренов!  --  даже взорвался Фармазон, уперев  руки в

бока.  -- Циля  их  всех  перетаскает...  в  вашу двухкомнатную  квартирку в

Петербурге! Ясен пень, разложат  пацанов на алтаре и  порежут, как курят, во

славу Уицилопочтли. Знаешь, как это делается? А ты послушай, тебе, как члену

Союза писателей, интересно будет. Четверо жрецов держат  жертву за руки и за

ноги,  пока  пятый артистически  вспарывает каменным  ножом  грудную  клетку

слева, просовывает меж ребер грязную руку  с обломанными  ногтями и вырывает

еще  бьющееся сердце! Домой  приедешь --  поэмку напиши! Видишь  людей, там,

внизу? Так вот,  когда ты с благоверной  отсюда смотаешься, недостающих двух

будут  выбирать именно из них. Кивни им, что ли, пусть пока жребий тянут. Да

не бледней, Сергуня, ты же этого не увидишь... О, и Циля подошел!

     -- Прошу прощения, задержался... -- Рядом с чертом появился его сияющий

братец. -- Сереженька, собирайтесь, нам пора.

     -- Я... не еду.

x x x

     Наташа  повернулась  ко  мне и  мягко  улыбнулась. Она не  могла видеть

Анцифера и Фармазона, это  мои личные духи, но даже по обрывкам фраз поняла,

в чем дело. В отличие от меня, Наташа всегда поражала каким-то  необъяснимым

бесстрашием. Ей было глубоко чихать, что с ней могут сделать, если именно от

нее зависела хоть капелька справедливости в нашем несуразном мире. Она могла

отбивать матерящегося пьяницу от милиционеров, снимать перепуганного котенка

с  карниза  пятого этажа,  разнимать  дерущихся первоклассников, ставить  на

место зарвавшихся "кавказцев" из коммерческих ларьков  -- словом,  все время

лезла  туда,  куда  я не пошел бы под  пистоле­том. Что же она  должна  была

ощущать сейчас, когда нас собирались казнить? Или, вернее, когда кроме нас в

жертву обезумевшему богу войны намеревались вырвать горячие сердца ни  в чем

не повинных людей... У меня тоже такое  было... один  раз. Когда меня хотели

сжечь  вместе с Иваном-царевичем. Тогда Анцифер  тоже предлагал бежать, а  я

почему-то не смог бросить своего  случайного знакомого  по  тюремной камере.

Казалось,  это было так давно, а  вот поди ж ты, как трогательно повторяются

некоторые события...

     --  Что   ты   ему   тут   понарассказывал?!   Что   ты   ему   наплел,

змий-искуситель?!   Я  тебя  спрашиваю!  Говори,  распутник,   или   я  тебе

собственноручно все рога поотшибаю!

     -- Какие все? У меня их всего-то два...

     -- Ты мне  тут не увиливай!  И на  жалость  меня  не бери...  "Всего-то

два"...  подумаешь! А  то я  не  знаю! Ты  мне скажи,  чего  ты  тут  Сергею

Александровичу наплел, чем ты ему уши занавесил, чего в голову  вбил, что он

теперь домой не едет?!

     --  Дык...  его собачье дело!  Да ты ведь сам  все время хотел из  него

великомученика сделать? Ну, вот и... получи в готовом виде...

     -- Ах... вот... ну  и...  ты... --  едва ли не  задохнулся от праведной

ярости почти красный ангел. -- Великомучениками, чтоб ты знал, становятся по

собственной  воле,  во славу Божию!  А не  из-за корыстных происков лукавого

пройдохи с хвостиком!

     -- Хвостик не тронь! Че вцепился?! Хвостик мой его не устраивает... Я ж

твой пуделячий парик неприличными словами не обзываю.

     -- Убью. Нет больше моего терпения. Пусть потом судят...

     -- Ребята, -- наконец вмешался я, -- кажется, мясники уже  идут. Может,

поможете чем, пока мы еще живые?

     Анцифер и  Фармазон  замерли в причудливых  хореографических  позах  --

"добро" сверху, "зло" внизу. Одно душит другое, но последнее сопротивляется.

     --  Вы  правы,  Сереженька.  Моя  главная  обязанность --  не  дать вам

погибнуть! Минуточку, я что-нибудь придумаю...

     --  Колдовать  тебе надо, Сергунь, -- безапелляционно  предложил  черт,

поправляя складки помятого балахона.

     --  Ни-ког-да! --  проникновенно заявил светлый  дух.  --  Колдовать на

глазах у  языческих идолов,  прямо перед пришествием истинного Бога?! Только

через мой труп!

     -- Угу... дождешься от тебя, ангелы все бессмертны.

     Откуда-то  из  глубин  храма послышалась  мрачная  музыка. Глухие удары

барабанов  сопровождались   хриплым   ревом   труб   и  писклявым   сипением

мелкокалиберных дудочек. "Похоронный марш" Фредерика Шопена в этой какофонии

угадывался с  большим  трудом.  На мое плечо  опустилась  тяжелая незнакомая

рука...

     --  Пойдем, теуль!  Ты  первый выпьешь почетную  чашу смерти  во  славу

великого Уицилопочтли. -- Огромного роста жрец, абсолютно голый, но с ног до

головы в золотых  украшениях,  резко развернул меня лицом к алтарю. Теперь я

уже не сомневался, что это за каменный стол и для  чего он  служит. А так же

кристально  ясно понял,  что помощи  ждать неоткуда. Я обернулся  к Наташе и

подмигнул ей.  Моя супруга облегченно выдохнула  и тоже  ответила мне  самым

ободряющим   взглядом:  "Делай  с  ними  что  хочешь,   милый,   я  не  буду

вмешиваться..." Вот и замечательно, если общество  нуждается в героях, то на

любой спрос всегда  найдется предложение. Пока четверо жрецов накидывали мне

на запястья и  щиколотки кожаные петли, я неторопливо, с расстановкой, начал

первые строчки:

 

     Мой прекрасный палач... Я сейчас

     непослушная жертва...

 

     (Анцифер протестующе распахнул рот, но Фармазон ловко пихнул туда подол

одеяний белого ангела. Тот так и замер...)

 

     Никакими тисками нельзя удержать

     мою страсть.

     Пусть безносая Смерть направляет

     горячее жерло --

     Есть другая и более, более

     высшая власть.

     Мой прекрасный палач...

     Что вы можете взять, кроме боли?

     Изощренности женщин еще

     не положен порог...

 

     В  процессе  чтения  меня  разложили  на алтаре,  и  четверо  маньяков,

обливаясь  слезами,  повисли,  распиная   меня,  как  лабораторную  лягушку.

Здоровенный  жрец, рыдая, поднял к побледневшей луне  уродливый обсидиановый

нож, а я читал, закрыв глаза и ни на что не отвлекаясь...

 

     Мерно капает кровь, но поверьте, что,

     будь в моей воле,

     Я бы сам вам помог, сунув ногу

     в "испанский сапог".

     Мой прекрасный палач... Ваши

     сладостно нежные руки

     Остужают огонь. Я готов на все это,

     но лишь...

     Невозможно так долго кричать от тоски

     и разлуки,

     Ожидая разрыва горящих страданием

     мышц.

     Мой прекрасный палач... Моя вера,

     любовь и надежда.

     Почему нам четыре коротких,

     обрывочных дня

     Отпустила судьба? Если кожа ползет,

     как одежда.

     Вниз с ободранных плеч и вконец

     обнажает меня...

     Мой прекрасный палач...

     Обозначив закат на рассвете,

     Мне осталось недолго в мучительном

     свете бродить.

     Головою отрубленной, падая,

     сладко отметить

     Роковой поцелуй на твоей

     вдохновенной груди...

 

     После того как  я выдохнул последнее слово,  наступила  долгая,  долгая

тишина.  Казалось,   смолкли  все   звуки,  даже   ночной  треск   цикад   и

перешептывание  звезд.  Глаза  открывать  было  рановато,  а  первое, что  я

все-таки  услышал из  внешнего  мира,  --  это  невероятно  дружные  мужские

рыдания!  Жрецы  выпустили  ременные петли,  я повернулся  и  сел.  Картинка

разворачивалась самая что ни на есть сентиментальная. Все  присутствующие на

площадке  ацтеки,  как  потенциальные  жертвы,  так  и раскаявшиеся  палачи,

буквально  ревели в голос. Мужчины  обнимали друг друга, гладили по головам,

хлопали   по  спинам,  утешая   и  успокаивая,  но  не  прекращая  обоюдного

слезоразлива. С пленников тут  же поснимали веревки,  состояние умиленности,

любви  и  братства   завладело  массами.  Нездоровая  мужская   солидарность

захлестнула  всех! За  исключением двух  девиц и  моей супруги, естественно.

Наташа давилась  от  распирающего  ее хохота, но на ацтекских  девушек  акты

жарких  мужских  объятий  произвели неизгладимое впечатление.  По-моему, эти

представительницы  слабой половины человечества  были  готовы  удавиться  от

зависти...  Не  ожидал,  что  мое  стихотворение  сработает  именно  так,  в

общем-то, речь шла о любви между мужчиной и женщиной.  Но, с другой стороны,

я  же  практически никогда  и  не  знаю, как  оно  шарахнет  в той или  иной

ситуации.  В довершение  всего прямо  на освободившемся алтаре  в  обнимочку

рыдали  мои  верные Анцифер  и Фармазон.  Что их так  объединило, понятия не

имею, но посмотреть на это стоило!

     Народ внизу, похоже, начал слегка  волноваться. До них пока не доходили

флюиды истинной мужской  дружбы,  внезапно  охватившей жрецов  и  пленников.

Вроде  бы даже  раздавались негодующе-возмущенные вопли, но  до нас они,  по

счастью,  не  долетали.  Я  протолкался  между  братающимися,  едва  успевая

пожимать руки и увертываться от самых сердечных объятий, спеша к своей жене.

Наташа  прижалась  щекой  к  моей  груди и  потерлась об  нее, мурлыча,  как

котенок. Девицы ацтеков уставились на нас с тупым коровьим любопытством.

     -- Все хорошо, милая. Сейчас я тебя развяжу, и мы пойдем домой.

     Однако не все оказалось так просто. Пока я ворковал с  любимой ведьмой,

откуда ни возьмись набежала  темная тучка,  прикрыв  на мгновение чистый лик

испуганной луны. Самое удивительное, что из-за этого явно природного явления

на   круглом   серебристом   диске   четко   вырисовался  граненый   профиль

Уицилопочтли! На  площадке  мгновенно  прекратились слезы.  Разомлевшие лица

мужчин посуровели... И  хотя видение исчезло буквально в ту  же  минуту,  но

этого короткого напоминания жрецам вполне хватило  для того, чтобы в  полной

мере  осознать свою миссию.  Правда,  осознали несколько странным образом...

Они ласково попрощались со всеми мужчинами и попросту отпустили их домой. Те

веселенькой группкой,  и старый  и малый,  запрыгали  по ступенькам пирамиды

вниз, явно намереваясь занять рублевые места среди зрителей. На площадке для

жертвоприношений остались  мы с женой,  две  неорганизованные девушки, ну  и

жрецы, естественно.  Тот, что был  самым высоким, улыбаясь, начал делать мне

знаки, общий смысл которых  сводился, видимо, к одному: "Ты  свободен, друг!

Иди домой, тебя никто не тронет. А вот гражданочкам придется задержаться..."

Похоже, мое стихотворение  опять выкинуло злую шутку: ацтеки в  любом случае

намеревались принести кровавую жертву и для начала решили положить на алтарь

Уицилопочтли три женских сердца. Одно из них -- моей жены... Все  дальнейшие

события  происходили очень быстро, гораздо быстрее, чем я о них рассказываю.

Не  меньше  дюжины жрецов без предупреждения  бросились  вперед и  мгновенно

скрутили  всех. Всех -- это включая  меня,  так  как я,  естественно, грудью

встал на защиту своей супруги. Трех вырывающихся женщин успешно притащили  к

алтарю, а  я вопил благим матом, не  в  силах справиться  сразу  с  четырьмя

тяжеленными мужиками,  облапившими меня со  всех сторон. Они ласково просили

не беспокоиться и не мешать богослужению, но их руки были сколь нежны, столь

же  и тверды. Я бился,  как кот в мешке!  О  том,  чтобы прочесть  еще  одно

стихотворение, не было и  речи... В голову не приходило ничего  подходящего,

да  и времени не было. Впору  хоть выть от бессилия! Но  вот когда я увидел,

как Наташу первой растянули на  каменном столе... Господи, я взревел не хуже

китайского  дракона и рванулся так, что рухнул навзничь вместе  со  жрецами!

Выбираясь из-под пытающихся удержать  меня тел, краем глаза я успел  уловить

яростную золотую  вспышку у алтаря. Раздался  грохот,  и  перед  пораженными

ацтеками, на самом краю каменной площадки, возникла стройная девичья фигурка

в матроске. Золотые волосы двумя эффектными волнами развевались  на ветру, а

тонкие бровки сошлись под углом над огромными голубыми глазами.

     -- Я -- Сейлор Мун! И я вершу справедливость во имя Луны!

     -- Банни?! --  хором переспросили мы.  Мы -- это я, Анцифер и Фармазон.

По счастью, она нас пока не узнала...

x x x

     Банни  Усаги   Цукино,  Сейлор  Мун,  Принцесса  Лунного   королевства,

непобедимый  воин   в  матроске,  наша  любимая   двоюродная  сестренка   из

Петрозаводска... Она стояла на носочках, на самом краешке, так, что казалось

--  одно неосторожное  движение, и она сорвется вниз, разбив  себе затылок о

камни пирамиды.  Руки гордо сложены на груди, губки плотно  сжаты, складками

мини-юбки играет ветер, а в золоте волос горят огненные рубины... Лично я на

месте жрецов  сразу бы признал ее богиней, извинился,  отпустил всех, и дело

бы кончилось без  драки. Но у высокоцивилизованных ацтеков были свои взгляды

на божественную суть происходящих событий. Оправившись от удивления, все тот

же  высоченный жрец шагнул вперед и, не  выпуская  тяжелого  ножа,  нахально

заявил:

     -- Какое имя ты назвала, незнакомка?! Быть может,  мы ослышались,  и ты

скромная  богиня  дождя  -- Чалчиугхикуэ?  Или  же  Тэп-чи-чи, грозная  дочь

Великого Кобры? А может быть, ты просто...

     -- Я -- Сейлор Мун! -- Серебряный  голосок Банни  звенел непередаваемой

смесью гнева и  жалости. -- Что вы  собираетесь сделать с этими  несчастными

девушками?!

     -- Их сердца должны обагрить теплой  кровью  алтарь нашего бога. Такова

воля Уицилопочтли, и мы исполним ее.

     --   Сейчас  же   отпустите   всех!  Только   попробуйте  тронуть  хоть

какую-нибудь из этих бедняжек пальцем, и вы будете иметь дело со мной!

     -- Ты  не  понимаешь, о чем  просишь... -- укоризненно покачал  головой

помрачневший жрец. -- Возьмите ее.  Уицилопочтли обрадуется, увидев на своем

алтаре такое храброе сердце!

     Торжествующе улыбаясь, двое или трое молодчиков пошли выполнять приказ.

     -- Банни, беги! -- попытался выкрикнуть я, но она меня не услышала. Или

просто  сделала  вид,  что  не  услышала.  В  любом  случае  бежать  она  не

собиралась...  Золотистые волосы волной взвились вверх, а в тонких  девичьих

пальцах сверкнула увенчанная красным камнем золотая диадема.

     -- Я не позволю вам вершить беззаконие!

     То, что произошло  в дальнейшем, вряд ли поддается спокойному описанию.

Кажется,   прямо  из  жезла  ударила  сумасшедшей  силы  взрывная  волна,  и

агрессивных жрецов раскидало, как  кегли.  Не скажу,  что  они испугались...

Судя по всему, напугать людей, ежедневно общающихся с Уицилопочтли, довольно

трудно.  А  может  быть,  им  просто  было стыдно отступать  перед  какой-то

девчонкой...  Не хочу гадать, но, как бы то ни  было,  все  жрецы оставили в

покое пленников  и  дружной гурьбой пошли мстить нашей Банни. Освободившись,

девицы  резво  дернули  вниз, а я,  прихрамывая,  кинулся  к алтарю.  Наташа

закинула  руки мне на шею и обняла  крепко-крепко, ее била нервная  дрожь. А

что  вы хотите, да  любая другая женщина уже давно умерла бы от страха, лежа

распростертой жертвой под ножом религиозного фанатика!

     --  Милая моя, родная,  любимая... Все хорошо,  все уже позади,  сейчас

Банни  им  покажет!  -- Я, успокаивая, гладил  ее  по голове, а Наташа  лишь

хлюпала  носом. Какая бы ни  была ведьма ваша жена,  она  в  первую  очередь

женщина и ей так же, как и всем, необходимо надежное, мужское плечо...

     -- Лунная диадема, в бой!

     О, что же  делалось в  этот  момент с лучшими  представителями духовной

элиты  Чолулу...  Есть  вещи,  которые лучше увидеть  собственными  глазами.

Вопящих  и  ругающихся  жрецов  носило по  кругу на высоте двух  метров и  с

приличной скоростью. Кто-то летел вниз, гулко стукаясь пустопорожней головой

о  жесткие  плиты  пирамиды,  кто-то  отдыхал ногами вверх у алтаря,  кто-то

увертывался от собственного обсидианового ножа... Короче,  весело было всем!

Ну,  по крайней  мере,  все участвовали...  Свое  хулиганское сражение  наша

сестренка завершила эффектным спусканием побитых ацтеков по  лестнице  вниз.

Каждый получал  нечто вроде напутственного пинка  и  кубарем  летел к земле,

старательно пересчитывая ступеньки.  Не прошло и пяти минут, как  на вершине

пирамиды стояли лишь мы с Наташей да наша блудная Банни из Петрозаводска. Ее

щеки  раскраснелись, а в голубых глазах  все еще горел азарт боя,  возможно,

поэтому она узнала меня не сразу.

     -- Я... хотел сказать спасибо! Ты очень вовремя появилась.

     --  Не за что! --  широко улыбнулась она. -- Творить  добро  и  вершить

справедливость во имя Луны -- священный долг каждого воина в матроске.

     -- Все равно, спасибо, от нас обоих. -- Я протянул ей  ладонь, она тоже

и...  неожиданно отдернула пальцы.  Бровки Банни взлетели вверх, а в  глазах

появилась обида и разочарование.

     --  Это...  ты,  колдун!  Как  же я  сразу  не  узнала  тебя,  жестокий

повелитель слов?! Ты снова решился встать у меня на пути...

     -- Татьяна! -- сурово прикрикнул я, выставляя свою супругу чуть вперед.

-- Не мели чушь, хватит! Пора бросить опасные детские фантазии и повернуться

лицом  к  реальному  миру.  Вот,  поговори со своей  старшей сестрой и пойми

наконец...

     -- У меня нет такой сестры!

     -- Как это нет?! А вот это кто, по-твоему, перед...

     --  Злобный  чародей! --  истерично  взвыла Банни. -- Ты своими  руками

погубил двух моих сестер -- Сейлор Марс и Сейлор Меркурий! Но теперь тебе не

удастся избежать возмездия...  Зови на помощь  хоть всех демонов бездны -- я

одолею их!

     --  Наташа? -- Мне ужасно захотелось плюнуть на все,  бросить здесь эту

экспрессивную сумасбродку  и,  не вдаваясь  в  подробности,  тихо  вернуться

домой. Все, надоело, пусть сама выкручивается, как хочет...

     -- Мпиума... му мням... нум?

     -- Что, что?

     Моя жена отвернулась,  вытащила что-то изо рта и сказала уже совершенно

членораздельным языком:

     -- Девочка не  в себе, она даже меня не узнает. Любимый, не будь к  ней

слишком строг, это переходный возраст...

     --  Ну, если ты  так  считаешь...  --  вынужденно  согласился я. Наташа

подмигнула Банни, быстро поцеловала меня и развернулась к лестнице:

     --  Ребята, мне пора. Я обещала Фрейе  заглянуть  к ним на утренник. Не

скучайте без меня! Сережа, Танюша, не ссорьтесь, будьте умничками... пока!

     Через  мгновение  ее  и  след  простыл.  Мы  с  сестренкой  непонимающе

уставились друг на друга.

     -- Куда это она? -- первой не выдержала Банни, я пожал плечами:

     -- Понятия не имею.

     -- А зачем вообще приходила?

     --  Вот этого  уж точно  никто не  знает... Наташа  у  нас  --  женщина

загадочная.

     -- Не похоже, что только ради тебя... -- подковырнула Банни, мне ничего

не  оставалось,  как  стыдливо  хихикнуть. И в  самом деле, моя  драгоценная

супруга  заявилась сюда не потому, что страшно соскучилась. Она вошла в раж,

подхватила какую-то заразную болезнь,  вроде страсти к коллекционированию, и

явно разгуливала по  Мексике, преследуя собственный интерес. Господи, да она

же  сама говорила, что искала нечто ценное в кресле  статуи Уицилопочтли!  А

если  она  это  "нечто"  получила,  то  сейчас  наверняка  удрала  в  Город,

торговаться с Семецким...

     Я  уже  был  готов  поделиться  своими  логическими  умозаключениями  с

сестренкой, но  вдруг противоположный край площадки внезапно озарился  двумя

холодными вспышками.  Мгновением позже к нам шагнули две стройные  девочки в

матросках. Банни вышла к ним навстречу и, не оборачиваясь, возвестила:

     -- За мной пришли мои подруги и  сестры. Я не буду убивать тебя сейчас,

хотя память о жестокой смерти тех, чья кровь на твоих руках, никогда не даст

мне спать спокойно. Выбери время и место, колдун! Мы сразимся один на один.

     -- Я не буду с тобой сражаться!

     -- Тебе придется. Я все равно никогда тебя не прощу...

     --  Тогда  чего  тянуть? -- При одном  взгляде на торжествующие  личики

демонесс  было ясно -- мне не  выжить  при  любом исходе поединка. -- Хочешь

убить -- убей! Я не стану сопротивляться, только сделай все побыстрее...

     --  Не искушай судьбу, колдун!  -- резко завелась  Банни. --  Еще  одно

только слово, и я не смогу удержаться...

     -- Испанцы... -- С  высоты пирамиды я увидел  длинную колонну одетых  в

черное людей. Холодный свет луны играл на доспехах и оружии, а все население

Чолулу беспечной толпой  сбилось у подножия  храма. Никто, ни одна  душа  не

видела кровавых конкистадоров Кортеса, беспрепятственно входящих в город! --

Вы что, не понимаете?! Это же испанцы!

     -- Слово  сказано...  --  хищно  улыбнулась одна из демонесс, поигрывая

длинной цепью из золотых сердечек. -- Отдай колдуна нам, сестренка...

     -- Испанцы-ы!  -- уже в полный голос заорал  я, тыча  пальцем  за спину

Банни. Все три воина в матросках глянули вниз, а когда обернулись...

     -- Это ты привел их сюда?! Ты знал, что творят эти звери в человеческом

обличье, и все равно привел их в беззащитный город... Смерть предателю!

     -- Смерть! -- дружно подхватили демонессы, и началось...

x x x

     Все три девочки в матросках взмыли вверх, дабы обрушить на мою скромную

особу гром  и  молнии! Если Наташа искренне полагала,  что я и  тут способен

справиться с ситуацией, то она меня явно переоценивала... На  этот раз Банни

с подружками ударили одновременно.

     -- Лунная призма -- в бой!

     -- Цепь Венеры -- в бой!

     -- Высший Гром -- в бой!

     Я,  кажется,  даже  не  успел  протестующе  вякнуть как  следует, когда

золотая цепь сердечек, вытянувшись на невероятную длину, мигом обмотала меня

от плеч  до колен. Сразу же вслед за этим длинная зеленая  молния с шипением

отколола кусок гранитной плиты, на которой я стоял. И в тот миг, когда я уже

почти падал с пирамиды, лунный талант Сейлор Мун сказал  свое заключительное

веское  слово, огромной  силы  взрывной волной  подбросив  меня вверх, аж до

серебряной луны.  Той самой, что  вечно взыскует  какой-то справедливости...

Ну,  может, на деле я до нее  немного  и не  долетел,  но  разве  что  самую

чуточку... На  факте падения с такой высоты можно было бы поставить  точку и

закончить повествование, если бы не мои верные духи. С воплем падая в темную

неизбежность, я  решился  открыть  глаза,  только почувствовав резкий  рывок

вверх.  Правда,  орать не  перестал,  потому  что до  земли было  все  равно

изрядно...  Белый ангел, устало хлопая крыльями, двумя руками держал меня за

воротник.

     Парить  он  с  таким  грузом  не  мог,   но   падение  замедлял  весьма

существенно, действуя на манер парашюта.

     -- Сереженька... --  нежно прохрипел  он.  -- Прекратите  вопить,  ради

всего святого! Вы меня отвлекаете...

     Узрев капельки пота на его светлом челе, я мгновенно заткнулся. Мы  уже

опустились почти до уровня крыши храма  Уицилопочтли  на пирамиде, но  ангел

предусмотрительно  брал  влево,  надеясь, что Банни  с  подругами  не  сразу

разгадает наш маневр. Если  бы я и хотел чем-то  ему помочь, то все равно не

мог -- тяжелая цепь надежно сковывала все движения.

     -- Ну, вот он -- я! Оцени, Сергунь, какой  высокий сервис. -- Ты только

подумал, а я уже сразу  здесь! -- Рядом  с нами, бодренько щелкая двуручными

плоскогубцами, нахально захлопал черными крыльями  Фармазон. -- Нуждаетесь в

помощи, партнеры?

     -- Волк тамбовский тебе  партнер...  -- привычно огрызнулся Анцифер. --

Режь цепь, хозяин и без нее тяжелый!

     -- Да уж, килограммов семьдесят пять наверняка...

     -- А с цепью все восемьдесят!

     --  В  конце концов,  вы  меня  взвешиваете  или  спасаете?!  --  успел

втиснуться я, но мой крик души близнецы восприняли абсолютно без эмоций.

     --  Спасаем,  спасаем,  но  на  развес...  --  сухо буркнул черт,  ловя

плоскогубцами золотые звенья. -- Не дергайся, сейчас я ее сниму. Главное, ни

одного колечка не потерять, да, Циля?

     -- Естественно, все-таки наш первый совместный заработок...

     Как видите, моя  жизнь их не особенно  волновала.  Разбалованные у меня

духи,  что ни говори... Вот опущусь на землю, непременно их приструню, дайте

только опуститься.

     -- Готово?

     -- Не переживай, Циля, почти весь благородный металл сберег в целости и

сохранности. Держи  хозяина  крепче, сейчас  я его  отмотаю. --  Черт  ловко

закружился  вокруг меня, профессионально-ковбойскими  движениями  накручивая

себе  цепь  на левую руку. -- Да,  ты  был прав, братан, не меньше пяти кило

чистого веса! Циля, вернемся в Петербург -- я угощаю!

     -- Без излишеств, -- строго напомнил ангел и обернулся ко мне: -- Все в

порядке, Сергей Александрович? Мы скоро сядем...

     --  По-моему, не стоит торопиться, взгляните! -- Я указал пальцем вниз.

Там уже полыхали крыши домов, а дикие крики боли и ужаса быстро уничтожили в

глазах Анцифера все симптомы золотой  лихорадки.  Светлый  дух прикрикнул на

Фармазона, и они в четыре крыла успешно доставили меня в какой-то полутемный

проулок.  Я  упал  на  твердую землю  и  заметался,  не  зная, куда  бежать.

Оставаться среди ацтеков наверняка означало лишь новую казнь на пирамиде, но

и на милосердие испанцев рассчитывать тоже не  приходилось. Из сомнений меня

вывел звонкий смех над головой. Метрах в трех в самых вольных позах искренне

веселились   две  демонессы.  Та  блондиночка,  что  швырялась   сердечками,

подмигнула первой:

     -- Ты надеялся убежать от нас? Цепь Венеры еще никого не отпускала...

     -- Он здесь! -- громко крикнула вторая, с темными кудрями.

     -- Великий Такседо Маек, мы нашли его!

     -- А где Банни? -- спросил мужской голос, раздавшийся из ниоткуда.

     -- Эта  сумасшедшая спасает  детишек...  -- а хихикнули липовые воины в

матросках.

     --  Ее надо вернуть, мы не можем позволить ей творить добро. Я оставляю

вас.

     -- А что делать с ним?

     -- Что  хотите... -- равнодушно ответил го­лос. --  Город  уже горит, я

буду рядом  с нашей глупышкой.  К сожалению,  в  последнее время она  задает

слишком много вопросов... Это усложняет контроль. Не возитесь с ним долго...

     --  Как получится...  -- мурлыкнули  девчонки.  --  Неужели  мы  должны

отказывать себе в самых невинных удовольствиях?

     -- Я сказал -- недолго!

     -- Привет  Банни... --  рассмеялась  блондинка,  а  в изящных пальчиках

темноволосой вновь  заиграли  зеленые  молнии.  Сверху упала знакомая  роза,

вонзившись в теплую землю проулка.

     -- Чего ждешь, дубина?! -- включилось у меня в левом ухе. -- Беги, пока

не пристрелили!

     -- Не  сюда! --  властно  поправили справа. -- Вам в другую сторону. Уж

извините за приказной тон, Сереженька...

     Я глубоко  вздохнул и  рванул  с места  на  самой  большой скорости, на

которую только  был способен.  Мой рывок  получился настолько  помультяшному

удачен, что, когда демонессы отхихикали  свое, мною в переулке и не пахло. Я

бежал как  никогда в жизни!  Ангел  и черт, переругиваясь  у меня  в голове,

корректировали  движение.   Налево,  прямо  до  поворота,   теперь  направо,

переждать, пока рухнет дом, опять направо, за забор, перепрыгнуть через  два

трупа, по  прямой на  свет пожара...  бам-с!!!  Я с разлету  врезался лбом в

медную  кирасу  испанского  конкистадора.  Удар  был  настолько  силен,  что

отбросил его  к  боевым  товарищам, а  меня в какие-то колючки.  Конкистадор

грязно  выругался  по-кастильски   (видимо,  я  ему  чем-то  не  угодил)  и,

поднявшись,  дал  знак  своим  головорезам.  Близнецы с  обеих сторон дружно

подхватили  меня  под  мышки, поставили  на ноги, и  погоня приобрела  вдвое

интригующий характер. Впереди -- мы трое! Несемся как угорелые: я --  молча,

Анцифер -- подхватив полы  белых одеяний и в голос распевая псалмы; Фармазон

--  лихо  перепрыгивая  через препятствия и вслух  выражая  самое  нелестное

мнение об испанском командовании. Если ему  верить, то приличные набеги  так

бездарно  не планируются; умные люди сначала город грабят, а  уж потом жгут;

на женщин  вообще не стоит  отвлекаться, они все равно никуда  не денутся, а

вот золото убежит. Ну и так далее  в том  же духе. Не подумайте, будто бы  я

такой уж пунктуальный зануда, просто все  происходящее вокруг было настолько

страшным, что  если бы я  сознательно  не фиксировал  внимание на  безбожной

болтовне  Фармазона...  Поверьте,  там было от чего  сойти  с ума. Ужасающие

сцены разгула  обезумевшей  от  крови  солдатни,  подогреваемой  бесноватыми

священниками, хаотично сменяли одна  другую. На  площади  перед пирамидой мы

просто  завязли в  оголтелой  толпе  людей, убивающих друг  друга. Пробиться

вперед   оказалось   невозможным,  сзади   напирали   разгоряченный  погоней

конкистадор с  тремя  товарищами. А  над их головами  уже  завывали,  словно

рыдающие гарпии, две стройные девочки в  матросках. Демонессы явно упивались

кровавым  ужасом  происходящего. В насыщенном ультрамарине неба самодовольно

хохотал Уицилопочтли, а  по Млечному  Пути медленно уплывал маленький плот с

восседающим   на  нем  благообразным  старцем.  Не  выдержавший  конкуренции

Кетцалькоатль  покидал  негостеприимную Мексику... Заглядевшись на  небо,  я

получил тяжелый удар в спину  и едва не вывернул  кисть, кубарем покатившись

по камням.  Анцифер кинулся  меня поднимать,  а черт  в общей  суматохе  дал

подножку  тому  солдату, что  вторично  замахнулся  на  меня  алебардой.  Он

хряпнулся менее удачно и вроде бы притих... К моим ногам подползла маленькая

перепуганная  девочка. Совсем малышка,  не  старше  нашей  Фрейи,  и я  тоже

обезумел!  Подхватил  длинный  обломок копья, завопил и  с размаху гукнул по

шлему  злопамятного конкистадора. Вот  ему-то  уж  точно не  стоило за  мной

гоняться... От удара он опрокинулся навзничь, но  уже через минуту я со всех

сторон был окружен взбешенными испанцами...

     -- Спина к спине у мачты, братаны! Не робей, отмашемся!

x x x

     Нет, мы  бы не отмахались. Подобное  вранье писатели  охотно  вруливают

нетребовательным  читателям усредненного  "фэнтези"  и  дрянного  детектива.

Один,  с  палкой,  при  поддержке  двух  вечно  грызущихся духов, против как

минимум  двенадцати  толедских клинков  -- это  даже  не  смешно.  Наоборот,

слишком  грустно,  чтобы долго говорить об  этом всерьез.  Положение  спасла

небезызвестная Банни  Цукино, в пиковый момент отважно вставшая между мной и

солдатами.

     -- Я -- Сейлор Мун!

     Вынужден признать, на испанцев это  не произвело  большого впечатления.

Нет, вру!  Произвело,  конечно, но  не совсем  то,  на что, видимо, привыкла

рассчитывать  наша  сестренка.  Увидев перед собой  столь  аппетитно  одетую

девчонку  с обалденными  ножками,  они  восторженно ухнули,  а  потом  разом

бросились  вперед,  явно  намереваясь  взять  ее,  как  ценный  приз!  Банни

завертелась  волчком,  и  волна бледно-голубого света  заставила  нападающих

замереть на месте.

     --  Браво!  --  не удержался  я, но воительница  смерила  меня холодным

взглядом:

     -- Ты еще жив, колдун? Я делаю это не ради тебя,  а ради бедной крошки.

Она так похожа  на Сейлор  Малышку!  Но ты вступился  за  нее,  быть  может,

когда-нибудь сможешь измениться. Не трогайте его, девочки!

     Я поднял глаза. Две  демонессы над  моей головой в бессилии  скрежетали

зубами, но было ясно -- в присутствии Банни они не рискнут напасть.

     --  Дай ее мне. --  Великая Сейлор Мун  нежно взяла  на руки  ацтекскую

девочку, поцеловала,  что-то  прошептала ей на ухо и плавно поднялась вверх,

уносясь с ребенком в чернеющий за пирамидой лес.

     -- Восстановите  справедливость во имя Луны-ы! -- донеслось напоследок.

Демонессы вздохнули посвободнее и коварно усмехнулись. Я же, в свою очередь,

едва  не  застонал от  методичной нудности повторяемого сценария. Итак, меня

опять  бросали одного  на  растерзание  испанской  военщины и двух нехороших

девочек.    Появившиеся    рядом    близнецы   строго   констатировали   мою

несправедливость, -- я оставался не один...

     -- Ну, че? Ноги в руки и двигаем по ветерку!

     -- Догонят... -- недоверчиво покосился я.

     -- Не впадай в уныние, помнится, по Библии -- это страшный грех. Будешь

унывать, точно попадешь к нам в  Ад! -- оптимистично посоветовал черт. --  А

если серьезно, то твоя сродственница затормозила резвых тореадоров минут  на

десять, так что слабенькие шансы у нас все-таки есть.

     -- А  о демонессах  я позабочусь, -- предвосхищая  мой вопрос, пообещал

ангел. -- Мне  кажется, я сумею вам  помочь, с Божьей помощью, разумеется...

Дайте мне десять минут.

     -- Великий Гром -- в бой! -- раздалось сверху, и  темноволосая красотка

в плиссированной юбочке запустила в нас первую молнию.

     Мы этого ждали... Поэтому  легко сумели увернуться. Анцифер исчез, а мы

с нечистым духом бросились петлять меж еще не пришедших в чувство  испанцев.

В какой-то момент  я  даже поймал  себя на мысли,  что меня  все это страшно

забавляет!   Мне  нравилось  прятаться  за  спинами   закованных  в  доспехи

бородачей, строить рожи  белеющим от ярости девицам, швыряться  в их сторону

камушками  и  бесстыже  гоготать,  как шимпанзе. Сейлор  Юпитер  безрассудно

расходовала весь боезапас и, хотя честно перепахала полплощади, в меня  пока

не попала ни разу! Ее фронтовая подруга дважды примеривалась воспользоваться

золотой цепью и дважды откладывала атаку. Должен признать, что на этот раз я

не  был  легкой  мишенью. Я петлял, увертывался,  полз  по-пластунски, падал

ничком,  закрыв голову руками, но... в конце  концов блондинка меня все-таки

подловила!   Сияющая  цепь  из  бесчисленного  количества  золотых  сердечек

витиеватой змеей  сверкнула  в воздухе и,  опутав  по пути четырех испанских

солдат, мастерски захлестнула мне щиколотку. Пытаясь освободиться, я  свалил

всех четверых, шлепнулся сам и понял, что это -- финиш... Финита ля комедиа!

Демонессы мгновенно  воспользовались ситуацией, встав надо мной, как  черные

ангелы возмездия.

     -- Добей его, сестра, -- предложила светленькая.

     -- С удовольствием! -- Ее спутница подняла руку и...

     --  Остановитесь,  порождения  Сатаны!  -- тонким  голоском  потребовал

кто-то,  и в самом  тоне говорящего сквозила такая несгибаемая  уверенность,

что  демонессы  соизволили  обернуться.  Я тоже  посмотрел, приподнявшись на

локте... Сухонький старичок с книгой, в монашеском одеянии, с венчиком седых

волос вокруг  розоватой тонзуры. Похоже, один  из тех неистовых священников,

что  прибыли вместе  с Кортесом  и Писарро,  дабы  обратить в истинную  веру

пребывавшие  в язычестве  племена. Не  знаю,  как другие, но этот монах явно

знал, против кого шел...

     --  Я  не  позволю  вам  губить  светлые  христианские  души!  Изыдите,

дьявольские отродья!

     --  Вздорный старик... -- злобно сощурилась демонесса в зеленом, опасно

поигрывая новой молнией в руках.  Причем самой большой из всех, что я видел.

-- Не лезь не в свое дело!

     --  В сущности,  нам нужен только этот чело­век.  Пока только  этот, --

жеманно  подмигнула вторая.  За  спиной  дедушки возник мой  Анцифер, что-то

быстро шепча священнику на ухо. Тот прислушивался и кивал...

     -- Изыдите вон! Я не позволю вам причинить вред ни одному  сыну Господа

нашего, ибо все мы его дети.

     --  Можно   договориться...   --  начала   было  блондинка,   но  более

нетерпеливая воительница уже вздымала руку для удара

     -- Умри первым, глупый раб своего Господа!

     -- Пригнитесь! -- взвыл я, пытаясь  оттолкнуть старичка с линии  атаки,

но цепь  держала надежно -- я  только еще  раз  упал, больно  ссадив локоть.

Зеленовато-синяя шаровая молния, сорвавшись с пальцев  демонессы, обрушилась

на неприметного монаха, инстинктивно выставившего перед собой молитвенник. Я

было зажмурился...  Но случилось чудо! Молния,  едва коснувшись  потрепанной

книжки, резко отфутболила назад, с  удвоенной силой ударив в грудь ничего не

понимающую  злодейку.  Стеклянный  шар  зеленого  сияния   заключил  в  себя

скорчившуюся фигурку, и нечеловеческий визг потряс округу:

     -- Уу-ми-и-ра-а-ю-ю-ю!!! -- Шар лопнул,  рассыпавшись изумрудной пылью,

и еще одним воином в матроске стало меньше. Как успела сбежать  блондинка, я

не   заметил...  Старенький  священник,  нимало  не  удивясь  произошедшему,

бросился поднимать бессознательно лежащих соотечественников. Анцифер и вновь

объявившийся Фармазон быстренько освобождали мою ногу от золотой петли.

     --  Пойдемте  домой,  Сергей  Александрович,  вам здесь  больше  делать

нечего...

     Я встал,  чуть  прихрамывая, сделал первые  два шага. Кажется, начинало

свежеть...  Небо стало  чуточку светлее,  а силуэты звезд  более  размытыми.

Местные  жители  давно   разбежались,  основная   масса  испанского  отряда,

замороженная Банни,  потихоньку  приходила в себя, но нам пока не  угрожала.

Разве что тот упрямый конкистадор в медном панцире, пошатываясь, поднялся на

ноги и, опираясь на двуручный  меч, попытался  следовать  за мной. Но он  не

прошел и пары  шагов, как  на его пути встала огромная  серебристо-пепельная

волчица.  Вздыбив шерсть  на  загривке  и оскалив клыки, Наташа в  два счета

объяснила  мстительному воину, почему он  должен  от меня отстать... Испанец

отбросил  меч  и  побежал  к священнику  исповедаться  в страшных  грехах. Я

положил  руку на плечо своей супруги,  мы молча вышли за город,  и  пошли по

едва  заметной  тропинке  к  находящемуся  неподалеку  храму  доброго  бога.

Говорить не  хотелось ни  о  чем...  Мысли  были  или  слишком длинными, или

чересчур короткими, но и те и другие требовали  некоторого  напряжения,  а я

едва  волочил  ноги. Ангела  и  черта рядом не  было,  они  наверняка заняты

золотодобычей, а  значит,  в  ближайшее время не появятся. Ну и... фиг  бы с

ними!  Наташа  здесь, она у меня  самая лучшая ведьма, что  ей стоит вывести

меня обратно в  крысюкинские  катакомбы?  Да  ничего не  стоит!  Вот  только

обещаний,  данных генералу  Кошкострахусу  Пятому, я не  выполнил...  Восемь

золотых  змей не достал. Ни  одной не достал, если быть объективным...  Кому

какое дело, что у меня не  хватило на это времени? Правильно, никому... Храм

Кецалькоатля  встретил  пробуждающимся  птичьим  пением  и  сырой  прохладой

подземного  хода.  Привычные  запахи  канализации  появились примерно  через

полчаса. Переход, как всегда, был незаметным...

x x x

     О  том,  что было после, я очень  смутно помню. Страшный нервный шок от

посещения   доколумбовой   Америки   оказался   слишком   тяжел   для   моей

интеллигентской  психики.  Вот  уж  где поистине  была Преисподняя... Кровь,

огонь, ужас и  хохочущие демоны в узорных испанских шлемах! В жизни своей не

видал  ничего  отвратительнее  и,  надеюсь,  никогда больше  не  увижу. Пока

смертельная  опасность  угрожала  лично  мне, пока  я  убегал  или  догонял,

сражался  и  сопротивлялся  изо  всех  сил,   --   весь  кошмар  окружающего

воспринимался лишь жутковатой декорацией.  Только когда все кончилось, разум

постепенно стал осознавать и анализировать  произошедшее. Начнем с того, что

в себя я пришел уже в Городе, в своей постели. Как оказалось, я  спал  почти

два  дня подряд... Моя жена провела меня в дальние катакомбы крысюков, где я

и  потерял сознание.  Солдаты генерала  доставили  беспомощного  шпионуса  в

военно-полевой госпиталь, а оттуда наверх, в Наташину квартиру. Кошкострахус

лично прислал собственного  врача, лечившего  всех  классической касторкой и

клизмами, но моя супруга встала на дыбы.  Под угрозой  немедленного съедения

кадровый доктор удалился, поджав хвост. Наташа  восполняла мои упавшие  силы

куриным бульоном, ананасовым соком и орехами на меду. Кофе не давала, как ни

упрашивал, только молоко... При такой лечебной диете  и долгом успокаивающем

сне я уже  на второй день  мог самостоятельно сидеть в  подушках, почитывать

питерские  газетки  и в  одиночестве размышлять о вечном. Жену  опять где-то

носило, Семецкий  трижды  оставлял ей сообщения на автоответчике,  но Наташа

никому не спешила раскрывать свои карты. Я догадывался, какие у нее козыри в

рукаве, но, честно говоря, поделиться  собственными догадками было не с кем.

Да, кстати... Если вы  скоропалительно подумали, будто Наташа  беззастенчиво

бросила меня на произвол судьбы, в когтистые лапы злобной Сейлор Мун, -- так

вы глубоко ошибаетесь! Зная жену,  могу  с  полной уверенностью заявить, что

она  специально  давала  мне   возможность   проявить  себя,   почувствовать

уверенность  в  собственных силах,  но при  первой  же  серьезной  опасности

наверняка  бы  пришла  на помощь.  Она,  несомненно,  держала  ситуацию  под

контролем, и  со мной просто не  могло  случиться ничего  ужасного. Все  это

Наташа  рассказала мне  самолично, подтвердив свои слова таким поцелуем, что

не  поверить  ей  было абсолютно  невозможно...  Об  Анцифере и Фармазоне  я

вспомнил   только  сегодняшним  утром,   когда  меня,   болезного,  разбудил

телефонный звонок Кошкострахуса Пятого. Мне  удалось высвободить руку из-под

одеяла, не дожидаясь, пока телефонная трубка прилипнет к моему уху.  Генерал

самым  торжественным тоном оповестил,  что мне присвоено очередное  воинское

звание, и  чисто  по-отцовски  поблагодарил  за  золото, якобы  безвозмездно

переданное в фонд подрастающего  поколения  крысюкинской  нации. Но я  -- то

отлично помнил, что сам, своими руками уж точно ничего никому  не передавал!

С этим еще  предстояло разобраться, как, пожалуй, стоило все-таки попытаться

встать, улыбнуться миру и  выяснить у любящей жены, что произошло новенького

в мое отсутствие. Прошлепав в ванную комнату, я подмигнул Наташе, напряженно

сидящей у компьютера, и,  пустив теплую воду, долгое время блаженно  отдыхал

под душем.  Уже  когда протянул  руку за полотенцем, меня посетила нехорошая

мысль о том, что супруга ко мне не пришла. Прошу прощения за интим, но, если

я в душе или в  ванной, а у Наташи нет срочных дел, она ни за что не упустит

случая ко мне присоединиться.  Ну,  собственно, как  и  я сам в  аналогичной

ситуации... Любовь  --  это  святое,  и  глупо  упускать  предоставляемые ею

возможности.  Короче, в этот  раз  Наташа не использовала шанс  подарить мне

кусочек счастья. Я опоясался полотенцем  на  манер гавайцев и цошел выяснять

причины. В том, что  их несколько, сомнений  не  было, с одной она бы и сама

справилась...

     -- Милая, ты не переутомилась за клавиатурой?

     -- Милый, будь умничкой, отвяжись, пожалуйста. Я уже полтора часа бьюсь

над этой программой, а она все не хочет открываться...

     --  Любимая,  быть  может,  я  все-таки останусь  и  ты  позволишь  мне

попробовать?

     -- Любимый, это ведь не картинки с девочками в "Сексонике" открывать...

Тут даже моего образования не хватает, а ты у меня чистый гуманитарий.

     -- Родная, ну, в данном-то случае образование вряд ли что принципиально

решает... А кстати, откуда ты узнала про "Сексоник"?

     -- Родной,  мне Фрейя рассказала.  И  не  красней, девочки ее  возраста

вечно  подсматривают, у  них  повышенный  интерес ко всему  тайному.  Зайчик

мой...

     -- Только не зайчик!

     -- Ладно,  не  ворчи...  Я всего лишь хотела  сказать:  попробуй,  если

хочешь. -- Моя  жена толкнулась пяткой в пол, отъехав на вертящемся кресле в

сторону.  Я склонился над монитором и взялся  за мышь. Вход в программу  был

"запечатан"  некой  головоломкой,  но  при  логическом  анализе  ее  удалось

взломать за  пять минут. Вернее, я просто предложил  оригинальное решение, а

уж Наташа поняла,  как правильно его применить к неразрешимому  объекту. Как

только на экране вновь замелькали цифры и тексты, моя супруга, с присущим ей

тактом, снова попыталась меня спровадить.

     -- Нет, дорогая!  Я уже не болен, не  переутомился  и отстрадал  свое в

витаминном голодании. Мне можно сказать  самую  страшную правду, я  выдержу.

Что у тебя там?

     -- Сережка-а-а,  -- заканючила она, -- у меня могут быть свои маленькие

женские секреты?!

     -- Если  совсем  маленькие,  то могут. Но если  такие  крупные,  что их

приходится прятать за головоломными замками...

     --  Господи, да  это  всего  лишь аукционная система торгов в Городе  и

окрестностях!

     -- О, так мы что-то продаем или покупаем?!

     -- Продаем, -- многозначительно, с нажимом, пояснила  Наташа. -- Только

не всем надо знать, что продаем и кому.

     -- Счастье  мое, -- постепенно  начал прозревать я.  Если раньше в моей

голове  лишь  зародились  недостойные подозрения,  то  теперь  они  выросли,

окрепли и  встали в  полный рост. -- Уж  не хочешь ли ты сказать, что сумела

раздобыть в пирамиде ацтеков еще один артефакт?!

     -- Не хочу и не скажу! И тебе никому говорить не советую... Наши  маги,

как только узнают, такой хай поднимут -- хоть из дому без охраны не выходи!

     -- Значит,  ты  нашла...  вторую  половину?  -- ахнул  я. Наташа  долго

смотрела  мне  в  глаза,  ничего не  говоря,  но так  многозначительно,  что

задавать вопросы больше не хотелось.

     -- Да. Но я тебе этого не говорила...

     В принципе  дальнейшие расспросы не  имели смысла. Я почти развернулся,

почти  пожал плечами,  почти  собрался на  кухню  выпить  кофе,  как  что-то

щелкнуло  у  меня  в  мозгу.  Хронологическая  цепь  воспоминаний  мгновенно

нарисовала любезную супругу с рукой, застрявшей под изваянием  Уицилопочтли,

ее освобождение, попытка что-то  сунуть себе  в рот и невразумительный отказ

говорить по  неизвестной, но очень важной причине. Первая половина печати на

одной  половинке (прошу  простить  за каламбур!)  кожи  с  задницы  жреца, а

вторая, соответственно, на...

     -- Так эта гадость была у тебя во рту?!

     --  А  куда  я, по-твоему,  должна  была ее сунуть?.. -- тихо  выдавила

Наташа, уставясь в  пол. У  меня  словно  пропал дар речи. Я махал кулаками,

крутил пальцем  у виска, фыркал и плевался, топал ногами, потел, икал, но не

мог  от возмущения  сказать ни  слова! Моя домашняя авантюристка  сидела как

мышка,  уставясь   носом  в  тапки  и  сложив  ручки  на  коленях,  намертво

придавленная  гнетом  моего праведно кипящего  гнева. Я думал, что лопну  от

невозможности высказаться... В конце концов просто  упал  в угол, держась за

сердце и шумно хватая ртом воздух. Наташа пулей умчалась  на кухню за водой,

потом отпоила меня валерьянкой, потом почти волоком отбуксировала в спальню,

а  потом... Вплоть  до самого вечера я  не  сомневался,  что  являюсь  самым

любимым, самым лучшим и самым  замечательным  мужчиной на земле! Те способы,

которыми  моя  жена  меня  в  этом  убеждала,  вы  не  найдете  ни  в  одной

"Камасутре",   но   тем  не  менее  они   известны  любой  любящей  женщине.

Подчеркиваю,  именно любящей! А  уж когда  ваша любящая жена еще и ведьма...

Задернем занавес. Я  не хочу,  чтобы  все вокруг было  усыпано пеплом  вечно

недовольных мужей, сгоревших от зависти. Любимая, дай  хотя бы отдышаться...

хотя какого черта!

x x x

     Наташа  ушла из  дома  около  восьми  вечера.  Фрейе  нужно было купить

кое-что из  обуви да заодно и отправить тут же  с нарочным шилохвостом.  Это

такие  сверхскоростные  дракончики,  длиной  не  более метра.  Легко  меняют

расцветку, а движутся в пространстве столь быстро, что почти невоспринимаемы

человеческим глазом. В Городе их охотно используют на манер почтовых голубей

для рассылки небольших бандеролей в измерения. Зверьки  достаточно смышлены,

чтобы  всегда  найти  адресата, и  ловки  до  такой  степени,  что их  самих

практически  не  замечают.  То  есть  посылка  с  сандаликами,  открыткой  и

шоколадкой   плюхнется  на  колени  нашей  дочери  совершенно  из  ниоткуда.

Поверьте, это  гораздо удобнее,  чем нанимать, например, большого китайского

дракона вроде Боцю. Хотя он и дешевле стоит, но сколько народу перепугает...

     -- Опять лью мимо! Опять лью мимо!  Хоть цель близка-а...  --  подражая

Малинину, напевал Фармазон, запершись в туалете. Я стоял у двери,  терпеливо

дожидаясь  своей очереди, а застенчивый Анцифер трудолюбиво разогревал ужин.

Сам я  есть пока не  хотел, но угостить близнецов стоило, в последнее  время

без их обоюдной помощи  я бы просто пропал. Однако на чем пришлось настоять,

и Анцифер со мной  согласился, так  это на отсутствии  спиртного. Приунывший

нечистый сразу обозвал  меня  скопидомом Плюшкиным и  надулся, как беге­мот.

Пришлось  при  нем распахнуть холодильник и показать, что -- нет... Фармазон

воспрянул духом  и  предложил  сбегать,  на что  я, в  свою очередь, ответил

контрпредложением --  наколдовать!  Черт  подумал и сдал позиции. Вообще,  я

отметил некую тенденцию к тому, что именно Фармазон в большей мере опасается

моих  поэтических   заклинаний,  хотя   сам  же  на  них  и  толкает.  Решив

побеседовать  на эту  тему  в  следующий раз, я ограничился на сегодня ролью

гостеприимного  хозяина. После  тарелочки  борща,  на  переходе  к  салату и

котлетам,  оба братца  постепенно разговорились.  Мне,  правда,  показалось,

будто   они  избегают   смотреть  в   глаза  друг   другу,  но...  Возможно,

действительно показалось. Уже после  чая, когда мои  духи  вытянули  ноги  и

блаженно откинулись на табуреточках, прислонясь к стене и кухонному шкафу, я

позволил себе первый вопрос:

     --  Анцифер, скажите,  пожалуйста, как получилось, что  шаровая  молния

демонессы ударила по ней же, уничтожив свою хозяйку на месте? Ведь вы как-то

приложили к этому руку...

     -- Увы...  --  задумчиво ответствовал  белый  ангел.  --  К  сожалению,

Сереженька,  по совести  говоря,  очень трудно непредвзято  классифицировать

свой поступок.  С одной стороны,  я обязан  оберегать вас  от  неприятностей

любым возможным способом. С  другой стороны, пособничество  в убийстве ничем

не  оправдывается, к  тому же для физического уничтожения лиц, пособничающих

силам Зла, существуют специальные отряды ангелов возмездия.

     --  Такие  голубоглазые тяжелоатлеты с огненными  мечами...  --  лениво

дополнил Фарма­зон. -- Нашему  брату с ними лучше не связываться --  дают по

башке, не задавая вопросов, и по одному не ходят.

     -- Но почему умерла демонесса? -- напомнил я.

     --  В  том  молитвеннике,  которым  прикрывался   священник,  был  один

маленький секрет. Думаю, монах и сам о нем не знал...

     -- Что именно?

     -- Закладка. Крепко пришитая к  переплету  узкая плетеная веревочка.  В

нее  вплетены  нити  из  той  самой  веревки,   которой   Иоанн   Креститель

перепоясывал  свои  чресла. А  любая,  даже  самая незаметная вещь,  некогда

принадлежавшая  святому, несет в себе толику  его  духовной  силы! Результат

налицо...

     -- Понятно-о...

     -- Вот  так,  братан,  нас и  ловят, как  лохов  на  покупке нейлоновых

кофточек. И это, заметь, служитель Добра! Хотя ладно, мы тоже не ангелы...

     Я вопросительно глянул на  Анцифера,  он  опустил ресницы и  промолчал.

Нет,  творилось действительно  что-то странное!  Да чтобы  наш  Циля спустил

нечистому две шпильки подряд?!  Либо он всерьез проникся идеями всепрощения,

либо... чувствует себя в чем-то виноватым, но перед кем? Не перед Фармазоном

же...

     -- Ребята, а вы знаете, мне с утра звонил сам Кошкострахус, -- начал я,

решив немного разрядить обстановку. -- Благодарил за  оказанную материальную

помощь   и  даже  присвоил  очередное   воинское   звание.   Я   теперь   --

"супер-шпионус" с правом ношения серебряного эполета на левом  плече рубашки

под пиджаком. Представляете?

     -- Почему под пиджаком? -- механически откликнулся нечистый дух.

     --  Так  чтоб никто  не  догадался!  --  радостно  рассмеялся  я.  Черт

поддержал  меня кислой улыбкой, а побледневший  Анцифер окончательно повесил

нос. -- Но самое главное,  что ведь я им никакого  золота не доставлял! Нет,

ну вы представляете?!

     -- Угу... -- хором вздохнули оба.  Я понял, что теряю нить разговора, в

привычно  скандальные отношения близняшек вкралась необъяснимая нота щемящей

грусти.  Случайные  недомолвки  или сознательное умалчивание  с обеих сторон

приводили к тому,  что  две  половинки  моей  души  казались уже  совершенно

чужеродными.  Это  было  так  неправильно  и  так  несправедливо! Анцифер  и

Фармазон, два  брата,  две составляющие, две не  существующие друг без друга

автономные  субстанции,  сидели  беззащитно-трогательные,  словно  маленькие

дети, обиженные и  виноватые  одновременно. У меня  в голове  сразу  всплыли

строки одного давнего стихотворения. Пусть это не совсем в тему, но...

 

     Минотавр топчет звезды...

     Геи молоко разлито.

     Ночь темна. Наверно, поздно

     Ощущать себя разбитым,

     Если и хрусталь небесный

     Уступает грубой силе.

     Мне сегодня стало тесно

     В этом доме. Или -- или?

     Или мы совсем не звезды

     И умрем не так красиво...

     Может, тихо, может, грозно,

     Может, даже агрессивно.

     Или -- звезды?! Это значит,

     С неба падая упрямо,

     Мы летим туда, где плачут

     Дети, брошенные мамой.

     Загадайте пожеланье-

     Мы замедлим ритм паденья,

     До последнего свиданья

     Будет целое мгновенье.

     Все исполнится, поверьте...

     Только нам, судьбой забытым, --

     Тихий хруст зеркальной смерти

     Под раздвоенным копытом.

 

1 2 3 4 5