- Держите обоих на мушке. Попробуют бежать - поступайте по законам военного времени. - А... я ж... я же - свой! - взвыл было Митька, но под неподкупным взглядом Бабы Яги стушевался и притих. - Я же... свой я... милицейский... как лучше хотел... - Молчи уж теперь, отступник! Подвел-таки все отделение под монастырь... Я еще раз поправил фуражку и с самым сокрушенным видом шагнул на крыльцо. Псалмы и молитвы мгновенно прекратились, лица присутствующих обернулись ко мне. Кто со страхом, кто с надеждой, а кто и покаянно ожидал последнего решения. - Граждане, - прокашлялся я, - а кто тут, собственно, главный? - Епископ Никон в отъезде, стало быть, я за него буду, - густым басом прогудел отец Кондрат. - Помню, помню, встречались. Это что же вы, батюшка, уже второй раз в отделение залетаете? - Грешен... - Вот именно, - приободрился я. - Взрослый человек, жену имеете непьющую, дочь-красавица вымахала, а вы? Уличные драки устраиваете, свободных художников без суда и следствия бьете... Нарушаете, гражданин! - Ох... грехи наши тяжкие, - честно повесил голову отец Кондрат и повернулся к остальным: - Братия! Зело виновен перед всеми. Это ж из-за меня, недостойного, вас всех в отделение замели. Простите, Христа ради, окаянного... Мой грех, мне и ответ держать. - Пусть Господь тебя простит, как мы прощаем, - дружно откликнулись дьячки, монахи, попы и служки. У меня едва слезы не навернулись от такой трогательной картины, но следовало довести дело до конца. - И вам, граждане, должно быть стыдно! Почему вы не удержали вашего товарища от опрометчивого поступка? - Истинно! - крикнул кто-то. - Вяжи и нас, участковый! - Почему никто не приложил никаких усилий по борьбе с самими зачатками правонарушения у отца Кондрата? Почему никто не подошел, не поговорил с ним по-братски, по-церковному? - Правильно, правильно, - поддержали другие голоса. - Погрязли мы в делах суетных и забыли о ближнем. Велика вина наша, и нет нам прощения. Все на каторгу пойдем, веди, участковый! - Ну... каторга - это, пожалуй, слишком, - постарался успокоить я разгоряченные самобичеванием головы. - Один судья над нами, имя ему - Господь Бог. А я лишь осуществляю некоторые функции профилактики. Так что, граждане, даете мне честное поповское, что с отцом Кондратом больше такого не повторится? - Век будем Бога молить за твою милицию! - просветлел народ. Я тоже вздохнул посвободнее, хорошо, когда вот так удается выкрутиться. Сицилианская защита... - А что, святые отцы, вы откуда, собственно, шли таким составом? - Да церковь новую строят на Воловьих горках, камень краеугольный освящали. - О! Напомнили. Раз уж вы все здесь, не откажите в маленькой услуге, освятите отделение. Давно собирался, да все как-то в суете, в беготне... Как закончите - все свободны, претензий к вам больше не имею, дело на отца Кондрата заводить не буду. По рукам? В общем, расстались мы друзьями. Обряд освящения проводил сам отец Кондрат, степенный и торжественный. Он нараспев читал молитвы, помахивая дымящимся кадилом и разбрызгивая святую воду специальной метелочкой. Сводный хор дьяконов столичных церквей старался вовсю, наш забор буквально облепили любопытные соседи, набежавшие послушать духовное пение. В целом все было очень красиво и впечатляюще, меня даже благословили напоследок. Я поблагодарил всех от лица лукошкинской милиции и лично попрощался с каждым за руку. По-моему, все ушли довольные и никаких обид на необоснованный арест никто не затаил. На самом-то деле нам крупно повезло, что в эту облаву не залетел дьяк Филимон думского приказа. Уж он бы не преминул устроить такой скандальчик... Мы бы долго потом отмывали "честь мундира". С такими мыслями я вернулся в дом и бухнулся на скамью перед нашими пинкертонами. - Ну, все... сейчас я буду зверствовать. - Это не я! - в один голос заявили оба. Посмотрели друг на друга и тут же добавили: - Это он! - Значит, так... Митьку - в поруб. Пусть заменит стрельцов, они наверняка совсем замерзли. А с вами, гражданин Шмулинсон, мы поговорим отдельно... - А шо не так, гражданин начальник?! - мгновенно затараторил Шмулинсон, не давая мне рта раскрыть. - Ежели ваш шибко умный друг не глядя сплошь понаоскорблял духовенство, при чем здесь я? Но на всякий случай я таки жутко извиняюсь! Ви мне не верите? Тогда спросите ваших священников, я хоть кого-нибудь тронул? Я хоть одного застрелил для острастки? Ну, может, погрозил пищалью, но, во-первых, не со зла, а во-вторых, я целился в воздух! За шо ж ви на меня так пристально смотрите?! Я демонстративно молчал, чуть склонив голову, и разглядывал ростовщика-гробовщика-портного самым рассеянным взглядом. - Ви получали мою тайную записку? О, я вижу, ви получали. Ну, и ваше мнение? Шо, ви таки не находите, шо сказать? То есть абсолютно? Мне даже странно... Я не жалею времени и грошей, моя жена буквально считает себя вдовой - так редко она меня видит, дети уже не спрашивают "где наш папа?", они глотают слезы и взрослеют на глазах. Я набит сведениями, как рыба-фиш зеленым горошком, а ви ничего не хотите у меня спросить?! Это же антисемитизм! - Никитушка, - глухо раздался за моей спиной бабкин голос, - а не вышел бы ты на пару минут во двор? Не худо бы поруб посмотреть, подследственных проведать... Стрельцам вон по кулебяке снеси. Для них большая честь будет, если сам воевода-батюшка собственноручно попотчует. Выйди, а? Я взял фуражку, еще раз молча оглядел Шмулинсона и, сочувственно похлопав его по плечу, покинул горницу. Дверь я прижал стоящим в сенях поленом. Почти в ту же минуту в нее яростно забарабанили, и визгливый голос прямолинейно сообщил: - Не имеете права! Выпустите меня, гражданин участковый! Я не останусь наедине с этой сумасшедшей старухой... Она меня съест. - Приятного аппетита, бабушка! - громко ответил я. Вопли несчастного были слышны даже во дворе, но очень недолгое время. Стрельцы, несущие охрану у ворот отделения, доложили, что новостей от Еремеева пока не поступало. Я прошел к порубу, торжественно вручил сидящим на бревнышке бородачам по выданной кулебяке и от лица всего отделения поблагодарил за верную службу. Парни аж покраснели от удовольствия... В порубе было прохладно. Митька, скрючившись, сидел на табуреточке в углу, а у противоположной стены в полулежачем состоянии находились две связанные фигуры. - Здравия желаю, батюшка сыскной воевода! - Здорово, виделись... Как тут дела? - Спокойненько, муха не пролетывала. Мимо меня... - Это хорошо, мух особенно бей. Как заключенные? - Ведут себя тихо. Что-то лопочут по-своему, не разбери-поймешь, а более ничем характера не проявляют. - Попытка к бегству? - Да куда ж им, сердешным? Стрельцы-то от всей души постарались - на каждом столько узлов, сколько на жабе бородавок. - Угрозы, подкуп, шантаж? - Глазами страшно зыркают, - подумав, решил Митяй. - Денег не предлагали... а у них есть? - Не знаю, спроси... - Зачем? - подозрительно отодвинулся он. - Мы в милиции на жалованье состоим, нам лишнего не надо... Уж мы и в лапотках походим, а честь свою мундирную от взяток охраним! - Правильно. А теперь послушай меня. Дежурство сдашь через полчаса, заглянешь к Яге, она с тобой по-свойски потолковать хотела. И запомни раз и навсегда - никогда не слушайся добрых советов Шмулинсона! Поверь, Митя, ты нам слишком дорог... - Как это? - застенчиво переспросил двухметровый герой. - В смысле, обходишься очень дорого. Я из-за твоих выкрутасов скоро совсем седой стану, да и бабка не железная. Пожалей нас, а? Митька горько вздохнул и побожился, что впредь... Проведя таким образом серьезную профилактическую беседу с личным составом, я преспокойненько вернулся в дом. Абрама Моисеевича в горнице не было. На мой многозначительный взгляд Баба Яга недовольно заворчала у печи: - Да не съела я его, не съела. Что ж вы меня, совсем за ведьму держите? Трудится он... У мужиков все беды от безделья. Как только заняться нечем, так дурь из башки и прет! Заняла я его общественно полезным трудом на благо отделения... - Каким? - По специальности, - пояснила бабка и, открыв мне дверь в свою комнатку, продемонстрировала такую картину... исправительная колония в миниатюре! На небольшом угловом столе лежали плисовые Митькины штаны, а бледный Шмулинсон, держа иглу двумя руками, старательно латал в них дырки. Рост несчастного "тайного агента" был уменьшен до размеров некрупной мышки. За ходом работ пристально наблюдал здоровенный бабкин кот, плотоядно щуривший зеленые глаза. - Супруге его я весточку отправлю, дескать, муж на заработках в отделении батрачит. И даже уплачу по совести, как за художественную штопку, - невозмутимо развернулась Яга. Я вышел следом, дверь шмулинсоновской темницы захлопнулась. Яга взялась ставить самовар, вроде бы все были при деле, можно без суеты выпить чашечку. - Ты уж не серчай, Никитушка, что я тут посвоевольничала. Достал он меня, злодей, аж до печенок. - Все в порядке. Надеюсь, обойдемся без международного скандала... - Да и пусть поскандалят немного, брань на вороту не виснет, а от нас не убудет. Давай-ка вот ватрушечку... - Спасибо. Ум-м... вкусно... - Беда-а-а-а!!! - В горницу с безумными глазами вломились те скучающие герои, которых я угощал кулебякой. (Как я от неожиданности ватрушкой не подавился - ума не приложу!) - Вставай, сыскной воевода, в порубе беда! Да-а, зрелище было не из приятных... Когда я подбежал к порубу, оттуда пулей вылетел бледный как смерть Митька. Глаза - круглые, зубы стучат, волосы на голове - дыбом, а руки - по локоть в крови. Объяснить он толком ничего не мог, у бедняги губы прыгали. Я бросился по ступенькам вниз. Оба пленных находились в пред-обморочном состоянии, на полу у их ног валялся расплющенный в лепешку труп. Явно мужчина, больше ничего сказать не возможно, меня самого от одного взгляда едва не стошнило. Ноги подогнулись, и я неуклюже сполз по стене на последнюю ступеньку. Господи... Следом, крестясь, спустились двое стрельцов. Мне удалось более-менее ровным голосом приказать им убрать тело. Кое-как, держась за стену, я выполз наверх. Баба Яга чем-то отпаивала Митьку. У забора меня все-таки вытошнило... Яга силой усадила меня за стол и налила две рюмки с травными настойками, одну горькую, другую сладкую. Я послушно выпил обе. Вроде бы полегчало. - Как он? - Митяй-то? В сенях на лавке сидит, дрожит мелкой дрожью и говорить не может. Напуган он, Никитушка, сильно напуган... - Что же там произошло? Откуда взялся труп? Там же все забрызгано кровью, впечатление такое, словно человека кузнечным прессом размазало... - Уж и не знаю, что сказать... - развела руками бабка. - Давай-ка ты, соколик, мне помогать будешь. Надо парня нашего в чувство приводить, иначе ничего мы по этому делу не узнаем. Я молча кивнул. Лично у меня не было даже самой малюсенькой зацепки насчет всего происходящего. Сначала Яга велела привести "пациента" и дала ему в руки кусок коричневого пчелиного воска. Потом я принес полное ведро холодной воды из колодца и поставил в печь большую сковороду на длинной ручке. Митьку посадили перед ведром, а Баба Яга, взяв из его безвольных пальцев уже размягченный воск, бросила его на сковородку. Огонь и вода, холод и пар... Все по слову моему обернитеся - Как из сердца - страх, Как из кожи - жар От живой души отступитеся... Злой переполох вылью без следа, Из сырой земли просыпаю соль, Ярый воск горяч, холодна вода, Разгоните мрак, отпустите боль... Наверно, были еще и другие куплеты, из-за треска расплавившегося воска я больше не расслышал. Митяй окончательно впал в транс, зачарованный бабкиными напевами. - Лей! - крикнула Яга, и я махом булькнул содержимое сковороды в ведро с водой. Вверх взлетело дурманное облачко пара. - Ну-ка, Митенька, посмотри да скажи нам, это ли тебя напугало? - Да... - прокашлявшись, заговорил он. Древнерусская шоковая терапия одержала зримую победу - к нашему сотруднику вернулись ум и сознание. - Она это... насекомая окаянная... Яга демонстративно ткнула крючковатым пальцем в ведро. Я осторожно заглянул - расплавленный воск застыл в ледяной воде причудливой лепешкой, по очертаниям своим более всего напоминавшей... муху! - Теперь нам все ясно, - авторитетно-экспертным тоном заявила бабка. - Кое-кто хотел у нас и этих пленников на тот свет отправить. Для того и мухой обернулся, чтоб мимо стражи стрелецкой проскочить. Да кто ж знал, что в порубе дурачок наш сидеть будет? Он небось муху-то углядел да со скуки и прихлопнул! - Не со скуки, а по приказу начальственному, - хмуро буркнул Митька. - Никита Ивыныч сами сказать изволили: "Чтоб ни одна муха не пролетела!" Я и исполнял со всем служебным рвением... - Ага, ладошки-то у него как лопаты совковые. Один раз хлопнул - все, лекарей зазря не тревожь, ищи гроб необычной формы. Вот так, Никитушка, оно все и было. Парень наш как труп увидел да руки свои к глазам поднес, сразу в крик ударился, стрельцов перебаламутил. Осталось узнать, кто ж это был... - Один из охранников немецкого посла, исчезнувший вместе со своим господином, - задумчиво ответил я. - Там мало чего осталось для опознания, сплошное месиво. Только ноги как-то уцелели, а на них немецкие ботинки с пряжками. Фасон характерный, с сапожками сафьяновыми или лаптями никак не спутаешь. Что-то я подзабыл, а какой штат телохранителей был у нашего Шпицрутенберга? Восемь или десять человек? Двое были отравлены, четверо застрелены на месте преступления, один убит в порубе, двое живых под охраной - итого уже девять. Либо у посла остался всего один страж, либо мы не всех знаем. - Сам-то он куда делся? - Пропал. Вроде бы еще утром уехал во дворец, но там не появлялся, в слободу назад не поворачивал, но, может быть, ребята Еремеева уже что-нибудь выяснили. Мне кажется, за его исчезновением скрывается что-то важное... - Думаешь, не пастор воду мутит? - прозорливо сощурилась Яга. - Не знаю. Но готов предположить некоторую синхронность их действий. Или они работают в паре, умело прикрывая друг друга, или существует кто-то третий, успешно манипулирующий ими обоими. Вот этого третьего мы и не знаем... - Батюшка сыскной воевода, - подал голос молчавший доселе Митька, - а вот за то, что я этого немца... муху эту... ну, прихлопнул... мне за это ничего не будет? - Ничего, - решил я, - спишем как необходимую самооборону. Если бы он успел превратиться в человека, то для исполнения преступного замысла все равно должен был бы избавиться от тебя, как от свидетеля. На том и будем стоять в суде... - Дык... я ж не об этом... а вот награда какая ни есть за это дело положена? - Митя, не наглей! - построжел я. - У тебя уже одна медаль есть, достаточно. - Так ведь я ж... подвиг, можно сказать, совершил! Мало ли, такого злодея обезвредил... пленных спас, целых двух, да еще граждан сопредельного государства. - Митенька, - с угрожающей лаской в голосе поднялась Баба Яга, - сходи, касатик, ко мне в комнатку, погляди не торопясь, чем там разные спорщики занимаются. Подумай на досуге. Как надумаешь, приходи... Он пожал аршинными плечами, свысока посмотрел на Бабу Ягу, и, чуть рисуясь, отправился по указанному маршруту. Появившийся через пару минут Митька был уже совершенно другим человеком. Тихий, скромный, исполнительный, подчеркнуто вежливый и полный совершенно бескорыстного желания услужить всем сотрудникам отделения. Как все-таки умеет моя хозяйка находить нужные струнки в суровых мужских характерах... Она - врожденный педагог для исправительных колоний! Мои теплые размышления прервал яростный стук в ворота. Стрельцы впустили на территорию отделения целый отряд конной гвардии царя Гороха. Начальствующий над ними боярин внимательно оглядел весь двор и грозно потребовал: - А ну, говори, сыскной воевода, где у тебя святые отцы в заключении томятся? Думал, государь не узнает? АН нет тебе! Ему уже доложили, как жиды с пищалями да пушками всех священников православных к тебе в милицию на допрос прикладами позагоняли. Ну, кайся, сыскной воевода... Спрашиваю в последний раз, где мученики?! Моих сил хватило только на кривую улыбку... К вечеру я немного отошел. Баба Яга спровадила бородатого поборника "униженного жидами" христианства. Митька, побегав по городу, нашел Фому Еремеева и выяснил, что никаких следов немецкого посла по-прежнему не обнаружено, но поиски продолжаются. Пленные телохранители хоть и дрожали от пережитых волнений, но давать какие-либо показания отказывались категорически, ссылаясь на полное незнание языка. Пришлось скрепя сердце отконвоировать обоих в пыточную башню царского двора. Там и переводчиков больше, и сведения добудут без лишней суеты. Может, это кому и покажется нецивилизованным, но события давно вышли за рамки общечеловеческих ценностей. Началась война... самая настоящая, с жертвами, планами боевых действий, линиями обороны, окопными перестрелками, неожиданными атаками, диверсионной деятельностью и кровью. В обычном мире борьба с преступностью не переходит границ взаимоприемлемого компромисса. Милиция докладывает о планомерном "ужесточении методов", а преступники исправно легализуют свой бизнес и аккуратно платят налоги на содержание той же милиции. Все принимает взаимопроникающие формы, создавая определенную гармонию отношений. Здесь этому еще не научились, не тот уровень социального развития. Криминал пошел на уничтожение правопорядка! Что же нам остается? Только принимать адекватные меры - на войне как на войне. Поэтому, "бросая" двух явных преступников в "кровавые лапы" царских палачей, особых угрызений совести я не испытывал. Как только небо стало мягко темнеть, мы с бабкой уселись за дежурное чаепитие. Хотя, скорее всего, это напоминало служебный отчет в неслужебной обстановке, корректировку планов действий и разработку будущих операций. - Что делать думаешь, участковый? - Ума не приложу. Вы же видите - стоит мне что-нибудь запланировать, как все тут же идет на перекосяк. То пастор не вовремя заболел, то посол решил похититься... Церковь их, строящуюся, я осмотрел - голые стены, ничего особенно подозрительного. - Стены голые? - недоверчиво сощурилась Яга. - Вот уж странно так странно... Да ведь в храмах католических и мозаики, и витражи из стекол разноцветных, и полы разными плитами выложены, и колонны, и карнизы, и скульптуры всякие... Что, совсем ничего нет? - Абсолютно, - кивнул я. Честно говоря, никогда не имел особенного представления о том, как должны строиться культовые сооружения. Если вдуматься, то старушка совершенно права - в помещение без окон витражные стекла не вставишь, каменный пол повторно декоративными плитками не выстилают (или выстилают?), если строители этого не сделали сразу, то, значит, так и планировалось. - Выходит, мы нашли место проведения черной мессы? - Нашли. В нужный день они все стены черными полотнищами позанавесят, на пол черную кожу бросят, алтарь черным бархатом покроют - вот место и готово. Надо бы там охрану выставить... - Рискованно... - призадумался я. - Двух-трех стрельцов могут попросту убить, а мы и так несем потери. - Так оставь больше. - Тогда они просто "залягут на дно" и, подобрав другое место, тайно проведут мессу там, а мы будем охранять пустое помещение. Я не хотел бы их спугнуть... - Ладно, - решилась Яга, - охрану я свою посажу. У моего Василия в немецкой слободе две крали есть, попрошу, чтоб по-свойски договорился. Из бюджета отделения оплатишь сметаной. - Не понял? - Ваське, я говорю! Коту моему... - доходчиво объяснила бабка. - А-а-а... - допетрил я. - Он, в смысле кот, договорится с... кошками? И они ему сообщат, когда начнется месса? А он подаст докладную мне, в общем, за ведро сметаны? - И крынки будет предостаточно. Нечего его баловать... Перебивая наш разговор, из сеней раздался приглушенный спор, кто-то рвался меня видеть, а Митька не пускал. Мы невольно прислушались... - Пошел прочь, носатый! Сказано тебе, не пойдет участковый на ночь глядя. (Вместо ответа какая-то хриплая ругань, хлопанье крыльев и крики, напоминающие карканье.) Уйди! Уйди, по-хорошему прошу, а не то как дам, вон, помелом поперек клюва! Утром прилетай со своим сообщением... - Митька! Ты с кем это там воюешь? Пропусти человека. - Да ежели б человека, рази б я не пустил? - жалобно прогудел Митькин бас, дверь распахнулась, и в горницу, поклонившись, вошел большой черный ворон! Здоровенная птица с блестящими перьями, умными круглыми глазами и опасным клювом сантиметров в десять. Ворон величаво прошагал ко мне, склонил голову в коротком поклоне и на чистом русском доложил: - Кощей Бессмертный хочет тебя видеть. - Да неужели? Я бы тоже охотно на него полюбовался, желательно в тюремной камере... - Не шути, гражданин начальник. Дело серьезное, иначе не послал бы. - Что за дело? - перемигнулись мы с бабкой. - До конца сам не ведаю. А только просил передать хозяин мой, что в Лукошкине сила иноземная поселилась и она ему все карты путает. Он тебе поможет, ты - ему. А уж как все кончится, так вы тогда между собой до конца биться будете. - То есть нам предлагается временное перемирие и заключение союзнических обязательств с целью вытеснения западных интервентов? - Да, - подтвердил ворон, - собирайся, я провожу. - Поздно уже... - Я мельком глянул в окно. - Кощей ждать не привык. - Перебьется, - сурово заявила Яга. - Раз уж он сам в союзники к милиции набивается, то должон и наше мнение уважать. На ночь глядя никуда не полетим. Вот утро наступит, там и посмотрим... Ворон сделал неуловимое движение, сходное с пожиманием плеч. Я встал из-за стола: - Итак, до завтра. Митя, проводи гражданина... Час спустя явился Еремеев, никаких следов немецкого посла по-прежнему обнаружено не было. Па мой взгляд, это уже становилось подозрительным... Лукошкино, конечно, поменьше Москвы, но все равно достаточно крупный город. Народ здесь неглупый, в общественной жизни принимает самое активное участие, так неужели никто ничего не знает о большой карете, запряженной четверкой лошадей, выехавшей поутру из немецкой слободы в сторону царского дворца и бесследно пропавшей? Да тут еще с первыми петухами начинают бегать рассыльные мальчишки из лавок, меняется стрелецкая стража, а мелкие торговцы-лоточники спешат на базар занимать рублевые места. Просто не может такого быть, чтобы немцы ухитрились совсем уж никому не попасться на глаза. Старшина стрельцов только разводил руками, и обещал усилить ночные патрули. Нашего Митьку Яга заставила выпить две ложки какого-то успокаивающего и отправила спать. Мне она тоже посоветовала не задерживаться: - Ложись-ка и ты почивать, завтра день трудный. К самому Кощею на переговоры полетишь, не хухры-мухры... - Полетим, - уточнил я, - во множественном числе. - Это ты меня, что ль, имеешь в виду? - Естественно, не Шмулинсона же... - Так не надейся даже - я не полечу, - категорически отказалась бабка. - У меня назавтра дел полно, стирка-глажка всякая, опять же за курями присмотреть надо. - Бабуля... вы темните. - Ничего я не темню! Ясно тебе говорю, человеческим языком - нет и нет! Я у нас в отделении по штатной единице кто? Эксперт-криминалист! Чья кровь, откуда нитка, что за трава - это, пожалуйста, спрашивай. А вот чтоб добровольно к Кощею в зубы нос совать - фигушки! - Но... как это... - беспомощно забормотал я, но Ягу уже понесло: - А не нравится - увольняй меня к лешему! Да, именно к нему... Лучше уж я под старость лет с этим прощелыгой под венец пойду, чем на Лысую гору ни свет ни заря к злодею нашему поковыляю. Не дождетесь! - Вы... боитесь?! - Дошло наконец! Боюсь! И не стыдно мне, ну ни капельки! Тебя он, видишь ли, в гости приглашает, на собеседование, еще чаем поить удумает. А меня? На мою персону охранных грамот не выписывали. Или ты позабыл, участковый, какой я ему в прошлый раз "порядок" в бумагах навела? Кощей - мужик злопамятный... И не скажет, а действием припомнит. Нет уж, я и так на одну ногу хромая. - Ай-ай-ай... пожилая женщина, а туда же... Впадаете в панику, как выпускница Гнесинки при виде пьяного лифтера. Ну кто там на вас косо посмотрит? Вы же не частное лицо, а представитель милицейского отделения, - укоризненно начал я. - И потом, вдруг мне на месте посоветоваться надо будет, детали обсудить... это ж без вашего участия - дохлый номер! Вы там уже бывали, все ходы-выходы знаете, да и я один вашей ступой попросту управлять не сумею. - Тоже... боишься? - понимающе хихикнула Яга. - Ну... есть немного, - скромно признал я. - Приглашение приглашением, а ну как меня опять в зайца превратят? - Да что ж делать теперь... Если опять вдвоем полетим, на кого отделение оставим? - Только не Митька! - Вот и я о том же... У стрельцов своей службы хватит, царя до уголовных дел допускать - упаси Господь, выходит, что кроме меня - некому. Вот что, Никитушка, отправляйся-ка ты завтра сам, а в качестве товарища сотрудника нашего младшего возьми. Он хоть умом недалек, да кулаками крепок. В случае чего, глядишь, и отмашетесь... Я почесал в затылке, прикинул так и эдак, в принципе она была абсолютно права. Если я на кого и могу положиться в свое отсутствие, так только на Бабу Ягу. Дорога туда-сюда, как помнится, занимала около суток, ну там еще часа два-три на достижение взаимовыгодных компромиссов. Это даже хорошо, что Кощей честно предупреждает о прежней, беспощадной борьбе после окончания общего дела. На постоянную дружбу с закоренелыми бандитами я бы ни за что не согласился. Митька, кстати, и впрямь может оказаться очень полезным. В заданиях, требующих чисто физической подготовки, он всегда показывал себя наилучшим образом. Будем надеяться, что драка нам вряд ли светит, но иметь такую "боевую башню" в тылу приятно, хотя бы из тщеславия. У Кощея наверняка нет настолько здорового телохранителя... - Не буду спорить. Видимо, так и придется поступить. Берите всю операцию под свой контроль, а мы вдвоем выясним, какие предложения у нашего матерого уголовника. - Ну вот... - ласково улыбнулась бабка, - говорила я тебе - спать иди, завтра рано подниму. Мне тут кое-чего тебе в дорогу подсобирать надо, но до рассвета и я пару часов вздремну. Спокойной ночи, сыскной воевода... Меня разбудил петух... Если вспомнить, во сколько я лег и сколько мне досталось, он бы должен заткнуться из одного человеколюбия. Я с трудом оторвал голову от подушки, со скрипом приоткрыл один глаз и... ахнул! Этот мерзавец стоял на пороге моей комнаты и улыбался! Не г, может быть, клювом улыбнуться очень трудно другим птицам, а этот буквально смеялся мне в лицо. Он горделиво шагнул вперед, чуть покачивая мясистым гребешком, потом потянулся, захлопал крыльями и разразился таким "Ку-ка-ре-ку-у-у"! Меня аж подбросило на кровати. Петух склонил голову, любовно уставился на меня и, явно дожидаясь похвалы за свой бессовестный поступок, нагло спросил: "Ко?" - Ко! - самым сладким голосом ответил я и, скинув одеяло, осторожно потянулся к висящей на стене царской сабле. Благородное оружие солнечным лучом выскользнуло из ножен. - Ко...ко...ку... - протестующе забормотал петух, неуверенно пятясь к выходу. - Убью! - Я отважно бросился вперед, из-под широкого лезвия сабли брызнули щепки, а ненавистная птица исхитрилась увернуться. Полный праведного гнева, я выдернул клинок из половицы и, как был, в одних трусах, кинулся за удирающим мерзавцем. Он с диким криком пустился вниз по лестнице, необыкновенно ловко избегая моих свищущих ударов. Я тоже что-то орал, загоревшись азартом бешеной погони, скользя босыми пятками и едва дыша от совершенно неземного счастья. Сейчас я его поймаю и убью! И в суп! Беспременно в суп! Только так и не иначе... На последней ступеньке подлая домашняя скотина так бесстыже изменила курс на сорок пять градусов, что я не удержал равновесие и рухнул во весь рост. На шум и крики прибежала перепуганная бабка. Мерзопакостный петух совершил длинный прыжок, бестолково размахивая крыльями, но умудрился тем не менее попасть Яге прямо в заботливые руки. Там он уютненько устроился и опять поганенько так улыбнулся... - Ты что это удумал, Никита Иваныч? - строго спросила Яга. Я нехотя спрятал саблю за спину: - А чего он... спать не дает? Может, мы сегодня цыпленка-табака изготовим? Мне понадобятся специи, два больших утюга и... - Не городи чушь, участковый! Нельзя тебе этого петуха есть, вам с ним еще на дело идти. - С ним? - еле выдавил я. - С ним! - твердо объявила бабка. - В царство Кощеево без петуха соваться никак нельзя. Недаром голоса его вся нечисть, как святой воды, боится. Он и товарищем послужит, и время подскажет, и кого надо в нужное место даже жареным клюнет. - Минуточку, - вовремя вспомнил я, - а как же Митька? Мы ведь вчера вроде как договаривались... - Так это Митька и есть. - Что?! - Митька, говорю, это и есть, - обезоруживающе улыбнулась Баба Яга. - В петуха я его оборотила. Всю ночь думала и порешила, что так лучше будет. В людском обличье Митя - парень солидный, а вот мертвецов все одно боится. Испугается не вовремя, и все... хорони обоих, весь терем в траур, а над отделением целый день дьяк Филимон поминальные молитвы будет отплясывать. А вот ежели с того же перепугу по-петушиному закричит - тогда уж всему Кощееву царству тошно станет! Выгодное дело, участковый. Я обессилено плюхнулся на ступеньку. Честно говоря, хотелось плакать. Не жизнь, а черт-те что и сбоку бантик. Лететь на серьезнейшее дело под защитой пестрого паразита с гребешком и шпорами?! Что я, буду на переговорах изображать карикатурное подобие Джона Сильвера с попугаем? Боже мой, кадровый лейтенант милиции с петухом на плече... Провалиться со стыда! Однако на мой жалобный взгляд Баба Яга так сурово сдвинула брови, что спорить стало совершенно бессмысленно. Во всех вопросах, касающихся колдовства, ее авторитет штатного эксперта был непререкаем. - Он хоть говорить сможет? - Ох ты ж... да неужто я ему речь человеческую оставить забыла? - всплеснула руками Яга. Она скороговоркой буркнула пару фраз и наотмашь ударила петуха по лбу. Он на мгновенье окосел, потом поднялся с пола и праведно возопил: - Никита Иваныч, да что ж она, старая, еще и дерется?! Мало того, что безвинного сироту птицей беспородной оборотили да саблей невесть за что не зарубили, так еще и в морду кулаками без дела тычут! За какие грехи-провинности тяжкие? - Дайте ему пшена и водички с валерьянкой за мой счет, - горько вздохнул я. - Делать нечего, пойду одеваться. - Давай, давай, а то уж и самовар на подходе. Опять же посыльный Кощеев с утра на заборе дожидается... Весь завтрак Баба Яга самым обстоятельным образом объясняла мне, как управлять ступой и помелом. Принцип движения этого старомодного летательного аппарата я так и не понял, но основные приемы регулировки скорости, высоты, направления и правильных поворотов вполне усвоил. Очень похоже на управление дельтапланом (сам я на нем не летал, только по телевизору видел). Для поднятия вверх надо было совершать помелом загребающие движения вокруг задней части ступы. Где у нее зад, где перед - без разницы, как сел, так и будет. По достижении средней высоты ("чуть выше леса стоячего") следовало взять помело под мышку и таким образом держать курс. Для снижения применялись те же загребательные взмахи, но уже с передней части. В общем, не слишком сложное устройство. Вот на каком топливе летает, как у нее с тормозами, не откажет ли внезапно на большой высоте... это все вопросы без ответа, я пробовал выяснить, но Яге, похоже, такие материи в голову не приходили. - Ступа как ступа, Фома ты недоверчивый... очень даже исправная. Ну, ни пуха ни пера, участковый! Возвращайтесь побыстрее. Черный ворон взмыл ввысь, указывая дорогу. Я сунул недовольного Митьку на дно ступы, чтоб не мешался под руками, и взялся за помело. Стрельцы перекрестились, сняв шапки. Ладно, не отпевайте раньше времени. Мы плавно поднимались... Полет проходил ровно, без приключений. Ворон молча летел впереди, и мы двигались за ним, как на веревочке. К управлению помелом я приноровился очень быстро, воздушных ям на такой высоте не было, перелетные птицы нас тоже не беспокоили. Митька вылез-таки на край ступы, глянул вниз, присвистнул и, балансируя крыльями, спустился на прежнее место. - Че-то мутит меня, воевода-батюшка. Может, передохнем где на поляночке? Я перья почищу, зернышек поклюю, может, и букашкой какой порадуюсь... - Нет. - Никита Иваныч, да за что ж вы все сердитесь на меня, горемычного? - взвыл петух. - Я, что ли, по доброй воле в этих перьях пыльных ходить подрядился? Нет, чтоб пожалеть бедолагу... - Нечего из себя униженного и оскорбленного строить, - нервно огрызнулся я, - превратили тебя в петуха, значит, так для общего милицейского дела надо! Будь любезен выполнять... - Ну вот он я, выполнил... Сижу тут на дне, клювом в стенку, гребешок этот дурацкий вечно над глазом нависает, только обзор портит... А с саблей острой зачем на меня бросались? - А на фига тебе меня будить понадобилось? Разорался во всю глотку! Не мог, в конце концов, просто подойти, деликатно похлопать по плечу - дескать, вставать пора. (На секунду я сам представил себе такую картинку и аж вздрогнул: ранним утром, когда едва разлепляешь глаза, рядом с тобой стоит горделивый петух, фамильярно хлопает тебя крылом по спине и громогласно заявляет: "Подъем, участковый!" Это ж на всю жизнь заикой останешься...) Извини, я не знал, что это ты. - Да как вы могли меня с нашим дворовым петухом спутать? У него и грудь уже, и шпоры короче, и хромает он, а хвост у него красный, а у меня - вон, зеленый. Гораздо красивее... - Хватит, расхвастался, павлин несчастный! Тебя хоть Яга ввела в курс дела, куда летим и зачем? - Никак нет, воевода-батюшка. Я как утречком-то проснулся, крылышки расправил, шейку к солнышку потянул, так и... едва на спину не хлопнулся. Пресвятая Матерь Божья, что ж это со мной сотворилось?! Оглядел себя - весь в перьях, ровно пташка перелетная, но покрупнее в теле буду. Подбежал к ведерку, глянул в воду - как есть петух! А тут и бабуленька наша входит, чтоб ей в гробу не кашлялось... - Понятно. Нас обоих поставили перед фактом. Тогда слушай внимательно. Мы едем (в смысле, летим) на одну очень важную оперативную встречу. От исхода сегодняшних переговоров зависит судьба завтрашнего дня. Поэтому постарайся вести себя достойно работника милиции, червячков в цветочных горшках не выискивай, без дела клюв не разевай и, главное, не путайся у меня под ногами. Вопросы есть? - Один, маленький, - подумав, сообщил Митька, - кто нас там ждет? - Кощей Бессмертный. - А-а-а-а!!! - Один из крупнейших уголовных авторитетов в ваших краях, - невозмутимо продолжал я, совершенно игнорируя отчаянные попытки петуха изобразить невменяемую истерику. - Он намерен переговорить с нами по поводу объединения усилий в борьбе с засилием иностранной магии на территории, вверенной лукошкинскому отделению. Похоже, эта проблема живо затронула всех. Ты что-то там хотел кукарекнуть или мне показалось? - Ники-ки-ки... - Не понимаю, крякай отчетливее. - Я ж не утка какая... - на мгновение обиделся Митяй, потом вспомнил о своей трагедии и снова затрясся: - Ники-ки-ки-та Иван-н-ныч... не хочу... не могу... не буду... и не уговаривайте! Остановите ступу - я сойду. - Да ради бога. - Я меланхолично шевельнул плечом и переложил помело перпендикулярно заданному курсу. Ступа так резко затормозила, что мне едва удалось поймать слетевшую фуражку. Митька взлетел вверх, вцепился когтистыми лапами в деревянный бортик и, поудобнее угнездившись, глянул на меня глазами, полными упрека: - Батюшка сыскной воевода, вы что ж, опять породу мою с кем-то путаете? Отсель вся земля одной тарелкой расписной кажется. На такой высоте только орлы летают, а я - петух, птица нежная, домашняя, если упаду, так и перышка целого не останется. Уж сделайте такую христианскую милость - опуститесь на поляночку... - Нет проблем, Митя, - честно ответил я, - раз ты решил предать меня, Ягу, все наше милицейское дело - беги. Я даже не буду настаивать на том, что ты давал присягу и в данном случае тебя бы должны "покарать суровые руки твоих же товарищей". Просто мы улетели от города километров на сто семьдесят, внизу сплошные леса, полные гостеприимных лисичек. Как ты считаешь, у одинокого петуха много шансов добраться до дома? После минутного раздумья петух принялся активно биться лбом об борт ступы. - Предположим лучшее - тебе повезло. Ты не разбился в лепешку, а удачно влетел носом в муравейник. Лиса, волк, куница, барсук, хорек или кто-то еще выпустили-таки из грязных лап героического домашнего кукарекальника. В лукошкинские ворота гордо вбежал полуощипанный петух и принялся, плача, целовать родную землю. Что дальше? Дальше что, Митя? С гребешком и в перьях кому ты, на фиг, нужен? Только в суп... Расколдовать тебя может лишь Яга, но станет ли она это делать? Чем бы ни завершилась моя дипломатическая миссия у Кощея, мне почему-то кажется, что наша бабушка вряд ли будет особо церемонна с предателями... - Да не предаю я вас, не предаю! - взвыл пристыженный Митька. - А только жить очень хочется. - Всем хочется. И мне, и Яге, и Кощею, и Шмулинсону - всем... И немцы эти, и нечисть их заезжая - тоже жить хотят. Работа у нас такая, в милиции не все делаешь как хочешь, больше - как должен. Так что прекрати мне тут изображать трогательную барышню-курсистку и берись за дело. Посмотри, похоже, ворон заметил нашу остановку и спешит узнать, в чем дело. Ну, ты как - со мной или пешкодралом до Лукошкина? Митька снова спрыгнул вниз и, нахохлившись, молча просидел там всю дорогу. Ближе к обеду мы были на месте. Лысая гора ничем особенным не выделялась. Кроме своей полнейшей лысости, естественно. Так, не слишком высокий песчаный холм в дремучем лесу. Стволы вековых сосен стоят так плотно, что пробиться сквозь их сомкнутый строй нет никакой возможности. Попасть на Лысую гору можно только сверху. Я дважды заходил на посадку, пока не приземлился на очень удачном пятачке, прямо на макушке. Выпрыгнул наружу и по щиколотку увяз в белесом песке, а черный ворон, сделав круг, уселся на борт ступы. - Вот мы и прибыли, участковый. Ну да дело не ждет, давай-ка побыстрее к Кощею заявимся, хозяин у нас больно строг и очень точность ценит... - Растудыть его в качель, какой пунктуальный... - хмуро раздалось со дна ступы. Бедный ворон едва не поседел от ужаса: - Это... кто это?! Ты кого ж... да как ты посмел, ищейка милицейская?! В Кощеево царство петуха тащить? Совсем мозгов нет? - Ты мне повыражайся тут! - рявкнул петух, взлетая на борт. Митька вздыбил перья, сдвинул гребешок на правый глаз и, грозно раздувая грудь, спросил: - Ну, кто тут на нас с участковым? Черный проводник только распахнул клюв, глядя квадратными глазами. - Эта благородная домашняя птица - на самом деле младший сотрудник нашего отделения. В приглашении не оговаривался состав нашей делегации. Если Кощея что-либо не устраивает, значит, переговоры не состоятся. Можешь слетать, доложить, минут десять мы подождем... Ворон потерянно кивнул, неуклюже, боком спрыгнул наземь и резво засеменил в сторону. Шагах в двадцати от нас он трижды отрывисто каркнул, и в песчаном холме открылась потайная дверь... - Митя, ты чего там бормочешь? - Молитву творю Николаю Угоднику. - А-а... дело хорошее. О чем просишь-то? - О том, чтобы Кощей разобиделся и нас не принял... Да не отвлекайте же меня, Никита Иваныч! - Не буду, не буду, извини... Молитва - это святое, продолжай. Через пару минут из дверного проема, кувыркаясь, вылетел комок черных перьев. Нашего потрепанного сопровождающего я узнал далеко не сразу. Ворон едва не влип в ближайшую сосну и уже оттуда сипло прокричал: - Идите... ждет... в большом раздражении... мама! - Мама в раздражении? - не понял Митька, но ворон только всхлипнул и заскользил по стволу вниз головой. - Ладно, пошли, раз зовут. Не отставай только. - Я поправил фуражку и отважно шагнул в проем, петух следовал за мной нога в ногу. Буквально через первые же десять ступенек из стены высунулось уродливое привидение, с воем протягивающее к нам прозрачные руки. Я хорошо помнил таких еще с прошлого визита, они сильны лишь твоим страхом, если не обращать внимания - сами развеются. Но Митька-то этого не знал! Мгновение спустя он взлетел мне на плечо и в несусветном испуге так заорал "Кукареку!", что стены задрожали. Мощное эхо подхватило петушиный крик, донеся его в усиленном виде до самых стен подземного дворца. Что началось... Малахольные привидения дохли тут же, на наших глазах. Те, кто покрепче да попривычнее, с воем уползали в неведомые норы. Узорная ограда внизу из живых челюстей чугуна скуксилась и пожухла, кое-где покрывшись сетью мелких трещин. Ступеньки под нашими ногами несколько закачались... - Прекрати орать, балбес! - прикрикнул я. - Нашел время и место... Не хватало еще, чтоб нас тут же и засыпало! - Дык... я... м...н... а как же? - сипел Митька, пытаясь выдернуть клюв из моей ладони. - Слушай, парень, Яга меня предупреждала, что петушиного крика вся нечисть боится. Для того тебя из человека бесполезного такой нужной птицей и сделали. Но ради всего святого - не ори ты по каждому поводу! Будет серьезная опасность - всегда пожалуйста... Дери глотку от всей души, я же тебе еще и спасибо скажу. Но, пока не просят, молчи, как... как... как селедка под шубой! - Слушаюсь, батюшка сыскной воевода! Таким образом мы дошли до дворца без малейших проблем. Острые шипы на воротах нацелились было в нашу сторону, но Митька отважно набрал полную грудь воздуха, и... металлические убийцы безропотно отступили, не дожидаясь петушиного крика. Вплоть до самого тронного зала нам поперек дороги становились разномастные уроды, плотоядно обнажавшие страшные зубы, но, видя у моего колена гордого деревенского петуха, тут же меняли угрожающие оскалы на гостеприимные улыбки. Кощей Бессмертный, одетый в подобающее случаю облачение (царственные доспехи из вороненой стали европейского фасона), поглядывал на нас сквозь прорези забрала. Его глаза отсвечивали неестественно синим. Рядом стояло штук шесть длинноволосых чудищ, более всего напоминавших толстых, небритых геологов с отродясь не стриженными ногтями. - Ха-ха-ха! - театрально рассмеялся хозяин дома. - Вот он, враг докучливый, Никитка из уголовного розыска... сам пожаловал! За отвагу твою беспримерную одарю тебя смертью страшной, но милостивой. Эй, вурдалаки мои верные... - Митя, - ровным голосом попросил я, - кукарекни дяде. - Не надо! - Кощей мгновенно поднял руки вверх, потом вспомнил, кто он есть, и сделал вид, что просто потягивается. - Да шучу я, щучу... не видно разве? Че сразу кукарекать-то? До петуха сам додумался али подсказал кто? - Баба Яга посоветовала, она у нас в отделении экспертом-психоаналитиком подрабатывает. - Вот чертовка старая, - сплюнул Кощей, - неймется же бабе! Давно ли в глухом лесу, в избушке на курьих ножках, проживала, царевичами-королевичами да Иванами-дураками питалась. А как готовила, как готовила... Пальчики оближешь! - Вы тут на нашу бабушку не наговаривайте, - неожиданно подал голос мой петух, - она у нас хорошая! - Ох ты ж... Это кто у меня тут разговаривает? А ну, дай погляжу... я-то думал, птица неразумная, а тут человек заколдованный. Хочешь расколдую? - Не хочу, - допетрил Митяй, прячась за мою ногу. - Мы люди подневольные, нам без приказу начальства никак нельзя. - А ты хитер... - начал было Кощей, но я решил вмешаться: - Может быть, все-таки перейдем к делу? У меня не так много свободного времени. - Ладно, участковый... пока на твоей стороне счастье, но смотри - на узкой дорожке нам двоим не разминуться. - Это угроза? - Понимай как знаешь... Ну, пойдем, о делах поговорим в моем кабинете, без лишних свидетелей. Я пожал плечами. Кощей встал с трона и, скрежеща на ходу, как несмазанный трансформер, жестом пригласил нас следовать за собой. - Садись, сыскной воевода, петух пускай за дверью подождет. Когда пахан с начальником разговоры перетирают, петухам да вертухаям рядом не стоять! - Боюсь, вы нас не поняли, - чуть улыбнулся я, - Митя - младший сотрудник нашего отделения, а петухом он является временно, только сообразно криминальной обстановке. В иных случаях он - обычный человек, работник милиции с нормальной, здоровой ориентацией. Так что попрошу все намеки на слово "петух" в тюремном жаргоне впредь не употреблять. Они оскорбительны и абсолютно беспочвенны. - О чем это вы, Никита Иваныч? - простодушно шепнул Митька. - Потом объясню... - Я вас понял, - медленно протянул Кощей, разочарованно приподнимая забрало. - Не знал, что тут может быть столько пыли из-за чести мундира. Не возражаете, если закурю? - Ради бога. Он поморщился, словно я сказал нечто непристойное, достал длинную голландскую трубку, набил черным табаком, зажег от собственного горящего пальца и пустил вверх густые клубы вонючего зеленоватого дыма. - Значит, о деле... А ты не дурак, участковый. - Спасибо, вы тоже не так просты, как хотелось бы. - Почто напраслину возводишь? Злодеи мы и есть, как на роду написано, а только скрывать нам нечего... - Мы болтаем не более получаса, - сощурился я, - а вы за это время уже успели сменить минимум три разговорных манеры. То ведете себя как матерый уголовник с сорокалетним стажем, то как беспощадный, но недалекий отрицательный герой русских сказок, то как интеллигентствующий гангстер в романах Марио Пыозо... Если все это лишь с целью подобрать ко мне ключик, то мы бесполезно тратим время. Я приму вас любого. Мне совершенно наплевать, кого вы изображаете, пока мы поддерживаем условия взаимовыгодного партнерства. Вы ведь за этим меня приглашали? Какое-то время он молчал, сосредоточенно глядя в угол и нервно посасывая янтарный мундштук. - Хорошо, Никита Иванович, давай без околичностей. Дело вот в чем... Я все Лукошкинское государство в своей зоне влияния числю. Злодеев крупнее и сильнее меня - для вас нет. Мелкого жулья везде полно, но и от их трудов копеечных я свою долю во всем иметь буду. Соперники мне ни к чему. Да и тебе, если вдуматься, тоже... Пока я один есть, со мной и бороться проще. Другое дело, что одолеть меня тебе жил не хватит. Но - вот он я, враг всей твоей милиции, и в лицо тебе это говорю. Ты меня знаешь, я - тебя, мы с тобой наравне. Зачем же нам еще эти иноземцы? - Расскажите поподробнее, кто именно? - А ты не знаешь?! - Мне известно лишь, что некие силы, обосновавшиеся в немецкой слободе, в ближайшем времени готовят некое магическое вторжение. Черная месса, пустующий храм, упыри, непонятные мухи... Речь идет о вызывании в наш, русский мир какого-то европейского демона? - Да не какого-то, а великого Вельзевула - Повелителя мух! - в сердцах вскричал Кощей, решетчатое забрало с лязгом рухнуло к подбородку. - Это же по силе и мощи младший брат самого Сатаны! Да он из наших леших да водяных узлы морские вязать станет. Они ему, по правде сказать, тоже не спустят. И начнется... - А что, собственно, в этом такого? - улыбнулся я. - По-моему, простые люди от этой войны только выиграют. Помните, у Высоцкого: "...билась нечисть груди в груди и друг друга извела. Прекратилися навек безобразия, ходит в лес человек безбоязненно. Не страшно ничуть..." - Зелен ты в наших делах, участковый, - глухо прозвучало из-за забрала. - А все потому, что не отсюда ты... чужой, сердцем не прикипел, традиций не уважаешь. Вельзевул сюда не один пожалует, он ведь весь свой бесовской легион приведет. Битва будет страшная, земля родить перестанет, в лесах деревья сохнуть начнут, реки вживую загниют, трава не вырастет, чем тогда люди твои жить станут? Ты тут шутки шутишь, стишки читаешь, а вот подумал бы, что будет, ежели не изведет нечисть друг друга! Ежели вдруг да победит иноземец проклятый? Весь мир русский накроет злая тень чужеродного демона. А изгонять его лишь католики да лютеране горазды, у православных и опыта такого нет. Поразмысли-ка, какие меж людишек брожения начнутся... Он был абсолютно прав. Крыть нечем. Последствия такой войны для Лукошкинского государства сравнимы только с ядерной катастрофой. Я уж не говорю о глобальном нарушении экологического баланса. Как же мне все это не нравится... - Ваши предложения? - Давай мировую, Никита Иванович. Пока общего врага не одолеем - друг другу не вредить ни словом ни делом. Я сам в эту свару лезть не могу, мне за мои грехи в Лукошкино и нос сунуть невозможно. Отец Кондрат так проклянет - неделю отплевываться буду. Твое это ведомство - тебе и бой принимать. Я же со своей стороны обещаюсь ни одного беса исподтишка к границам русским на дух не подпускать. Пусть Вельзевул хоть горло сорвет вызываючи, у меня через кордон и вша на собаке не проскочит. - По рукам. Я готов от лица лукошкинской милиции принять условия мирного партнерства на время ведения общих боевых действий. Что должен сделать я? - Останови мессу, участковый! Не дай немцу вызвать проклятого Повелителя мух. Сумеешь - честь тебе и хвала, а уж коли нет... Так тут мы с тобой навек и попрощаемся. - В храме дежурит наш человек... тьфу! В смысле - наш кот. Стрельцы готовы захватить всех, кто придет на обряд вызывания. Всех подозрительных арестовывают, мы получаем информацию с перебоями, но применять методы инквизиции... - Что ж ты сразу не сказал? - резво встал царь Кощей. - В этом простеньком деле я тебе от души помогу. Вот здесь, в мешочке, порошок особый - безвкусный, безвредный, а кто его хотя бы понюхает, тотчас только правду говорить и будет. Для твоей милиции - вещь первостатейно важная. - Хм... большое спасибо. Думаю, и вправду пригодится. Не возражаете, если я перед применением проконсультируюсь у специалистов? Мало ли чего... - Не доверяешь ты мне, Никита Иваныч... - Есть немного, - согласился я. - Ладно, показывай. Яге, что ли, понесешь? Неси, она бабка умная, сразу добро даст. - Значит, договорились. Если других вопросов нет, я бы предпочел откланяться. Сегодня действительно такой напряженный день... - Эх, - Кощей вновь широко улыбнулся, приподнимая забрало на лоб, - придется отпустить. А ведь как все удачно складывалось - сам пришел, сел, вот так взять бы, да и скушать! Ну, была не была, я слово дал, я и взял. Не могу, не удержусь, сыскной воевода... - Ку! - угрожающе начал Митька, вызывающе делая шаг вперед. - Ка! - Все, все, все... пошутил! А я пошутил, пошутил, люли-люли, тра-та-та, вышла кошка за кота! Уйми ты сотрудника своего окаянного, не ровен час, весь дворец мне развалит! - Так вы бы не провоцировали. С милицией, знаете ли, шутки плохи, - наставительно отметил я. Встал, надел фуражку, козырнул на прощанье и развернулся к выходу. Верный петух бодро маршировал рядом. Царь Кощей скрипел зубами, но задерживать нас не решался. В общем, до нашей ступы мы добрались без малейших проблем. - Домой? - Домой, Митя. Мы плавно взмыли вверх и направились в сторону Лукошкина. В услугах черного ворона необходимости больше не было, я старался как можно лучше запомнить дорогу и теперь уверенно вел ступу по отмеченным ориентирам: одиноким горам, излучинам рек, степным проплешинам, болотам и особенно высоким деревьям. Петух, вольготно развалившись на дне ступы, самодовольно обмахивался крылом и приставал ко мне с расспросами: - Что-то не совсем я его понял, воевода-батюшка. Какая же ему, злодею беспросветному, выгода нашей милиции помогать? - Он сокращает число возможных конкурентов. Видишь ли, все преступники, как правило, делят "сферы влияния". Это облегчает процесс контроля над коммерческими структурами и создает у населения иллюзию устойчивой, стабильной власти. Многие даже обращаются к преступникам за помощью, наивно полагая, что раз они так уверенно ведут жизнь вне закона, то никакие законы над ними не властны, а значит, они - сильнее. Иногда бандиты действительно оказывают определенную услугу, за соответствующую плату разумеется. Но в большинстве случаев все заканчивается весьма плачевно для заказчика, его ставят на "счетчик" и шантажируют до полного разорения. - Хм... это, похоже, как если бы для изгнания мелкого беса призывали более крупного, - рассудительно кивнул Митяй. - Божьим именем надо пользоваться, сиречь законоисполнительными органами, верно? А только раз мы все это знаем, зачем же нам Кощея-то от забот избавлять? - Вся проблема в том, что на это раз беда у нас общая. Я не могу допустить развязывания магической войны местной и приезжей нечисти на территории моего участка. Вот разберемся с этим Повелителем мух, тогда и займемся вплотную самим Кощеем. - А пока, стало быть, мы союзники? - В общем, да... Хотя мне очень не понравилось, как он с нами прощался. Я бы даже не удивился какой-нибудь тихой подлости нам вслед. Митька заворочался, выбрался наверх и взял на себя обзор тыла. - Вроде тихо, Никита Иванович, погони нет. - Это уже приятно... Смотри там в оба. - Слушаюсь, воевода-батюшка! Я установил помело на высокий холм с кривой сосной, чернеющей на горизонте, и погрузился в серьезные размышления. После разговора с Кощеем Бессмертным почти все встало на свои места. Дело выглядело вполне логичным, резные плитки преступной мозаики встали на свои места. Единственное, что оставалось непонятным, так это исчезновение немецкого посла. Итак, если следовать по порядку, то рассказ выходил таким... В связи с гиперактивностью европейской инквизиции (а возможно, и в противовес ей) некие темные силы решили переселиться в более спокойные русские земли. Руководит проектом эмиграции один из верховных демонов ада, гражданин Вельзевул, по прозвищу Повелитель мух. Он управляет маленьким немецким пастором, который убежден, что именно ему выпала честь избавить темный русский парод от засилья чертей, водяных, домовых и леших. Для этой цели он должен выбрать храм, оформить его в соответствующих традициях и провести обряд черной мессы. Вызванный таким образом Вельзевул активно возьмется за уничтожение лукошкинской нечисти. Немецкий священник почувствует себя героем дня и будет наивно ждать исхода битвы, в полной уверенности, что, как только Повелитель мух победит, он легко упрячет его обратно в ад. Ну а благодарные северные варвары вознесут ему бурную хвалу, признают Папой и всем миром резво перебросятся в католичество. Вот только мнение самого Вельзевула почему-то не берется в расчет... Значит, первоначально пастор Швабс тихо скупал у местных купцов черную ткань и кожу. Когда, по вине Шмулинсона, он упустил крупную партию товара, репоголовый немец стал молиться своему демону, и тот украл ткань. Никаких следов взлома мы обнаружить не смогли, их и не было. Почувствовав серьезную угрозу в лице сотрудников нашей милиции, пастор как-то сумел привлечь на свою сторону разношерстную охрану посла, так что те незаметно стали подчиняться именно ему, а не своему прямому начальству. Справедливо видя в пас главных противников своих "высоких промыслов", гражданин Швабс встал на стезю неприкрытой преступности. Не понимая, кто толкает его на противозаконные поступки, он планирует одно покушение за другим. В своей "праведной" слепоте он и не заметил, как стал послушным орудием чужой воли... Что же теперь? Если честно, то я и близко не представлял, как можно силами одного милицейского отделения остановить зарвавшегося демона с целым легионом бесов. Видимо, придется обращаться за консультацией к отцу Кондрату, у него должен быть опыт в таких делах. Загнать Вельзевула в ад я точно не сумею, экзерсизму и прочим тонкостям в школе милиции не обучают. Единственное, что мы реально могли бы сделать, так это не дать состояться черной мессе. Пусть они еще помучаются, выискивая подходящее место. Но вот почему был похищен посол? Это стало у меня уже какой-то навязчивой идеей. В его исчезновении не было логического смысла. Если сам захотел сбежать, то мог бы совершенно беспроблемно отъехать "по срочному вызову", официально, не поднимая по этому поводу ни малейшего шума. Если пастор Швабс намеревался от него избавиться, то мог бы просто приказать убить. Теперь же стрельцы вторые сутки прочесывают город. Кому выгодна такая суматоха? По моему скромному разумению, подобные вещи надо устраивать, привлекая как можно меньше общественного внимания, а здесь все наоборот... - Никита Иваныч, ку-ка-ре-ку-у-у!!! - Что? - не сразу повернулся я. - Дык... погоня! Что и следовало ожидать... Я ведь чувствовал, так легко мы не уйдем. Кощей Бессмертный является порочным негодяем по самой своей натуре и просто не способен честно соблюдать условия партнерского договора. Он обязан был сделать какую-нибудь гадость. За нами бесшумно летели шесть огромных птиц. Размах крыльев впечатлял, они уверенно догоняли ступу, хотя я и пробовал увеличить скорость, как учила Баба Яга. Митька напряженно откашливался, прочищая горло, похоже, он надеялся разогнать врага неотразимым кукареканьем. Погоня приближалась, сначала я думал, что это орлы, но при более близком рассмотрении птицы оказались совами. Правда, очень большими и с неестественно красным сиянием пустых глазниц. - Ку-ка-ре-ку!!! - грозно заорал мой младший сотрудник, вкладывая в крик всю душу. Ничего не произошло. - Может, надо подождать, пока подлетят поближе? - Митя, еще минута, и они тебе с налету гребешок на затылок развернут! Кукарекай, пока не поздно. - Ку-ка... ой! Они не падают! Матерь Пресвятая Богородица, спаси и помилуй меня, грешного... - И храбрый петух мигом скрылся на дне ступы. Я стиснул зубы, приготовившись к худшему. Мысли были холодными, короткими и деловыми. Главное - не дать напасть на себя всем одновременно, навалятся со всех сторон и заклюют. По счастью, совы летели не сомкнутым штурмовым строем... Первую я сшиб размашистым ударом помела, одновременно опуская ступу в глубокий штопор. Слабостью вестибулярного аппарата мне страдать не доводилось, и оглушенная сова мешком рухнула вниз. Я вел неравное сражение по всем писаным и неписаным законам воздушного боя. Нападающие превосходили меня числом и маневренностью, ступа напоминала тяжелый танк, атакуемый вертлявыми мотоциклистами. С плеча сорвали погон, ремешок фуражки пришлось закусить зубами, по зато почти каждый мой удар находил цель и ряды врага уменьшились вдвое. Еще одна сова, не успев избежать нашего очередного финта, намертво завязла когтями и клювом в мореном дереве ступы. Представляете их силу и остроту? А двое оставшихся благодушно прекратили атаки и, развернувшись, плавно ушли за горизонт. Отдышавшись, я направил помело в сторону родного Лукошкина. Пару минут спустя со дна ступы раздалось подозрительное бульканье. На свет божий показалась болтающаяся Митькина голова. Могут ли куры бледнеть? Не знаю, но этот петух был именно бледный, с прозеленью, иначе не скажешь... - По-могите... ик! Плохо мне... - Что, укачало? - А-а-а... - Петух безвольно свесил головку за борт, по-моему, его стошнило. - По-помираю... - Не волнуйся, это пройдет, - уверенно утешил я. - От "морской болезни" еще никто не умирал, а для работника милиции она- просто неприлична. - Пр-стите за... за все... не поминайте лихом... ик! - Ты бы потренировался, что ли... На качелях-каруселях почаще бывать надо, еще разные там стариковские кресла-качалки очень помогают. - Вот и-ик! Смерть моя... пришла... - А знаешь, в моем мире ученые придумали массу лекарств от укачивания. Таблетки разные, говорят, еще крепкий табак помогает, лимон... Только его без сахара сосать надо. - Да что ж... ик! У вас ни капли жалости ко мне нету?! - взвыл наконец раздосадованный Митька. - Я тут страдаю безвинно, с жизнью навек прощаюсь, а вы все о каких-то фруктах... Что за жизнь, все кому не лень сироту обижают... - Не прибедняйся, у кого мама в деревне? - Так ведь только мамонька родная и есть, - жалостливо всхлипнул петух, обхватив голову крыльями и пуская слезу, которая побежала вдоль клюва и повисла на кончике блестящим хрусталиком. - А батюшки родного давно нет на свете белом... спит в земле сырой, кормилец наш... один я у мамки остался, ни сестренки, ни братишки... - Да, не повезло, - задумчиво признал я. - Один у мамы сын, и тот - милиционер... - Вы к чему это, Никита Иванович? - Так... глупая шутка из моего времени. Ну, вроде бы все... Ты оклемался? - Не берет меня смерть, - грустно кивнул Митька. - Видать, грешен я, придется еще на земле помучиться. - Ничего, вон, посмотри... Видишь там, на горизонте белую полосу с позолотой? Это лукошкинские колокольни, скоро будем дома. - Вот и ладушки. А пока не прилетели, позвольте вопросик один полюбопытствовать? Спасибочки... Вот когда вы с Кощеем за переговоры сели, он как-то странно обмолвился, дескать, вертухаям да петухам рядом с вами не стоять... Это что ж он имел в виду? Чем ему, злодею, петухи-то не угодили? - А-м... как бы... Вот этого, Митя, тебе бы лучше не знать, - почему-то смутился я. - Ну, Никита Иваныч, ну пожалуйста! Ну растолкуйте, Христа ради, мне, необразованному, эту премудрость милицейскую. Не ровен час, по службе понадобится. Кто спросит, а я не знаю... Срамота! Уж сделайте такую милость, расскажите... Я глубоко вздохнул, прикрыл глаза и как можно доходчивее, самыми простыми русскими словами, буквально на пальцах, объяснил младшему товарищу, кого на "зоне" называют "петухами", за что, чем они там занимаются. К концу рассказа Митька окосел! Он впал в полный столбняк, гребешок на голове встал дыбом, нижняя половинка клюва отвисла аж до груди, а круглые глаза увеличились до размеров царского пятака. Бедный петух молчал почти полчаса, с ужасом переваривая нанесенные ему оскорбления. Только когда мы уже сворачивали на наш двор, он неожиданно встряхнулся и страстно бросился ко мне: - Воевода-батюшка, поворачиваем назад! - Зачем? - Поворачиваем! Я ему, гаду... Я ему за такие слова прямо в глаз... кукарекну!!! На дворе отделения было подозрительно тихо. Нас встретили два стрельца под руководством Еремеева. По одному виду ясно, что в городе очередная трагедия. И, судя по их убитым мордам, трагедия глобальная... - Не тяни, Фома, говори прямо, кого убили. - Никого... - пряча глаза, пробурчал он. - Час от часу не легче. - Я спрыгнул со ступы, шлепком отправив Митьку погулять с курами. - Что же тут такого страшного случилось? - Да уж... случилось. Ягу твою мы... того... арестовали. - Что?! - У меня, наверное, ноги подогнулись. - Кого вы арестовали? - Да бабку же твою... - огорченно развел руками старший стрелец. - Тут такое было... В обед выбегает она из дому, орет невесть что на всю улицу и ложкой деревянной размахивает, ровно ударить кого хочет... Ну, думаем, все, ополоумела старуха! Глядим, так и есть - бьет ложкой своей по кустам да заборам, на месте крутится, ногами топает и ругается... хоть уши затыкай! А потом как развернется, подпрыгнет да как побежит... И куда бы ты думал? На соседнюю улицу, прямиком в мужскую баню! - Ох... - Я схватился за сердце. - Мы - за ней! - все более воодушевлялся своим рассказом Еремеев. - А из бани уже мужики голые выпрыгивать стали, шум, крик, суматоха! Внутри Баба Яга, вся в мыле на полу ползает, вроде как кого ложкой своей лупит... Ну, пока мы на нее кафтан стрелецкий накинули, пока в охапку сгребли, пока народ успокоили... Так в порубе и сидит... - Боже мой, ни на минуту оставить нельзя, - тихо простонал я. - Уж ты не серчай, сыскной воевода... зла мы ей не хотели, обращались со всевозможной вежливостью. А только сами к порубу не пойдем... Ежели она и в самом деле свихнулась, так и превратит не глядя в зверушку какую... Я молча отодвинул его в сторону и пошел за бабкой. Дверь в поруб была заложена здоровенным поленом. Отшвырнув его в сторону, я шагнул вниз. - Это ты, Никитушка? - глухо раздалось из самого темного угла. - Я, бабушка Яга. Зря вы тут сели, сыро ведь и холодно. Помните, как вы на прошлой неделе на радикулит жаловались? Пойдемте наверх, стрельцов я отослал на всякий случай... - Правильно, от греха подальше, - кивнула Яга, цепляя меня под локоток. - Ниче, ниче, Никитушка, не волнуйся за меня, я тут в порубе уже поостыла маленько... А ведь хотела их, охальников, всех в зайцев превратить, подчистую! Всю сотню еремеевскую! Впредь была бы наука, как мешать работнику милиции во время выполнения ответственного задания. - Давайте-ка пойдем в терем, там за столом и расскажете. Накрывал я сам, Митька было сунулся в сени, но Яга пихнула его лаптем: - Не приставай, потом расколдую. Сходи вон курам своими подвигами похвастайся. Они слушать любят... Разогреть самовар, расставить чашки да положить на скатерть блюдо со сдобой - дело нехитрое... Стрельцы благоразумно не показывались в секторе оконного обзора. Бабка отошла примерно к третьей чашке, начав страстный монолог в стиле гангстерского боевика: - Все тихо было. Проблем дорожно-транспортных - никаких, драк да действий хулиганских - не замечено, с жалобами народ не являлся, ворье всякое стыд и меру знало, отчего ж не работать при такой-то жизни? Тут бы и я, старуха болезная, одна за всем порядком уследила. А вот недосмотрела только... Кота-то своего верного, Васеньку моего благородного, я ведь на подворье немецкое отправила! По приказу твоему с кошками ихними о слежке за мессой этой проклятущей договариваться. Сама в уголочке сижу, над носками тружусь. Вдруг - глядь, из дверей на подоконник ровно крыса какая пестрая бросилась. Да в Окно, да в лопухи, да через весь двор - к воротам... Куры бедные так врассыпную и кинулись! - Шмулинсон, - догадался я. - Он самый, злодей! - хлопнула ватрушкой по столу разгорячившаяся бабка. - Стал, подлец, у забора, нашел щелочку да кулаком мне погрозил. Ну, я встала, схватила что под руку попалось, да и за ним. А ить, он, пакостник мелкий, не дурак будет... все по кустам да репейникам лазил! Ему, по причине малорослости, так сподручнее, а мне-то, в мои годы, куда по колючкам подол трепать? Разозлилась я! - Все ясно, прячась за растениями, он дунул по центральной улице и решил, что в бане уж точно от вас спрячется. - И спрятался бы! Нешто у меня совсем мозгов нет, в мужскую баню лезть?! Чего я там не видала... А только у дверей обернулся же, паскудник, да на всю улицу обхамил меня антисемиткой. Тут уж я и не сдержалась... - Так и не поймали, - посочувствовал я, подливая ей чаю. - Нет, убег, - вздохнула Яга. - Шайкой я в него швырнула, да промазала! Но кипятком крутым обварила его здорово... - Сейчас он, видимо, уже дома. Можно было бы послать стрельцов, но при таком росте этот сионский гробовщик свободно спрячется под мышкой у жены. Ладно, захочет, чтоб превратили обратно, - сам прибежит. - Никитушка, а ты ему штраф за обзывание выпишешь? Рази ж можно так пожилую женщину при честном народе грязью поливать?! - Вообще-то это не очень страшное слово, - улыбнулся я. - Антисемитами называют тех, кто не любит евреев. Вот вы их любите? - Откель же мне знать? - приподняла бровь бабка. - Ко мне в избушку ихние королевичи отродясь не захаживали. Люблю ли? Так ведь это как приготовить, попробовать надо... В свою очередь рассказав о визите к Кощею, я отдал ей порошок для экспертизы и сел за докладную царю. Особенно хвастать было нечем, но, С другой стороны, когда знаешь, с кем именно борешься, - это уже полдела. К Гороху я сегодня идти не намеревался, пусть Яга вернет Митьку в облик человечий, он мой отчет и доставит. Хуже всего была полная неизвестность в сроках и датах. Прощенный Еремеев был допущен бабкой пред мои очи и сообщил, что в поисках посла просвета нет, ровно сквозь землю провалился. Из всего подозрительного мог отметить лишь визит злосчастного иконописца Саввы Новичкова в немецкую слободу. - Зачем ходил, не уточняли? - Как же, сразу на выходе и сгребли молодца... Спросили честью, че, мол, делал? Говорит, будто пастор немецкий в себя пришел да работу ему посулил. - Какую работу? По специальности? - Нет, по ремеслу, - пояснил старшина, - иконописную. Вроде храм какой-то расписать надобно. - Очень хорошо. - Я сделал пометку в блокноте. - Узнайте, где остановился этот господин оформитель, и ведите постоянные наблюдения. Напомните мне, в каком храме служит отец Кондрат, нам надо побеседовать. - В соборе Святого Ивана Воина, - уверенно ответил Еремеев. - Мы с ребятами тоже в ту сторону идем, проводим. В общем, раздав всем соответствующие указания, я выдвинулся в район северных ворот. Храм Ивана Воина мне очень нравился, он был какой-то особенно ухоженный внешне и невероятно уютный внутри. Как вы уже поняли, религиозным человеком я не являюсь. Впрочем, и атеистом тоже. В смысле, истиной веры в душе нет, но, живя здесь и постоянно сталкиваясь с проявлениями нечистой силы, было бы глупо отрицать наличие и светлой. Так что Бог есть, в этом я убежден. Вот как связать такую убежденность с редкими визитами в церковь, внутренним неприятием религиозных ритуалов и всем прочим, что делает из человека настоящего христианина... А... на эту тему надо серьезно говорить со священниками, но отца Кондрата я хотел видеть совсем по другому поводу. Он оказался не занят, несколько подозрительно пригласил меня войти внутрь. Мы уселись в каком-то теплом помещении за алтарем. Дурманно пахло ладаном и воском, я решил не отвлекаться и сразу перешел к главному: - Мне нужна консультация профессионала, вы не подскажете, кто такой Вельзевул? - Повелитель мух? - скривился батюшка, едва сдерживаясь, чтоб не плюнуть от омерзения. - Один из верховных демонов ада, бес очень известный, силы немереной и честолюбив до крайностей. Те, кто вызывает его, редко остаются живы, ибо свиреп он и коварен зело. К почитателям своим в образине мухи огромной является. Только тебе-то все это к чему, сыскной воевода? - Есть серьезные основания предполагать, что некие граждане намерены совершить у нас в Лукошкине обряд его вызывания. Якобы с благими целями - для уничтожения местной нечистой силы. Лично у меня, да и не у меня одного, вызывает опасения сам факт возможности управления таким существом. Это вообще возможно? - Нет, сын мой. Разве уж человек тот совсем святым отшельником будет, да и то - веры его хватит лишь Вельзевула назад в ад вернуть. А чтоб хозяином ему быть... такое никому не по силам. Демона только с цепи спусти, он ужо себя покажет... - Скажите, а вот если такое все же случится, смогут ваши священники, объединившись, какими-то специальными молитвами исправить положение? - Не ведаю, - честно покивал бородой отец Кондрат, - хотелось бы верить, но ведь все в руках Божьих. Ежели придется - всех под священные хоругви подниму, а уж сумеем ли, нет ли... Тут не обессудь, участковый, мы своих сил не знаем. - Но я могу рассчитывать на вашу помощь? - Знамо дело, милиции родной завсегда помочь готовы. Хоть сегодня прикажу по всем церквам охранные службы служить... - Спасибо, почему бы и нет? - Я встал, поблагодарил за содержательную беседу и двинулся к выходу: - Итак, если что-то серьезное, мы тут же ставим вас в известность. - Не сомневайся, сыскной воевода, супротив Вельзевула беззаконного мы все, как один, восстанем! Да только скажи, какой христопродавец здесь его вызывать удумал?! - Сожалею... эти сведения пока остаются секретными в интересах следствия. Отцу Кондрату это не понравилось. Но я не мог поступить иначе, только не хватало, чтоб он оповестил весь город о планах "немецких католиков" и возбужденная православным гневом толпа начисто смела всю слободу. Нет уж, я читал, на что способны религиозные фанатики... Уже на улице, где меня ожидал постоянный эскорт из двух рослых стрельцов, подошли еще двое. Оказывается, появились первые сведения об исчезнувшем после. Вроде бы сразу за городом, у реки, что-то обнаружили. Я отправил одного стрельца на поиски Еремеева, а сам с остальными пошел на указанное место. Получасом позже мы были на месте. Река здесь делала крутой поворот, берег был низким, обрывистым и заросшим старыми ивами. Действительно, у их корней, уходящих в воду, виднелись какие-то обрывки ткани. Стрельцы, поддерживая друг друга, умудрились вытащить эту улику - оторванный рукав от посольского камзола! Кто-то пытался упрятать концы в воду... - Берегись, сыскной воевода! - неожиданно заорал ближайший стрелец, толкая